Владимир Лесин - Генерал Ермолов

• Название: Генерал Ермолов
• Автор: Владимир Лесин
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9533-5394-6

Генерал Алексей Петрович Ермолов — блистательный полководец, герой Отечественной войны 1812 года, успешный дипломат и суровый администратор. Его боготворили солдаты, им восхищались друзья и ненавидели враги, на него сделали ставку декабристы и… ошиблись. Он был человеком власти и порядка, но власть не доверяла ему. Почему? На этот и многие другие вопросы читатель найдет ответ в новой книге В.И. Лесина, представляющей собой самое полное на сегодняшний день жизнеописание этого выдающегося русского человека.

---

«А коль я приехал ни с чувствами наполеоновского шпиона, — иронизировал Алексей Петрович, — ни с прибыточными расчетами приказчика купечествующей нации, то и не согласился на красные чулки и прочие условия»{401}.

Долго думал Аббас, как поступить, выслушивал мудрейших своих советников и, наконец, решил принять миссию северного соседа не в комнатах, сидя на ковре, который «доселе не попирал ни один сапог», а во дворе дома, стоя на каменном помосте под полотняным навесом перед портретом престарелого своего родителя. Понятно: все это делалось впервые и якобы в знак особого уважения к русским. Ермолов принял такое объяснение и «замолчал о том до времени».

Наконец был назначен день аудиенции у Аббас-Мирзы. Послам пришлось пройти несколько узких и темных коридоров и грязных дворов, прежде чем они достигли каменного помоста, на котором возвышался человек в обычной одежде без всяких украшений, и только за поясом у него сверкал осыпанный алмазами кинжал. По левую сторону от него стояли три богато одетых мальчика. Конечно, можно было, хотя и трудно, не догадаться, что это наследник престола, но шедшие впереди дипломатов адъютанты принца начали поспешно снимать туфли и отпускать земные поклоны. Русские, не обращая внимания на сопровождающих, продолжали шествовать за своим командором.

«В сию минуту мы походили на военных людей, утомленных в знойное время дальним переходом, поспешающих на отдых под ставку маркитанта», — писал Алексей Петрович.

В середине двора отставшие адъютанты принца Аббаса догнали русских послов и снова склонили головы перед человеком, стоявшим под полотняным навесом шагах в шести от них. Ермолов же, как бы не замечая этого, спросил у сопровождающих:

— Господа, где же его высочество? — и только после указания снял шляпу, а за ним и вся его свита сделала то же.

Сделав несколько шагов вперёд, принц Аббас подал Ермолову руку. После обычных приветствий посол вручил ему царскую грамоту с выражением желания сохранить мир и дружбу с Персией и представил членов своей миссии. На этом, собственно, и окончилась аудиенция. В последующие дни наследник престола показывал русскому генералу свою конницу и артиллерию, приглашал в сад, устраивал фейерверки, занимал скучнейшими разговорами.

Персидская конница вызвала общее одобрение членов русской миссии. А вот артиллерия оказалась ниже всякой критики: из восемнадцати орудий было сделано по шесть выстрелов и все — мимо цели! Это, однако, отнюдь не смутило принца.

— Между прочим, ваше превосходительство, русские научили нас завести артиллерию, — сказал Аббас-Мирза.

— Мы научили вас, а вы показали пример другим: вот уже и туркмены просят завести у них артиллерию.

Чтобы понять смысл этой остроты Ермолова, скажу, что туркмены были злейшими врагами персов.

— К кому же обращались они с этой просьбой? — спросил принц Аббас-Мирза.

— Ко мне, естественно, — ответил Алексей Петрович и раскатисто рассмеялся, — а я перед отъездом к вам приказал заняться этим заступившему моё место начальнику.

После смотра войск и артиллерии его превосходительство был приглашён его высочеством на чай и шербет. Аббас-Мирза принял русского посла ажурной беседке в саду, из которой открывался прекрасный вид на город. По правилам персидского двора он не мог сидеть за одним столом с неверными. Исключение делалось для Ермолова, а он явился на прием почти со всей свитой. В результате принцу не удалось унизить русских и поддержать на высоте в глазах подданных представление о своём величии и могуществе.

Скоро раздосадованный Аббас-Мирза стал прощаться и хотел уехать из сада один. Ермолов разгадал его нехитрый замысел, дал знак своему ординарцу, и рядом с лошадью принца оказалась лошадь посла. Они покинули сад вместе.

Всё это раздражало персов, но они вынуждены были скрывать своё недовольство.

Однажды заспорили, чьё подданство предпочел бы народ мусульманских территорий, завоеванных Россией во время минувшей войны, имей он возможность выбирать. Наследник убеждал Ермолова, что, несомненно, его симпатии были бы на стороне Персии, ибо российский «образ правления… не сходствует с их нравами и их ожесточает».

— Сожалею, ваше высочество, что вы получили ложное представление о русском правлении… — парировал посол. — Не буду осуждать я персидское правительство, но думаю, и наше нельзя обвинить в том, что оно может кого-либо лишить чести, ибо законы связывают своеволие каждого, тогда как вы и честь отъемлете, и жизни лишаете по произволу.

У нас собственность каждого ограждена, и никто коснуться её не смеет, поскольку законы того не допускают.

У вас нет собственности, ибо имущество каждого принадлежит вам, лишь бы на то была воля ваша, хотя и неосновательная и пристрастная.

У нас нельзя тронуть волоса.

У вас ограждается от произвола один сильный, которого оскорбить опасно.

Я не думаю, что неограниченное самовластие могло быть привлекательным, не слышал, чтобы оно было залогом выгод народа{402}.

Вряд ли Алексей Петрович Ермолов, умнейший современник Михаила Михайловича Сперанского, не видел того, что видел сам великий реформатор, считавший отечественную политическую систему несомненной деспотией. Думаю, ничем другим такую позицию посла не объяснить, как необходимостью отстоять интересы империи на Кавказе. Впрочем, его политические взгляды довольно часто не совпадали с взглядами не только тех, кого до недавнего времени называли «представителями передовых кругов России», но и с позицией его друзей (Михаила Семеновича Воронцова, Дениса Васильевича Давыдова, Арсения Андреевича Закревского, Павла Дмитриевича Киселева, Ивана Васильевича Сабанеева), которых ныне считают не оппозицией его величеству, а оппозицией его величества{403}.

Его высочество принц Аббас окончательно отбил у Ермолова желание оставаться в Тавризе. Однако следовало дождаться сообщений из Тегерана, чтобы узнать о намерениях шаха…

Молодые русские офицеры посольства жили все вместе в одной большой палатке. К ним часто заходил Ермолов. В дневнике Николая Николаевича Муравьева есть такая запись: «Третьего дня Алексей Петрович пришел к нам в кибитку рано поутру, разбудил всех и пробыл у нас до самого вечера. Разговоры беспримерного сего человека наставительнее самых лучших книг. Мы заслушались и удивлялись необыкновенному уму и дару его»{404}.

Здесь, в русском посольском лагере близ Тавриза, возможно, был сделан самый первый шаг в оформлении кавказского сообщества «ермоловцев», как назвал ближайшее окружение генерала Вильгельм Карлович Кюхельбекер.

24 мая Ермолов получил известие, что шах Фетх-Али примет его в долине Султании, куда персидский двор переселялся из Тегерана, спасаясь от несносной летней жары. А это означало, что «настоящая фарса» только начинается. Принимая это сообщение из рук Мамед-Али-бека, Алексей Петрович рассказал ему о тайном надзоре, под которым находилось посольство со времени прибытия в Тавриз, и попросил передать великому визирю, что если и в последующие дни своего визита в Персию он столкнется с чем-то подобным, то сочтёт это за нарушение дружественных отношений и «начертает себе другой образ поведения»{405}.

Чтобы хоть как-то разрядить ситуацию, мирза Безюрг посоветовал принцу Аббасу отправить к русскому послу приглашение на загородную прогулку. Ермолов отказался, сославшись на плохое самочувствие.

— Передайте его высочеству мою благодарность за благосклонный прием и внимание, которое он оказывал нам, — сказал Ермолов адъютанту принца Аббаса, доставившему приглашение. — Я дождался бы облегчения от болезни, чтобы проститься с ним перед отъездом, но поскольку по прибытии сюда не был принят им приличным образом, а встретился случайно во дворе, что и за аудиенцию почесть нельзя, то не считаю себя обязанным прощаться с ним…

Советник принца Безюрг попытался оправдаться:

«Прием на дворе является самым убедительным доказательством уважения, которое наследный принц до сих пор никому не оказывал. Впрочем, прежде все посланники, принимаемые во дворце, надевали красные чулки»{406}.

Алексея Петровича прорвало:

— Я — не все. Я — посол великой державы, расположение которой доставляет Персии ощутимые преимущества. Если красные чулки могут служить основанием дружбы между двумя странами и без них обойтись невозможно, то прошу предупредить шаха, что я их не надену и буду у дороги ожидать ответа, ехать ли мне дальше на встречу с ним или возвращаться в Россию?

Столь резкое заявление вызвало неописуемый страх у Безюрга. Он понимал, что от Ермолова не укрылась его ненависть к русским и его мнение о нём, как «о величайшем из плутов». «Посол неизбежно обвинит меня в случае провала переговоров», — думал мирза и рисовал в воображении картины расправы с ним шаха.