Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2

• Название: История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2
• Автор: Джованни Казанова
• Жанр: Биографии и Мемуары

«Я прибыл в Анкону вечером 25 февраля 1744 года и остановился в лучшей гостинице города. Довольный своей комнатой, я сказал хозяину, что хочу заказать скоромное. Он ответил, что в пост христиане едят постное. Я ответил, что папа дал мне разрешение есть скоромное; он просил показать разрешение; я ответил, что разрешение было устное; он не хотел мне поверить; я назвал его дураком; он предложил остановиться где-нибудь в другом месте; это последнее неожиданное предложение хозяина меня озадачило. Я клянусь, я ругаюсь; и вот, появляется из комнаты важный персонаж и заявляет, что я неправ, желая есть скоромное, потому что в Анконе постная еда лучше, что я неправ, желая заставить хозяина верить мне на слово, что у меня есть разрешение, что я неправ, если получил такое разрешение в моем возрасте, что я неправ, не попросив письменного разрешения, что я неправ, наградив хозяина титулом дурака, поскольку тот волен не желать меня поселить у себя, и, наконец, я неправ, наделав столько шуму. Этот человек, который без спросу явился вмешиваться в мои дела и который вышел из своей комнаты единственно для того, чтобы заявить мне все эти мыслимые упреки, чуть не рассмешил меня…»

---

Выйдя от нее, я отправился к мадам Орио. Я явился для нее сюрпризом. Она, старый прокурор Роза и Нанет с Мартон при виде меня окаменели. Они показались мне похорошевшими за эти девять месяцев, историю которых они тщетно хотели услышать. История этих девяти месяцев не была такова, чтобы понравиться мадам Орио и ее племянницам: рассказав ее, я бы упал в их невинных душах; но это не помешало нам провести восхитительные три часа. Видя энтузиазм старой дамы, я сказал, что она может располагать мной все четыре или пять недель, что я должен оставаться в ожидании отплытия моего корабля, поселив меня у себя и предоставляя мне обед, но при условии, что я не буду ей в тягость. Она ответила, что была бы счастлива, если бы имела комнату, и Роза сказал, что она у нее есть, и в течение двух часов он берется ее меблировать. Это была комната, смежная с комнатами племянниц. Нанетт сказала, что в таком случае они с сестрой могли бы выселиться из комнаты и спать в кухне; на это я ответил, что, не желая причинять неудобство, я останусь в своей гостинице. Мадам Орио на это заметила племянницам, что им нет нужды переселяться, потому что они могут запираться.

— Им в этом нет необходимости, мадам, — сказал я с серьезным видом.

— Я знаю; но есть сплетники, которые что-нибудь подумают.

Я заставил ее принять пятнадцать цехинов, уверив, что богат и что я при этом выгадаю, потому что месяц в гостинице мне обойдется дороже. Я сказал, что отправлю к ней мой чемодан и с завтрашнего дня перееду к ней с ночлегом и с питанием. Я видел радость, проявившуюся на лицах моих маленьких женщин, которые восстановили свои права на мое сердце, несмотря на образ Терезы, который все время стоял перед моим внутренним взором.

На следующий день, отправив свой чемодан к мадам Орио, я отправился в военное бюро; но во избежание всяких неприятностей я пошел без кокарды. Майор Пелодоро бросился мне на шею, увидев меня в военной форме. Когда я сказал, что должен ехать в Константинополь, и что, несмотря на униформу, в которой он меня видит, я свободен, он сказал, что мне надо воспользоваться случаем отправиться в Константинополь вместе с байо, который должен отплывать на два месяца позже, и постараться при этом поступить на венецианскую службу.

Этот совет мне понравился. Военный Советник Республики, который был все тот же, что знал меня по прошлому году, увидев, узнал меня. Он сказал, что получил письмо из Болоньи, в котором говорится о дуэли, делающей мне честь, и что он знает, что я в ней не признаюсь. Он спросил, получил ли я отставку, уволившись с испанской службы, на что я ответил, что не могу получить отставку, потому что никогда не состоял на службе. Он спросил, как я смог попасть в Венецию, не пройдя карантин, на что я ответил, что для тех, кто едет из Мантуи, карантин не нужен. Он также посоветовал мне поступить на службу моей родины.

Выйдя из Дворца Дожей, я встретил под Прокурациями аббата Гримани, который сказал, что мой внезапный уход от него не понравился всем присутствовавшим.

— Испанскому офицеру также.

— Нет. Он, наоборот, сказал, что если это правда, что вы десять дней назад находились в испанской армии, вы правы, и, более того, он знает, что вы действительно там были, и он показал газету, в которой говорится о дуэли, и о том, что вы убили своего капитана. Это, действительно, басня.

— А кто вам сказал, что это басня?

— А это правда?

— Этого я не говорю; но это может быть правдой, как и то, что я был в испанской армии десять дней назад.

— Это невозможно, по крайней мере, если вы не нарушали санитарный кордон.

— Не было нарушения. Я публично пересек По в Ревере, и вот я здесь. Я рассержен и не могу больше появляться у Вашего преосвященства, по крайней мере до того, как персона, оскорбившая меня, не даст мне соответствующего удовлетворения. Я мог терпеть обиды, пока исполнял обет смирения, но сейчас я исполняю обеты чести.

— Вы неправы, говоря таким тоном. Тот, кто вас оскорбил — г-н Вальмарана, теперешний проведитор здравоохранения, который ответственен за то, чтобы переходы были закрыты и вы, соответственно, не могли бы быть здесь. Удовлетворение! Вы забыли, кто вы есть?

— Нет. Я знаю, что в прошлом году я мог сойти за труса, но сегодня я заставлю раскаяться любого, кто мной пренебрегает.

— Приходите ко мне обедать.

— Нет, потому что этот офицер об этом узнает.

— Он даже вас увидит, потому что обедает у нас каждый день.

— Очень хорошо. Я возьму вас арбитром в моем споре.

Обедая с Пелодоро и тремя или четырьмя офицерами, которые все вместе говорили, что я должен поступить на венецианскую службу, я решился. Молодой лейтенант, здоровье которого не позволяло ему отправиться в Левант, хотел продать свое место; он просил за него сто цехинов, но этого было недостаточно: необходимо было получить разрешение Советника . К вечеру я пошел к мадам Орио, где прекрасно устроился. После приличного супа я имел удовольствие увидеть племянниц, которых сама их тетя обязала прийти помочь мне обустроиться в моей комнате.

В первую ночь они обе легли со мной, и в последующие ночи они менялись, открывая задвижку на перегородке, через которую входила и выходила очередная возлюбленная. Мы проделывали это очень осторожно, не опасаясь сюрпризов. Наши двери закрывались, если тетя хотела нанести визит своим племянницам, у нас хватало времени подойти и закрыть задвижку; но этот визит в действительности ни разу не состоялся. Мадам Орио полагалась на наше благоразумие.

Два или три дня спустя аббат Гримани предоставил мне возможность переговорить в кафе Султана с г-ном Вальмарана, который сказал, что если бы он узнал, как можно обойти карантин, он бы ни за что не сказал, что то, что я рассказал, невозможно, и он был бы мне благодарен за такую инструкцию; таким образом, инцидент был улажен, и вплоть до моего отъезда я каждый день обедал у Гримани.

К концу месяца я поступил на службу Республики в звании прапорщика в полку Бала, который находился на Корфу. Тот, что вышел из службы и получил от меня сто цехинов, был лейтенант, но Военный Советник привел мне довод, что если я хочу поступить на службу, я должен адаптироваться. Он дал мне слово, что к концу года я продвинусь в звании до лейтенанта, и что сначала я получу отпуск, необходимый, чтобы ехать в Константинополь. Я согласился, потому что хотел пойти служить.

Монсеньор Пьетро Вендрамин, знаменитый сенатор, предоставил мне возможность путешествовать в Константинополь вместе с г-ном Венье, который туда направлялся в качестве Байо (полномочного посла). Монсеньор представил меня г-ну Венье, и тот предложил мне присоединиться к нему на Корфу, куда он прибудет, на месяц позже меня.

За несколько дней до отъезда я получил письмо от Терезы, которая сообщила мне новость, что герцог, который пригласил ее в Неаполь, лично сопровождал ее. Она мне сказала, что он стар; но даже если бы он был молод, мне не о чем было бы беспокоиться. Она мне сказала, что если я буду нуждаться в деньгах, я должен посылать векселя на ее имя и быть уверенным, что она их оплатит, даже если будет вынуждена продать все, что у нее есть.

На корабле, которым я должен был отправиться на Корфу, плыл также знатный венецианец, направлявшийся в Ксанту в качестве советника. Он имел весьма многочисленную свиту, и капитан корабля заверил меня, что, питаясь самостоятельно, я очень прогадаю; он посоветовал мне представиться этому сеньору и уверил, что тот пригласит меня к своему столу. Сеньора звали Антонио Долфин, по прозвищу Буцентавр. Ему дали имя этого великолепного корабля[9] из-за его вида и элегантной повадки.

Как только г-н Гримани узнал, что я взял каюту на том же корабле, на котором этот сеньор направляется на Ксанту, он не мог сдержать нетерпения, чтобы меня просветить и рассказать мне о чести и преимуществе есть за столом этого человека. Он мне сказал с самым любезным видом, что я доставлю ему удовольствие, пойдя с ним познакомиться с мадам, его женой, которая плывет вместе с ним. Я проделал это на следующий день и увидел очаровательную женщину, несколько на закате, но глухую. Мне не на что было надеяться. У нее имелась прелестная дочь, очень молодая, которую она оставляла в монастыре, и которая со временем стала знаменитой. Я полагаю, что она еще жива, вдова прокуратора Трон, фамилия которого теперь угасла.

Я не видел человека более красивого и лучше выглядящего, чем монсеньор Дольфин, отец этой дамы. Кроме того, он отличался выдающимся умом. Очень красноречивый, очень учтивый, прекрасный игрок, всегда проигрывавший, любимый всеми женщинами, которых добивался, всегда бесстрашный и ровный в счастье, или вопреки фортуне. Он путешествовал без разрешения, и, попав в немилость волей обстоятельств и из-за неблагодарности правительства, был приглашен на службу иностранными властями. Знатный венецианец не может совершить большего преступления; его вызвали и заставили вернуться в Венецию, где приговорили провести некоторое время в Пьомби.[10]