Владимир Лесин - Генерал Ермолов

• Название: Генерал Ермолов
• Автор: Владимир Лесин
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9533-5394-6

Генерал Алексей Петрович Ермолов — блистательный полководец, герой Отечественной войны 1812 года, успешный дипломат и суровый администратор. Его боготворили солдаты, им восхищались друзья и ненавидели враги, на него сделали ставку декабристы и… ошиблись. Он был человеком власти и порядка, но власть не доверяла ему. Почему? На этот и многие другие вопросы читатель найдет ответ в новой книге В.И. Лесина, представляющей собой самое полное на сегодняшний день жизнеописание этого выдающегося русского человека.

---

Во-первых, пользование здешними минеральными водами возвратит ему здоровье, и он, имея способность к изучению восточных языков, начав уже заниматься арабским, сможет здесь усовершенствовать свои познания.

Во-вторых, что почитаю я главнейшим предметом, вы, ваше сиятельство, со временем сможете поручить ему заведение школы восточных языков, на что не следует жалеть средств…

Не смею я испрашивать большого жалованья Грибоедову, как двести червонцев. И хотя лишается он двух третей того, что получал доселе, но к сему побуждает меня сравнение с прочими чиновниками, при мне служащими»{578}.

Ходатайство Ермолова было удовлетворено, и Александр Сергеевич прожил в Тифлисе до февраля 1823 года, впрочем, довольно часто разъезжая с Алексеем Петровичем по Кавказу.

* * *

Кюхельбекер прибыл в Тифлис раньше Ермолова. В ожидании генерала благодарный поэт сотворил в его честь стихи, наполненные чувством признательности за спасение:

Он гордо презрел клевету,
Он возвратил меня отчизне:
Ему я все мгновенья жизни
В восторге сладком посвящу…

Одним «ермоловцем» на Кавказе стало больше. Он прослужил под началом Ермолова менее полугода, но сумел оставить там заметный след.

Самым ярким первым впечатлением Кюхельбекера от пребывания в Грузии была его встреча с человеком, которого он знал еще в Петербурге, но не ожидал увидеть в Тифлисе. Вот что писал Вильгельм об этом сестре Юлии:

«Я встретил здесь своего милого петербургского знакомого — Грибоедова. Он был секретарем посольства в Персии; сломал себе руку и будет теперь в Тифлисе до выздоровления. Он очень талантливый поэт, и его творения в подлинном, чистом персидском стиле доставляют мне бесконечное наслаждение»{579}.

В это время А.С. Грибоедов работал в чисто русском стиле над комедией «Горе от ума», а В.К. Кюхельбекер славил греков, восставших против турецкого господства, и безуспешно уговаривал себя включиться в борьбу «народов и царей». Влияние первого на второго было столь велико, что на это обратил внимание А.А. Дельвиг, укорявший друга за «литературную измену»:

«Скучно только во сне говорить с Вильгельмом: поговорю на бумаге… Ах, Кюхельбекер, сколько перемен с тобою в два-три года! Но об них после. Сперва оправдай меня перед матушкой твоей. Меня Плетнев напугал, сказав, что она без слез не может встретить друзей твоих; что они напоминают ей твое положение, совсем невеселое, и я побоялся показаться ей. Я, некоторым образом, причина твоих неприятностей по несчастной моей рекомендации Нарышкину…

Мое положение скоро поправится; дай Бог, чтоб и твое поскорее пришло в прежнее состояние. Не теряй надежды на счастье, только ищи его не в Петербурге, — искание тщетное, поезжай в Москву и там, даст Бог, скоро увидимся. Скажу о себе, что я тот же Дельвиг, но менее ленив и менее весел.

Так и быть! Грибоедов соблазнил тебя: на его душе грех! Напиши ему и Шихматову проклятие, но прежними стихами, а не новыми. Плюнь и дунь, вытребуй от Плетнева старую тетрадь своих стихов, читай ее внимательнее и, по лучшим местам, учись слогу и обработке… Друзей любить знаю, а разлюбливать, хоть убей, не умею»{580}.

Грибоедов и Кюхельбекер жили на одной квартире. Не обремененные служебными поручениями, оба всецело отдавались творчеству, а по вечерам потчевали друг друга написанным за день. Александр Сергеевич, хотя и был отпетым циником, не без удовольствия, думаю, слушал адресованные ему стихи «К Ахатесу»:

Ахатес, Ахатес! ты слышишь ли глас,
Зовущий на битву, на подвиги нас?
Мой пламенный юноша, вспрянь!
О, друг, полетим на священную брань.
...
И в вольность и в славу, как я, ты влюблен,
Навеки со мною душой сопряжен!
Мы вместе помчимся туда,
Туда, где восходит свободы звезда…

Звезда свободы тогда «восходила» в Греции…

Впрочем, и Грибоедов не остался в долгу перед Кюхельбекером, вложив в образ Чацкого некоторые черты друга. Эти черты Тынянов нашел, например, в таких репликах своих героев:

Чацкий:
Я сам? не правда ли, смешон?
Софья:
Да! грозный взгляд, и резкий тон,
И этих в вас особенностей бездна,
А над собой гроза куда не бесполезна.
Чацкий:
Я странен, а не странен кто ж?
Тот, кто на всех глупцов похож…

Право же, кто был более смешон, чем Кюхля в Лицее? Или Кюхельбекер в тайном обществе, на следствии, на поселении? Да и среди родственников? В репликах Хлестовой и княгини абсолютно точно перечисляются все учебные заведения, в которых преподавал выпускник Александровского лицея Вильгельм Карлович:

Хлестова:

И впрямь с ума сойдешь от этих, от одних

От пансионов, школ, лицеев, как бишь их,

Да от ланкарточных взаимных обучений.

Княгиня:

Нет, в Петербурге институт

Пе-да-го-гический, так, кажется, зовут:

Там упражняются в расколах и в безверьи

Профессоры!

«Как бы ни увлекался Тынянов прямыми сопоставлениями Чацкий—Кюхельбекер, — пишет В.В. Кунина, — он неопровержимо прав в одном: пребывание Кюхельбекера в Тифлисе не прошло бесследно для великой комедии»{581}.

Не только Тынянов, но и Пушкин подметил, что Чацкий — ученик Грибоедова, «напитавшийся его мыслями, остротами и сатирическими замечаниями. Все, что говорит он, очень умно. Но кому говорит он все это? Фамусову? Скалозубу? На бале московским бабушкам? Молчалину? Это непростительно»{582}.

Смешно, не правда ли, смешно метать бисер?.. Точно так же, как Кюхельбекер перед следователями:

«Клянусь и обещаю воздержаться впредь от всяких дерзких мечтаний и суждений касательно дел государственных, ибо уверился, что я для сего слишком недальновиден…»{583}

Чаще всего Грибоедов потешал написанными сценами комедии своего восторженного друга, но иногда отзывался на просьбы и читал отрывки из нее в офицерском собрании. Однако о впечатлении, которое произвела она на генерала в это время, нам ничего не известно. Известно лишь, что Алексей Петрович сопоставлял Александра Сергеевича с Гавриилом Романовичем Державиным и находил, что оба они не способны ни на какие великие дела по службе{584}.

В офицерском собрании пили вино, шутили и злобствовали, чаще всего за глаза. Поэтому иногда случались дуэли. Не избежал ее и Кюхельбекер. Оскорбленный какими-то слухами, исходившими от родственника главнокомандующего Николая Николаевича Похвиснева, Вильгельм Карлович прилюдно отвесил ему звучную пощечину. Поединок закончился без крови, но нашему «ермоловцу» пришлось подать прошение об отставке по состоянию здоровья и спешно покинуть Тифлис. Алексей Петрович не стал портить ему и без того подмоченную репутацию и ограничился достаточно сдержанной характеристикой: «По краткости времени его пребывания здесь мало употребляем был в должности, и потому собственно по делам службы способности его неизведаны»{585}.

Во время продолжительного отсутствия Ермолова в его владениях стали назревать волнения. В связи с этим забот у главнокомандующего заметно прибавилось. Но об этом в следующей главе…

Глава двенадцатая. ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ НА КАВКАЗЕ

АММАЛАТ-БЕК

Алексей Петрович «умиротворил» уже несколько чеченских и дагестанских провинций, подчинив их своей власти не формально, как это было при его предшественниках, а фактически.

И только Султан-Ахмет-хан аварский по-прежнему чувствовал себя независимым правителем, хотя и лишился уже за измену и чина генерал-майора, и, что особенно неприятно, приличного содержания от русского правительства. С этим надо было как-то кончать. Но как? Очень просто: заставить его жить под постоянной угрозой низложения.

Ермолов нашёл среди родственников аварского хана молодого человека, которому по местным законам могли принадлежать права на управление Аварским ханством, пусть даже с оговоркой. Таким оказался Сурхай, сын Гебека, который после смерти брата, знаменитого Омар-хана, должен был получить власть вместе с женой покойного Гихили.

У вдовы Омар-хана, однако, были свои планы. Она приказала убить Гебека. Власть над Аварией получил Султан-Ахмед-бек мехтулинский. Ему и досталась коварная Гихили. Этим, однако, не завершились шекспировские страсти в горах Дагестана, но режиссёром их выступил наместник русского царя на Кавказе генерал Ермолов.

Сурхай, красивый и даровитый юноша, рождённый от неравного брака, казалось, не мог быть опасным соперником Султан-Ахмед-хану. Понимая это, он покинул родину и жил в Кюре, не принимая даже пассивного участия в борьбе за власть. Из небытия его вытащил генерал Ермолов, обещавший ему в случае успеха власть над Аварией, чин генерал-майора и пять тысяч рублей жалованья от русского правительства. Молодой человек согласился сыграть заглавную роль в этом очень ответственном и, скажу прямо, опасном для жизни политическом спектакле.