Виктор Ерофеев - Страшный суд. Пять рек жизни. Бог Х (сборник)

• Название: Страшный суд. Пять рек жизни. Бог Х (сборник)
• Автор: Виктор Ерофеев
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-386-03113-8

Виктор Ерофеев — автор и ведущий программы «Апокриф» на телеканале «Культура», лауреат премии Владимира Набокова, кавалер французского Ордена литературы и искусства, член Русского ПЕН-центра. В новый том собрания сочинений Виктора Ерофеева вошли сборники рассказов и эссе «Страшный суд», «Пять рек жизни» и «Бог Х.». Написанные в разные годы, эти язвительные, а порой очень горькие миниатюры дают панорамный охват жизни нашей страны. Жизни, в которой главные слова — о женщинах, Сталине, водке, красоте, о нас самих — до сих пор не сказаны.

---

Бурная северокавказская растительность по русским меркам была явно излишней — правда, я пушистая? — меня называют пушистик — называй меня пушистик — пушистик, несмело вымолвил Сисин — пошла ты на хуй! — он сел в машину и уехал, бешено переживая — он видел, как она потопала по темному тротуару в сапогах, неся в руке пластмассовую сумку с маленькими вечерними туфлями — подошел ли к ней через минуту Ломоносов? — трахались ли они в ту ночь? — Манька все отрицала — между ними установились спортивные отношения — но Сисин удачно использовал свои сказки для ее кончания с тем, чтобы создавать некоторые туманности — они нужны были ему на случай, если Манька с кем-то трахается, чтобы не слишком больно вышло — создать систему обороны на случай провала — все равно получалось больно — Сисин дал слово не звонить больше никогда — ее мытые волосы в самом деле были пушистыми, но стоило им зажирниться, как было видно, что их немало повылезло — почему? — из-за нервов — все это, объединившись, тормознуло Сисина — почему он настойчиво к этому возвращается? — ну, была любовница, ну, вероломная, ну, блядь — зачем лезть в бутылку? — а он полез! — вас задевает, что я голосую за коммунистов? — спросила Фортуната — итальянские коммунисты всегда были сами по себе — уклончиво ответил Сисин — Маркс родился слишком рано — сказал Туро — человечество должно подрасти и созреть, чтобы понять его идеи — он человек XXI века — кацо! Мадонна миа! — Фредерик зашел в булочную погреться — под ногами была грязь — из опилок — земли — прочей срани — свиньи — думал Фредерик — не умеют работать — умеют только гадить — никогда больше не приеду — она позвонила ему на следующий день — с извинениями — Сисин решил простить Маньку с особыми почестями — он подстригся наголо, надел лучший костюм, вставил в глаз монокль и купил арбуз — для процедуры прощения он прихватил с собой Никифора — они вошли в ее полутемную квартирку — ты чего это? — обомлела Манька, взглянув на него — не обращай внимания — небрежно сказал Сисин, снимая лайковые перчатки — это простопреображение — какое еще преображение? — не поняла Манька — давай все по порядку — предложил Сисин — Сисин взял у Никифора авоську с астраханским арбузом и торжественно передал его Маньке — знакомься: Никифор — да мы знакомы! — Никифор кратко хохотнул — не угостишь ли ты нас чаем? — арбуз сохраним на потом— в комнате возле кровати горел ночник — сели пить чай — Манька с удивлением смотрела на него — съев лимон, Сисин сказал — вы читали историю телесных наказаний в России? — они не читали — это неважно — сказал Сисин — что такое сто баксов? — ужин — а в России — он вышел из «Интуриста» — парфюмер вышел, запихивая во внутренние карманы пиджака местные деньги — к нему подошла женщина с ребенком — неизвестного возраста — в косынке — что-то непонятное по-русски — протянула руку — Туро вынул толстую пачку — она упала на колени — принялась целовать руки — другие нищие сбежались — давал направо и налево — они кланялись, ползали перед ним на коленях — я бы взял вместе Ленина с Марксом и выдавил их, как два апельсина! — почему ты не уезжаешь? — не понял Туро — в России продовольствия осталось на девятнадцать дней — Кэрин с выверенными ужимками, не выходя за границы званого ужина, громко заговорила без всякого волнения в голосе: — не смейте при мне поносить Америку — что вы о ней знаете? — вы туда ездите туристами на три дня — верно! — сказал финансовый директор из Парижа — какие пространства! — я ехал на машине по пустыне и слушал блюзы — что Франция? — ни одного сантиметра земли, на которую бы не ступила нога человека — или ваша Сибирь — кивнул он в сторону Сисина — там у вас правят деньги — если вы из Бруклина — всю жизнь мечтаю сесть в поезд и проехаться по Транссибирской магистрали — с вами не станет говорить ни один уважающий себя манхэттенец — Сисин веско сказал: — вы делаете глобальные выводы на основании провинциальных примеров — гости принесли с собой торт из кондитерской, с грецкими орехами и миндалем — о внутренней политике они заспорили по-итальянски — Сисин тихо вышел из-за стола и ушел в дальнюю комнату читать христианскую литературу — в комнате было нетоплено — Манька, сказал Сисин, я пришел тебя простить — Манька нервно посмотрела на него — я придумал тебе наказание — ты серьезно? — спросила она, закуривая и щурясь — вам попадались комиксы Спиридонова? — старый итальянский издатель делился скучвмешалась самая классная переводчица — правда, гадость? — другой торт был с клубникой, ежевикой, бананом и киви — но уже не лезло — скучными воспоминаниями о детстве при фашизме — террорист забыл выключить фары — ходил — искал — жена-чешка — с большими белыми пуговицами — очень просто — Сисин увидел под столом пустую бутылку из-под шампанского — а вот и вещественное доказательство — просиял он, поднимая бутылку — дай сюда! — дернулась Манька — дурак! бредишь! — он бредит— обернулась она к Никифору — Сисин крутил в руках бутылку, ища ресторанный штамп — штамп был, но какой-то совсем неразборчивый — Сисин внимательно рассмотрел его в монокль — ладно — сказал он, отставив бутыль — раз виновата, будешь наказана — дай мне докурить — она докурила и сразу закурила новую — мы так никогда не начнем — сказал Сисин — он сидел, провалившись в неудобном ярко-зеленом кресле, с моноклем в глазу — так долго он никогда не сидел у Маньки в кресле — кухня — чай — ванна — мыть хуй — она мыла ему хуй — очень старательно — бегемот— промокала осторожно полотенцем — они трахались перед зеркалом — подкладывали зеркальца под Манькину попу — бегемот— внимательно разглядывали яйца — по самые яйца — ебля — домой — любовь — в Италии очень любят рассуждать о любви — такое неудобное кресло — Сашенька сказала мне, что итальянцы в этом смысле молодцы — мы так никогда не начнем — он встал с кресла и вытащил пояс из брюк — при нем? — при свидетеле — наказывают при свидетелях — это экзекуция — Манька колебалась — почуяв недоброе, Никифор вспотел, провонял и забеспокоился — меня ждут дела! — подождут — сказал Сисин — ложись на живот — скомандовал он — наказание за удавшуюся попытку блядства — объяснил он вонючке — Манька легла на диван животом вниз и стала притворно хныкать — как всегда, на ней были джинсы — ну и что теперь? — сказала она, обернувшись к Сисину — снимай штаны — ответил Сисин — Манька живо вскочила — лицо ее было в бешенстве — ты что, с ума сошел? — кончай этот цирк! — я пойду — сказал вонючка — ну вас! — сиди! — рявкнул Сисин — блядство наказуемо — с чего вы взяли? — неподдельно удивился Никифор — не умничай — сказал Сисин — я знаю, что говорю — Сисин использовал Никифора на подсобных работах — вонючка опустился в кресло — Манька воспользовалась паузой, чтобы взять сигарету — хватит курить — сказал Сисин — Манька с новым удивлением смотрела на него — ты, по-моему, забываешься — ты у меня дома — а не пошли бы вы, ребята, вон — хорошо — сказал Сисин — до свидания — он стал заправлять ремень — Ирма выскочила из комнаты — они столкнулись в коридоре — она была голая — со своими слабыми сиськами — она нацепила очки-слепаки — ну — закричала она с надрывом — ты же любишь блядей! — пошли ебаться — она ущипнула Сисина за хуй через штаны — ну, давай ебаться! давай! — Сисина охватило отчаяние — он не знал, куда деться — пошли на ковер — кричала Ирма с надрывом — пошли сниматься на видео — ты же любишь блядей! — ты же любишь блядей! — ну давай — в модных парижских очках, с перекошенным лицом, голая, отощавшая от переживаний, она была страшна, как сплошной укор — Сисин взмолился: — успокойся! — она похитила кассету из сумки — Сисин любил внимательно рассматривать раскрытые промежности как женщин, так и мужчин — он никогда об этом не говорил — он не любил говорить об этом — он не любил мужские разговоры о сексе — он не любил слово «секс» — в модных парижских очках-слепаках она ухватила его за хуй — было больно, но еще больше, чем больно, было страшно за свою жизнь — я знаю, чтотебя возбуждает! — она принялась танцевать в коридоре — она дергалась и кружилась — никогда в жизни Сисин не видел такого ужаса — униженная, раздавленная Ирма, обнаружившая кассету, на которой Сисин ебется с Бормотухой — причем, для естественности — еще не сведя Бормотуху с Рыжим Крокодилом — не зная до конца ее наклонностей — она обожала дрочиться — она яростно дрочилась — так, что пена выступала — вся пизда была в пене — она это делала с таким удовольствием, что теряла человеческий облик — для естественности ничего Бормотухе не сказал — применил прием скрытой камеры — устроил себе развлечение — он выступал в халате — под халатом были трусы — он постелил плед — тот самый, желто-коричневый, под который пряталась Манька в момент их примирения на даче — ложился на пол — так удобней снимать — камера закутана в его тряпки — которые валялись — в живописном беспорядке — на рабочем кресле — камера видела ноги Бормотухи — голые — она раздевалась вне фокуса — Сисин устроил себе развлечение — пусть делают, что хотят — только чтобы не дома — Сисин делал дома— пока Ирма была на работе — Сисин кинул на плед подушку — Сисин включил камеру — проверил, светится ли красный огонек — и прикрыл его — пока Бормотуха подмывалась в ванной — она выходила из ванной в трусиках — Сисин следил, хотя и не очень строго, чтобы Бормотуха не вытиралась полотенцем Ирмы — он обожал ебаться с Бормотухой в ванной — у него тогда стоял как никогда — никогда ни с Манькой, ни с Ирмой — у Бормотухи попа внутри была красной — в смысле: сама ложбина — красной-прекрасной — но без волос — чистая — они укладывались на плед — японская камера с ленивым бесстрастием снимала голую Бормотуху — ноги ее — пизду — сиськи — невнятно лицо — Бормотуха была подслеповата — она бы никогда не увидела камеры — в ней была удивительная стеснительность — застенчивость прямо подростковая — с совершенно сбесившейся волей к ебле — она была создана только для этого — она знала это — с ней было страшно — они принимались целоваться — потом Сисин направлял ее руку к себе в халат — Бормотуха неспешно развязывала халат — залезала Сисину в трусы — вынимала вздувшийся член — Манькиного бегемота— Туро с маленьким лбом — волосатый — богатый — пятнадцать лет вращается вокруг света — он пошлепал в качестве приветствия Сисина по лицу — итальянское приветствие не понравилось Сисину — Сисин понимал, что в ответ он так не пошлепает этого Туро — Манькин бегемотвылезал из трусов — где-то неподалеку в Москве жила Манька — они еще не вступили в период постотношений — она еще не познакомилась с Ломоносовым — или вот-вот познакомилась — и с отвращением читая жизнь свою — Сисину пришло в голову, что он едва ли достоин быть Внуком — но последние станут первыми — знал Сисин — да — Бормотуха начинала мять бегемота — бегемот медленно оживлялся — Сисина возбуждала скрытая камера — он боялся быстро кончить и потому тормозил бегемота — что, наверное, было не совсем хорошо для здоровья и для потенции — Сисин снимал халат — снимал трусы — поворачивался к Бормотухе жопой — та начинала сосать — а Сисин раздвигал ей ноги для камеры — раскрывал пизду и любовался — хлебом не корми — раскрывал пизду — наизнанку — выворачивал — вот клитор — вот еще не совсем раскрывшаяся дыра — Сисин скрывал от всех название своей книги — первоначально он назвал ее Век Пизды— затем сократил до двух букв — ему пришло в голову мультиназвание— однажды приснилось Время Презрения — к делу не относящееся — и он бегал с ним — пока не понял, что оно давно у Мальро — наплевать на Мальро — он полистал это французское «Время Презрения» — говно, кроме названия — в муке заломив руки, он сказал голой Ирме: — ну что ты от меня хочешь? — что ты хочешь от человека, который написал ВП! — у меня пизда имеет не символическое значение, но реальную власть — еще никуда не съездив, я творчески угадал, что Запад силен именно пиздой — это его последнее горючее — прости меня, родная, если можешь — я больше так не буду — обещаю! — честное слово! — я еще тогда, когда помер этот мудак Лев Семенович — дело в том, что тогда на даче — открылось это — пропусканиеперед сном — вообще, если расслабить мозг, обмануть его бдительность, начинается пропускание— лучшего слова я не придумал — пропускаетсято, что не должно пропускаться — психушка обострила переживание скорее унижением, чем оскорблением — что можно сделать за один день? — Жуков приехал с рыдающей Ирмой — они ворвались в кабинет замдиректорши — холеной гадины — Жуков от волнения покраснел и взмок — отпустите Сисина! — он болен — сказала холеная гадина — уже вовсю были перемены — историческиСисин стал последней жертвой тоталитаризма, вдогонку наказанный за Век Пизды— как ваша фамилия? — прошипел Жуков — завтра о вас узнает весь мир — каким образом? — посредством радио! — прекратите мне угрожать! — довольно спокойно сказала врачиха, с ненавистью глядя на Жукова — Ирма молча плакала — Жуков сказал: — завтра сюда придет делегация хорошо известных всей России людей — врачиха сняла трубку: — Надежда Петровна, как вы там? — та привычно заохала — Надежда Петровна, примите посетителей — да вы что, у меня рабочий день закончился! — донеслось из плохого селектора — замдиректорша перешла на крик: — я сказала, примите посетителей! — лысый санитар отпер дверь в духоту коридора — Жуков, не глядя на дегенератов, вошел в кабинет — Ирма молча плакала — Надежда Петровна, сказал Жуков вместо приветствия, вы любите поэзию Пастернака? — да — чуть задумавшись, сказала завотделением — ну, тогда мы найдем общий язык — повеселел Жуков — он приехал на «запорожце» без печки — в такой машине только трупы возить — заметил Сисин, когда Жуков вез его домой — можно его увидеть? — спросила Ирма — Сисина ввели в кабинет — приветствую вас, господа! — сказал Сисин — он торжественно пожал руку Жукову и своей жене Ирме — ну, как погода? — Жуков замер — Ирма стала плакать навзрыд — мы приехали забрать тебя домой — домой так домой — согласился Сисин — кололи? — спросил Жуков — нет — сказала Надежда Петровна — тебя кололи? — разволновался Жуков — меня купали — ответил Сисин — как купали? — в ванне — он едет с нами домой — это невозможно — сказала Надежда Петровна — но Бормотуха классно лизала — она была куда сильнее Маньки — это был ас — она не была ни нежная дура, ни влюбленная засранка — ее влекла безошибочная интуиция — она была овеществленным титулом— Сисин это понял и задумался — жаль, кассета пропала — если пропала — Ирма могла и спрятать куда — для последнего сведения жизненных счетов — бедная, она не выдержала — она обращалась с хуем точно — Манька никогда так и не научилась — близко не подошла — но, как все женщины, считала себя высшим классом — кто признается в том, что глуп или плохо ебется? — нет — Жуков сказал: — хорошо, тогда мы будем в двенадцать — только с условием: — не колоть! — приехал с Пастернаком — в час его отпустили — они шли по двору больницы — Сисин рассказывал оживленно о том, что в палате их было двадцать три — один выдавал себя за Горбачева — Жуков обиженно слушал — друг даже не обнял его — не сказал спасибо! — сволочь такая! — Ирма позвонила ему под вечер: — Женьку взяли! — Жуков все бросил, сел в «запорожец» — приехал — примчался — запахнувшись в тулуп — по морозу — без печки! — кричал на врачей — Ирма плакала — Горбачев! — сволочь такая! — напоследок заведующая отделением сказала Ирме: — вот таблетки — пусть принимает — пусть покажется через полгода — им навстречу шла колонна сумасшедших женщин в серых халатах — Сисин раскрыл промежность и любовался — он достал откуда-то из-под жопы руку Бормотухи и направил ее к пизде — это был восхитительный момент, от которого у Сисина захватывало дух — рука подкрадывалась к лобку — поглаживала лобок, как детскую головку — он разворачивал Бормотуху жопой прямо в камеру — ставил раком — она ручками раздвигала себе жопу — Сисин рядышком — он направлял ее пальцы — средний смело входил прямо в жопу — она начинала — румянясь, но не постанывая — Сисин не очень любил ноющих в ебле баб — хотя тоже ничего — вся промежность была видна на экране во весь рост — тогда Сисин ее снова переворачивал, насладившись — на кассете звонит звонок — Сисин берет трубку — звонила Ирма — Сисин на коленях — Бормотуха под ним — ее лицо — Сисин старается говорить спокойно — на экране выставлено время — 14.48 — более-менее получается — но у него падает хуй — опускается — он берет голову Бормотухи свободной рукой — он надевает ее на член — Бормотуха сосет — она дело знает — он разговаривает — камера молча снимает — да — заеду — сдам занавеси в стирку — обязательно — надо уважать Ирму — с некоторых пор она подозрительна — не нужно попусту волновать — она придет вовремя — нет — я подъеду — Бормотуха сладко трогает яйца — она объявила ему, что поступила в институт — как же ты поступила? — он прислушался к объяснению — потому что Бормотуха может произносить слова только невнятно — ничего не понятно — а иначе не может вовсе — она нашла себе бывшего соцреалиста — тот, естественно, ее выеб — но не понял — и больше не еб — только очень редко — но не только выеб — привел к жене — и они вместе выебли Бормотуху на брачной кровати — взяли и выебли — соцреалисты — а Бормотуха выебла их — все остались довольны — после этого она поступила в институт — на все пятерки — более глупой бабы Сисин не знал — животное — Сисин завидовал соцреалисту — которого как-то встретил — на концерте — с его женой из Академического хора — как они дружно живут! — он пришел — радостно: знаешь, милая — у меня для тебя подарок — очень приятная — хочу! хочу! — покушали — полизали — выебли — поступила — мечта! — без всякой иронии думал Сисин — а у меня тут под ногами кромешный ад — и дали бы Сисину эту мечту — со всей ответственностью утверждал Жуков — никогда бы он не стал покушаться — уничтожить все юманитэ— правда, не в газовой камере — а безболезненно и молниеносно — как обещали — и он колебался — значит, все дело в приволжской немке? — Жуков не верил, но стало больно за Россию, и он попросил: — помоги — не спаси — помоги — чтобы не было плохо родимой стране — а для Сисина — ему плевать — он их всех уничтожить собрался — потому что вместо того, чтобы его жена сказала: — милый, дай мне девочку полизать — найди новую — а если можно — тогда не хочется — это как в Париже ходить по кино— не хочется — и пронесло бы — и было бы семейное счастье — а тут ночью — в коридоре — в очках-слепаках Ирма голая, страшная, с кривой мордой — пляшет — чуждая идеология — она уверена, что права, что истина за ней — для нее еще не настал Век Пизды — она еще в чугунном— с паровозами — занавеси — да-да — Сисин вешает трубку — обязательно занавеси.