С. Папков - Сталинский террор в Сибири. 1928-1941

• Название: Сталинский террор в Сибири. 1928-1941
• Автор: С. Папков
• Издательство: Издательство Сибирского отделения Российской Академии Наук
• Жанр: История
• Год: 1997

Настоящее издание представляет собой исследование характера и основных этапов репрессивной сталинской политики в условиях Сибири. Предпринята попытка восстановить обобщенную картину карательных действий большевистского режима в отношении различных групп населения и оппозиционных сил; исследуется процесс формирования системы ГУЛАга. Специальные разделы монографии посвящены анализу развития террора в Сибири в 1937–1940 гг.

Рецензенты: докт. ист. наук В.И. Исаев, докт. ист. наук И.С. Кузнецов.

---

Как только этап троцкистов в составе около 600 человек двинулся к пристани, в разных местах по сигналу запели «Вихри враждебные…». Песню подхватили сотни других голосов, и уже вся движущаяся через город колонна пела свой прощальный гимн. Начальник конвоя несколько раз приказывал прекратить пение, дважды останавливал этап, но люди продолжали петь. Пели «Вы жертвою пали», «Интернационал», «Варшавянку»… Пение прекратилось лишь с началом погрузки первой партии зэков на пароход «Кулу».

Была подана специальная баржа. На нее погрузили несколько сот заключенных и переправили на пароход. Но когда подошла баржа со второй партией, возник новый инцидент. С парохода стали кричать, чтобы остающиеся на барже не покидали ее. Вниз полетели узлы и чемоданы.

— Не грузитесь, — кричали с «Кулу», — нас хотят уничтожить, везя в скотских условиях. Всякий честный коммунист должен поддержать своих товарищей, которых уже начинают расстреливать!

И на барже и на пароходе толпа выкрикивала:

— Долой кровопийцу Сталина!

— Долой политическую жандармерию — НКВД!

— Да здравствует вождь мировой революции товарищ Троцкий!

Часть оппозиционеров рванулась к трапу, но была остановлена конвоем. Дальнейшую погрузку пришлось прекратить. Баржу с заключенными отвели в море и продержали там до утра.

На следующее утро на пароход прибыли краевой прокурор и начальник Приморского отдела НКВД. Прокурор попытался образумить протестующих и призвал их «не поддаваться на провокации». Получив от него обещание, что условия этапирования будут нормальными, заключенные разошлись по местам. Затем, хотя и с трудом, погрузились арестанты со второй баржи.

Но протест на этом не завершился. Он перешел в более спокойное русло. По инициативе Эльцина, Р.И. Сахновского, Я. Беленького, Полякова, С.Я. Кроля была составлена телеграмма протеста в ЦИК СССР с требованием предоставления политического статуса для заключенных оппозиционеров. Под ней подписалось примерно 300 человек. Эльцин призывал своих сторонников и в лагере не прекращать борьбы со Сталиным, а путем различных кампаний протеста добиваться улучшения быта и сплочения единства троцкистов.

Проплывая вдоль берегов Японии, оппозиционеры бросали в море бутылки с записками и призывами к «мировой общественности». Как сообщали свидетели, они выкрикивали при этом: «лучше японский фашизм, чем сталинская реакция»{277}.

Описание некоторых деталей этого необычного путешествия на Колыму приводит в своих воспоминаниях бывший узник Михаил Байтальский. Он пишет:

«Плывем…

На виду у японских берегов конвоиры на палубе снимают форменные фуражки, шинелью прикрывают винтовку и вплотную прижимаются спиной к мачтам и большим ящиками грузов на палубе. Почти весь этап на палубе. Уголовники и бытовики заперты в трюмах. Кормят неплохо, ни в чем нас, политических, не стесняют. Наше единственное начальство здесь — старостат…»{278}.

Но избежать своей трагической участи троцкисты уже не могли. Когда «Кулу» прибыл в Магадан, участники протеста еще пытались оказывать сопротивление при прохождении обыска, регистрации и карантина. Они даже организовали голодовку. Положение их однако было безнадежным. К тем, кто отказывался отправляться дальше по этапу в глубь Колымы, работники ГУЛАГа применили силу: сопротивлявшихся связали и отправили в лагпункты по назначению. Летом 1937 года их расстреляли как мятежников.

Так, шаг за шагом, устраняя одну за другой группы троцкистов и тех, кто имел с ними какие-либо связи, Сталин приближался к своей главной политической цели — уничтожению вожаков оппозиции через процедуру позорных и унизительных саморазоблачений и раскаяний на показательных процессах.

17 апреля в Новосибирске был арестован Н.И. Муралов, занимавший пост руководителя отдела рабочего снабжения в тресте Кузбассуголь{279}. Его поместили во внутреннюю тюрьму УНКВД и стали методично обрабатывать, добиваясь показаний на других деятелей оппозиции.

Арестовали также Вениамина Вегмана, одного из старейших большевиков, известного сибирского издателя и публициста, который, как выяснилось, через друзей посылал деньги в Алма-Ату Троцкому.

Следствие вели работники секретно-политического отдела УНКВД И.А. Жабрев, С.П. Попов и П.И. Сыч, а из Москвы их действиями руководил начальник 4-го (секретно-политического) отдела НКВД СССР Молчанов.

Что происходило в следственных камерах и подвалах УНКВД, узнать уже никогда не придется. Известно однако, что допросы Вегмана вскоре закончились трагически: подследственный внезапно скончался при невыясненных обстоятельствах (официально — от разрыва сердца). Существует также версия, распространявшаяся в среде работников управления НКВД, согласно которой Вегман был убит, поскольку прежде находился в дружбе с начальником УНКВД Каруцким{280}. Возможно, факт такой дружбы мог испортить важную репутацию.

Допросы Муратова, очевидно, проходили более гладко. После нескольких бесплодных попыток заставить арестованного пойти на поводу у следствия Жабрев и Попов смогли все же получить необходимые сведения о существовании в Сибири тайной организации троцкистов во главе с Муратовым и Раковским. Когда материалы, представленные на «организацию», оставалось лишь утвердить новому начальнику УНКВД, Каруцкому, неожиданно произошла заминка.

В.А. Каруцкий

Каруцкий повел себя не совсем обычно: он не стал подписывать материалов «по троцкистам», а в тот же день вызвал Жабрева и отчитал его за представленную «липу». По словам самого Жабрева, Каруцкий заявил: «Мы никакой контрреволюционной организации не имеем, и вы с Поповым надумали очередной номер»{281}.

После этого разговора Каруцкий был вызван в Москву. И вскоре его место в УНКВД занял В.М. Курский.

Перестановка в руководстве УНКВД летом 1936 года позволила повести дальнейшее следствие в нужном направлении. Курский сразу же внес важные коррективы в «дело троцкистов». Он потребовал, чтобы фигура Муралова вновь была в центре «организации». Затем в числе других он добавил еще и Дробниса, крупного хозяйственного работника, заместителя начальника строительства Кемеровского коксохимического комбината.

Намечалось таким образом новое, более серьезное «дело» с громкими именами, широкими «выходами» и возможными высокими наградами. Но случай со взрывом на шахте Кемеровского рудника в сентябре 1936 года внезапно изменил направление следствия и вывел НКВД на другой сценарий компрометации врагов партии, о котором речь пойдет ниже.

А в это время из недр сталинского аппарата на партию была обрушена дополнительная доза разоблачительной пропаганды.

29 июля 1936 года на свет появилось очередное закрытое письмо ЦК ВКП(б) — предвестник новых потрясений. Название письма звучало в зловещем тоне — «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока». Письмо почти полностью основывалось на «показаниях» арестованных лидеров оппозиции — Зиновьева, Каменева, Бакаева, Мрачковского и других, — которые, как утверждалось, «окончательно скатились в болото белогвардейщины, слились с самыми отъявленными и озлобленными врагами советской власти и превратились в организующую силу последышей разгромленных в СССР классов…»{282}. Письмо внушало мысль о том, что троцкисты и зиновьевцы, разочаровавшись в попытках победить в открытой борьбе, создали тайный блок и встали на путь террористической деятельности. Они убили Кирова, готовили покушения на остальных руководителей партии — Сталина, Ворошилова, Кагановича, Орджоникидзе, Жданова, Косиора, Постышева. В заключительной части письма Центральный Комитет еще раз призывал коммунистов к бдительности «на любом участке и во всякой обстановке».

Этому документу, как приказу к организации новых исключений из партии и новых арестов, придавалась некая секретность. В отличие от предыдущих закрытых писем, его содержание для большей части партии не оглашалось. С ним знакомили только членов бюро обкомов, горкомов и райкомов.

3 августа письмо ЦК ВКП(б) обсуждалось на заседании бюро Западно-Сибирского крайкома, где председательствовал Эйхе. По итогам обсуждения бюро приняло ряд постановлений общеполитического и организационного характера. Прежде всего бюро заявило, что оно «выражает единодушную волю всей краевой партийной организации и беспартийных трудящихся масс края, настаивает на немедленном предании суду Зиновьева, Каменева, Евдокимова, Бакаева, Смирнова И.Н., Мрачковского и других организаторов и участников троцкистско-зиновьевского террористического контрреволюционного блока и на применении ко всем им высшей меры наказания — расстрела.