С. Папков - Сталинский террор в Сибири. 1928-1941

• Название: Сталинский террор в Сибири. 1928-1941
• Автор: С. Папков
• Издательство: Издательство Сибирского отделения Российской Академии Наук
• Жанр: История
• Год: 1997

Настоящее издание представляет собой исследование характера и основных этапов репрессивной сталинской политики в условиях Сибири. Предпринята попытка восстановить обобщенную картину карательных действий большевистского режима в отношении различных групп населения и оппозиционных сил; исследуется процесс формирования системы ГУЛАга. Специальные разделы монографии посвящены анализу развития террора в Сибири в 1937–1940 гг.

Рецензенты: докт. ист. наук В.И. Исаев, докт. ист. наук И.С. Кузнецов.

---

Не дело большевиков почивать на лаврах и ротозействовать. Не благодушие нужно нам, а бдительность, настоящая большевистская революционная бдительность»{267}.

Сталинское подстрекательство стало поводом для новой встряски партии. В ходе обсуждения письма из ВКП(б) исключили десятки выявленных «троцкистов» и «зиновьевцев», которые, казалось, принесли недостаточно искренние покаяния за прошлое. Проработка бывших оппозиционеров шла нескончаемо. Газеты ежедневно поставляли сведения о партсобраниях, где прошлое каждого подозреваемого выворачивалось наизнанку для всеобщего поношения. Рушились карьеры, коверкались человеческие взаимоотношения и судьбы.

В феврале 1935 года в Сибирь стали прибывать большие группы ленинградцев — членов партии и беспартийных, — высланных после убийства Кирова. Среди них действительно было немало бывших сторонников оппозиции, занимавших при Зиновьеве ответственные партийные, хозяйственные и комсомольские посты, но большинство уже давно не участвовало в политике, и высылка их представляла собой обыкновенную месть Сталина за нанесенные ему в 1925–1927 годах обиды. По постановлению Политбюро из Ленинграда предполагалось выслать на Север Сибири и в Якутию 663 «зиновьевца»{268}.

Ленинградцев принимали во всех крупных городах Сибири: Омске, Новосибирске, Томске, Барнауле, Красноярске, Иркутске. Отсюда их чаще всего направляли еще дальше, в районные организации, где для них находилась работа по специальности.

Прибывшие представляли в основном партийную интеллигенцию. Тут были служащие госучреждений, преподаватели, хозяйственные и профсоюзные руководители среднего уровня, среди них находились и участники XIV съезда партии — делегаты мятежной ленинградской организации — М.А. Королева, И.А. Петрик, Н.П. Смирнов, С.Х. Субоч.

Секретарь ЦК ВКП(б) Н.И. Ежов, будущий руководитель НКВД, давал крайкомам и обкомам указание о том, как распорядиться новыми партийными кадрами:

«Командированных товарищей не рекомендуем направлять на партийную работу. Используйте их по своему усмотрению в зависимости от опыта каждого на хозяйственной (в промышленности, кооперации, торговле) или административно-советской работе.

Все командированные в прошлом активно участвовали в зиновьевской оппозиции. Хотя они давно уже отошли от оппозиции и из партии сейчас не исключены, все же их практическую работу необходимо иметь под постоянным наблюдением. (…)

Откомандирование этих товарищей из пределов края не может быть произведено без согласия ЦК ВКП(б) в каждом отдельном случае»{269}.

Иная судьба ожидала изгнанных из партии. Для этих жертв Сталин выбрал более суровую месть.

Собрав сотни зиновьевцев Ленинграда, секретная служба отправила их в политссылку под надзор своего аппарата в районы Восточной Сибири, где когда-то отбывал ссылку сам Сталин. В одном лишь Красноярском крае, главным образом в г. Енисейске, было сосредоточено 280 человек «зиновьевского актива». Это составляло примерно половину политссыльных, находящихся в крае{270}.

В середине 1935 года, в новом закрытом письме от 13 мая, ЦК ВКП(б) потребовал провести проверку партийных документов и очистить партию от засорения ее «враждебными элементами».

Проверка имела ряд принципиальных отличий от проходившей год назад чистки партии. Теперь были значительно повышены требования по части политической благонадежности коммунистов. Вводились особые категории для исключения по признакам социального происхождения, прежнего рода занятий, родства и проживания в прошлом за границей. Основной компрометирующий материал для разоблачений поставлял НКВД.

Одну из «троцкистских групп» из 7-ми человек арестовали опять на Кузнецком металлургическом заводе в г. Сталинске (Новокузнецк), но уже за связь с предыдущей группой.

Группа, обнаруженная в Анжеро-Судженске на шахте им. Кирова во главе с «троцкистом» Маштаковым, «выступала против стахановского движения, называя стахановские методы «тейлоризмом» и «фордизмом».

13 «шпионов» разоблачили в Кемерово. Это были иностранные рабочие, отказавшиеся принять советское подданство{271}.

Начальник секретно-политического отдела УНКВД по Западно-Сибирскому краю И.А.Жабрев информировал:

«В результате нашей агентурно-следственной работы за последнее время нами выявлены и переданы в распоряжение партийных организаций компрометирующие данные на 1543 человека (членов и кандидатов). Почти полная реализация этих данных в процессе проверки, несомненно, помогла парторганизациям разоблачить и очистить свои ряды…»{272}.

Когда проверка подошла к концу, партия не досчиталась 13–15 % своего состава. Многие были арестованы. Только в Западной Сибири по итогам проверки в тюремных камерах очутилось 805 человек{273}. В Красноярском крае — 460 человек{274}.

Но Сталин требовал большего. Его главный расчет заключался в том, чтобы опорочить оппозиционеров до такой степени, когда вся партия станет требовать их казни. А для этого ему нужно было представить своих поверженных противников опасными злодеями, вредителями и шпионами, публично дающими показания о своей антигосударственной деятельности.

Пока на самом верху разрабатывались сценарии открытых процессов, в районах Сибири аппарат НКВД продолжал громить «троцкистско-зиновьевское охвостье».

С начала 1936 года под карательные удары попали колонии ссыльных троцкистов и зиновьевцев. Для НКВД здесь имелось широкое поле деятельности: довольно быстро были оформлены дела о «контрреволюционных заговорах», а их «участников» стали готовить к отправке в северные лагеря. Спустя 4–5 месяцев прекратили свое существование колонии ссыльных в Красноярском крае (Абакан, Шира, Туруханск, Енисейск, Минусинск), Омской области (Тара) и в других районах Сибири.

Одновременно забирали и исключенных из партии «за троцкистскую деятельность». В Томске весной 1936 года горотдел НКВД арестовал несколько ответственных работников индустриального института за то, что они «вели контрреволюционную работу по объединению троцкистски настроенных лиц из числа бывших членов ВКП(б)»{275}. Летом 1936 года сотни ссыльных и арестованных троцкистов из Сибири, Казахстана и Средней Азии были этапом доставлены во Владивостокскую пересыльную тюрьму для последующей отправки на рудники Колымы. Свозили вместе и ветеранов, отсидевших по нескольку лет в изоляции в красноярской, карагандинской или алма-атинской ссылке, и новичков, арестованных совсем недавно, местом содержания которых был Мариинский распределитель. Судьба их считалась решенной.

Но дух троцкистов все еще не был сломлен. Бывшие коммунисты, называвшие себя истинными ленинцами, по-прежнему сохраняли ту сплоченность и решимость к сопротивлению, которые они пронесли через все годы своей беспомощной борьбы с режимом. Как ни странно, время, пережитое в советских тюрьмах и ссылке, не избавило их от иллюзий. Многие их поступки, как и раньше, питались уверенностью в крахе политики Сталина, и потому они упорно продолжали играть роль политических борцов.

Оказавшись вместе после нескольких лет разлуки, старые единомышленники предприняли очередную попытку организовать громкий тюремный протест в духе революционеров прошлого. Эта попытка оказалась для них последней{276}.

Целью выступление троцкистов был протест против отправки на Колыму.

На территории огромного пересыльного лагеря началась подготовительная работа. На одном из собраний сторонников был образован старостат. В него вошли известные в лагере оппозиционеры: Р.И. Сахновский, Майденберг, Барановский, Бодров, Саянский, Городецкий, Филиппов, С.Я. Кроль. Члены старостата и их помощники стали готовить товарищей к oбщему протесту. Один из свидетелей-заключенных, дававший впоследствии показания по делу о «троцкистском восстании», сообщал, что колеблющимся разъясняли:

«Нас отправляют на Колыму в грузовых трюмах… будем содержаться в невентилируемых трюмах, без выхода на палубу, питание будет из расчета штрафных голодных норм. Плаванье продлится в таких условиях 18–20 суток. Пусть нас вяжут и везут. У них людей не хватит, чтобы перевязать 600 человек…» Собрания и обсуждения требований добиваться статуса политзаключенных продолжались несколько дней.

5 июля, перед самой отправкой, когда стало известно, что заключенные готовы начать массовую голодовку протеста, в тюрьму прибыла администрация. Ее заверения в том, что условия этапирования и питания будут вполне приемлемыми для каждого, сыграли свою роль: большинство заключенных, несмотря на призывы своих лидеров, собрали вещи и вышли на транзитный двор. Вслед за ними подчинились и остальные.

Как только этап троцкистов в составе около 600 человек двинулся к пристани, в разных местах по сигналу запели «Вихри враждебные…». Песню подхватили сотни других голосов, и уже вся движущаяся через город колонна пела свой прощальный гимн. Начальник конвоя несколько раз приказывал прекратить пение, дважды останавливал этап, но люди продолжали петь. Пели «Вы жертвою пали», «Интернационал», «Варшавянку»… Пение прекратилось лишь с началом погрузки первой партии зэков на пароход «Кулу».