Виктор Ерофеев - Страшный суд. Пять рек жизни. Бог Х (сборник)

• Название: Страшный суд. Пять рек жизни. Бог Х (сборник)
• Автор: Виктор Ерофеев
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-386-03113-8

Виктор Ерофеев — автор и ведущий программы «Апокриф» на телеканале «Культура», лауреат премии Владимира Набокова, кавалер французского Ордена литературы и искусства, член Русского ПЕН-центра. В новый том собрания сочинений Виктора Ерофеева вошли сборники рассказов и эссе «Страшный суд», «Пять рек жизни» и «Бог Х.». Написанные в разные годы, эти язвительные, а порой очень горькие миниатюры дают панорамный охват жизни нашей страны. Жизни, в которой главные слова — о женщинах, Сталине, водке, красоте, о нас самих — до сих пор не сказаны.

---

Какой еще аргумент привести, чтобы заставить сукиного сына спасти Россию? — это был бы сильный помощник! — мы бы им всем показали! — не сказать ли о нем бородатым? — мир лежал бы у наших ног! — Жуков знал в душе, что такой аргумент существует в природе, но не мог его обнаружить — что еще сделал Сисин в жизни? — что вспомнит он, когда Жуков достанет пистолет и выстрелит ему в лицо? — что вспомнит? — встречу на Гавайях? — довольно безвкусное место встречи — на Гавайях! — организованную через подставных лиц — почему его отправили на рыбалку? — словно хотели проверить — но что? — везение? — выдержку? — его так укачало — едва не блевал — они кричали ему что-то по-английски — подавали какие-то рыбные команды — он хотел их запомнить и забыл — зачем ему рыбные команды? — если он не ловит рыбу — тем более по-английски — почему он отказался от Сары? — смотрели бы, взявшись за руки, с иронией на юманитэ— они были бы сильной командой — и твой капризный нью-йоркский рот мне положительно нравился — Сара была невыносимо требовательна с официантами — вплоть до садизма — придирчиво допрашивала их о меню — не верила — переспрашивала — радовалась каждой их оплошности, чтобы поиздеваться — пробовала вино — гнала их менять бутылку — приносили новое — она пробовала — нюхала пробку — морщилась — опять не то — прибегал метрдотель — она требовала свечей — требовала дожарить мясо — подогреть гарнир — сменить скатерть — передвинуть стол — унести цветы — принести цветы — была всегда недовольна расположением стола — то дует — то душно — то качается — мсье, вы можетесделать так, чтобы стол не качался? — особенно она свирепствовала в Париже — хотя везде была сволочью — официанты едва сдерживались, чтобы не наорать на нее — как же она вела себя war correspondent’ом в горячих точках? — тоже капризничала? — мы ездили с ней только по холодным — она трясла официантов — в душе я был на их стороне — мы почти перемигивались во время ее концертов — сука! — мы объели весь Париж — в нем можно только жрать — жрать и срать — все остальное там сдохло — все кончилось — казалось, еще вчера там была хоть какая-то агония — забавные подергивания — теперь там гроб стоит — поперек Сены — подсвеченный голубым неоном — они перестали ходить по парижским гостям — блядь, говно! — сколько можно, блядь, не могу! — ну их всех на хуй! — сначала ходили, взявшись за руки — они были красивой парой — возможно, это не входило в планы голосов— во всяком случае, Сисин позабыл на какое-то время про Папашу — вообще, он его стеснялся — у него было какое-то неприятное чувство — пока ему не напомнили в Амстердаме — вроде бы это именно они организовали успех — для ВП— Сисин не хотел в это верить — но Сара была с дурным характером — любила командовать ассистентами, секретарями — дорого и некрасиво одевалась — над ней даже посмеивались — попа у нее была толстой — белье с выкрутасами — вообще в ней было что-то не слишком привлекательное — она была вынуждена его дрочить — и мазать маслами — но он бы мог — нет.

Почему его послали на рыбалку? — зачем он выловил эту дуру-рыбу весом в сто кило? — почему его обокрали, когда он смотрел рыб и дельфинов и каких-то особых кито-дельфинов? — кому это было нужно? — что он вспомнит? — ярость законопослушной Ирмы? — встречу с Папашей на берегу океана? — возле вулкана, где текли горячие ручьи, и рыба жарилась сама по себе, и ананасы были самые сладкие в мире — что он вспомнит? — Маньку? — которую он потерял — остроумные ответы? — успех? — что такое успех? — беспокойство, когда не узнают — беспокойство, когда пристают — и радость, когда смущаются — Сисин вернулся из ресторана задумавшийся — он пообедал с актрисой Грушевой — Грушева сообщила ему, что крики и вопли уже не проходят — публика выходит из зала в самый патетический момент — как ты права! — у них были дружеские отношения — красивые, сердечные — и сексом больше никого не удивишь, добавила она — вот именно — согласился Сисин — наступает большой перелом — в моду входят чистота и большие, стильно обставленные квартиры — это уже надолго — за обедом Сисин пил «Нарзан» — Грушева пила «Пепси» — Сисин решил не откладывать — все люди, без исключения, лишние — в Америке, сказал Сисин, со мной стряслась вполне прустовская история — в чем не прав Пруст? — жизнь не архитектурна — можно ли, например, описывая ее, прибегать к архитектурным приемам? — Сисин, родной мой, ну почему бы тебе не оставаться таким умным, таким обаятельным? — почему ты берешь на себя несвойственные тебе функции? — ведь ты не судья — тебе всегда претила эта роль — мы биографические обломки — мы библиографические останки — мы останки Божественного проекта — мы затянувшееся кораблекрушение — я люблю своего Папашу, но сыновья идут своим путем — Дед ввел закон — Папаша— благодать — все это почти что на уровне спиридоновских комиксов! — в конце концов, семья — это прежде всего уют — что делать, если мне достался стул с тремя ножками? — свернув с трассы, он не встретил больше ни одной встречной машины — выехав из города, он увидел луну и обрадовался — когда Манька научилась кончать от сисинской руки, она все равно больше одного раза не кончала — может быть, это спасло их отношения, сделало многолетними — Бог весть, к чему бы их привели послетрахательные спокойные разговоры — конечно, это было не так, как с Воркутой в Бобуре — Сисин бродил, выбирая обложку для книги — от авангарда тошнило — Воркута была согласна на все — у нее был свой смертный грех — апатия — он развивался — ей нечего было сказать — просто хватало американской правдивости не строить из себя непонятно что — но как же они любят хвастаться, американки — как они любят показать, что они при деле — что заняты, что у них работы по горло — как они ждут, чтобы их похвалили — Манька яростно сопротивлялась — Манька-ржавчина, если бы она не сопротивлялась мне с самого начала, я бы проскочил мимо нее — не осталось ни одной компрометирующей фотографии — приехав на смотрины к сестричкам, Сисин даже приуныл — зря тащился! — она была удивительно нефотогенична — это было где-то на выселках, в самом конце шоссе Энтузиастов — в новых домах — потом они еще раз туда заехали — одна из сестричек привела своего хахаля-алкоголика — они сидели, пили пиво с осадком, заедали тухлой колбасой — сославшись на то, что он за рулем, Сисин пива не пил — он с отвращением наблюдал за Манькой, жрущей тухлую колбасу — ты не ела бы эту гадость — сказал он, когда они спускались в лифте — у меня менструация — между нами нет менструации! — с неожиданным вдохновением сказал Сисин — крылатые слова решили исход встречи.

Небесный шпион [21]

Но еще хуже Индия — не страна, а суп с мочой — я ходила в храмах босиком — ступни стали черными, как в саже — Сашенька улыбнулась — что касается мелкой заносчивости индусов, почти неотличимой от обидчивости, то нужно иметь большую выдержку, чтобы не раздражаться — кто умеет работать, так это китайцы — те работают даже при коммунизме — my husband is a very very important person [22]— прямо так и заявила — Сисин принял к сведению — здесь так скучно, так скучно! — весело жаловалась Сашенька — Артуро, но я зову его Туро— создатель духов, коллекционер антиквариата — ради меня развелся с женой — по выходным дням мы живем в старом Бергамо в палаццо на старой площади — но даже с богатыми скучно — так не хватает Москвы — я здесь пять лет — итальянцы не любят чужих проблем — они дипломатично устраняются — японцы? — они меня не turn up [23]— русских у меня давным-давно не было — Сашенька примеряла юбки, бегая по складу в черных колготках — и никогда не чокайся с японцами по-итальянски— о-чинь-чинь, если я правильно произношу, у них значит мужской орган — итальянки захихикали — после ужина обсуждали — под влиянием ВП— в какой провинции как называется пизда на диалекте — даже Сисин не знал, что в Италии такое разнообразие пизд — фига — фика — как там еще? — старый террорист заговорил о неспособности русских к работе — Кэрин разрумянилась — русские хотят легкой жизни — сказала она — мы с мужем в Нью-Йорке гримировали покойников в морге — постыдной работы нет! — много лет назад французские власти посадили террориста на самолет, отправили восвояси, в Милан — это было самым сильным впечатлением в его жизни — Боже, как ужасна моя жизнь с Ирмой! — издалека думал Сисин — Туро любит женщин — я никогда не смирюсь с его изменами — если я об этом не знаю, то не возражаю — сказала итальянка в нижней юбке — садясь в машину, Сисин поймал на себе ее испуганный взгляд: русский! — несмотря на миланский туман, нам все-таки повезло — оливкового цвета кашемировый пиджак, например, стоил на складе процентов на двадцать дешевле — бери (посоветовала Сашенька) пальто подлиннее — она из Южной Каролины — черная Южная Каролина читала по складам рекламное приложение к книжке Сисина — черная Южная Каролина пахла говеннейшим американским пивом — Сисин вошел в местный бар — где здесь у вас отлить? — они говорили на южнокаролинском сленге — подвыпившая неряшливая брюнетка задрала юбку: — у меня сладкая дыра! — бармен хохотал, косясь на Сисина — Кэрин сказала, что ее четыре раза похищали — четыре раза! — сказал Сисин с невольным уважением — не верь — отозвался клерк издательской конторы — не верь, не бойся, не проси — Сисин подарил свою книжку депутатке от социалистической партии — та опоздала на ужин на два часа — ей нужно подарить — сказала Сашенька — извините, что не могла с вами поговорить — сказала депутатка — она пришла со своей почти плюшевой собачкой — вы любите футбол? — что ты думаешь о времени? — спросил американский фотограф турецкого происхождения — о времени? — Сисин задумался — возможны ли, по-твоему, новые идеи в искусстве? — возможны — сказал Сисин — я тоже так думаю — обрадовался турецкий американец — он приставил ко мне два пистолета — Кэрин приставила к вискам Сисина свои длинные указательные пальцы — она из Санта-Барбары — у нее была жизнь, полная гроздьев гнева — сказала Сашенька — теперь она nuар— имеет свою фирм у— кто эта бритая кукла? — откуда я ее знаю? — бритая кукла обратилась к Сисину по-сербски — ах, вот оно что — физиотерапевт! — Кэрин пошла танцевать с итальянцем в очках — зеленый салат с апельсинами — черная Южная Каролина предложила Сашеньке рок — у подруг что-то не получалось — они запутались с четырьмя руками — стояли длинные, стройные — смеясь — маленького роста итальянки смотрели на них своими маслинами — повариха Мария, толстая, оглянулась — в ее маленькой квартире всегда было полутемно, кресла были некрасивыми, стенка стандартной — он не очень понимал всей иерархии ее ценностей и не вдумывался в нее — не хватало то ли времени, то ли любви — висели какие-то так себекартины — висело что-то под Зверева, оказавшееся Зверевым — висела литография русской старухи — она похожа на Джордано Бруно — сказал Сисин — разглядывая старуху с дивана — они никогда не стелили белье — правда? — обрадованно спросила Манька — я тоже так думала — как же мы все-таки с тобой похожи! — стояли какие-то книжки — раздумывая над тем, не начать ли с ней жить, Сисин вспоминал квартирку как стартовую площадку новой жизни — мысль начинала пробуксовывать — их трахательный ритуал был рассчитан до подробностей — Манька никогда не целовалась при встрече и всегда затягивала расставания — как всякая любовница, она ненавидела часы у него на руке — родить девочку, чтобы ты забегал к нам на пятнадцать минут? — поминки были безупречным предлогом безгрешно напиться — он хотел было сказать, чтобы она его такне поминала, но не сказал, не любя патетики — они никогда не ложились раньше утра — несмотря на километры бесед, многое осталось так навсегда и не выяснено — Сисин знал твердо одно: — до нее он не мыл перед сном лицо — после нее стал мыть — когда мыл, иногда вспоминал Маньку — он никогда не вспоминал, как они трахались — он врал ей, когда она спрашивала: ты вспоминаешь? — но он допустил ее ко многим воспоминаниям, с которыми никогда ни с кем другим не делился — воспоминания были отчасти лукавы — через них Сисин хотел утвердить ее в мысли о своей исключительности — он добился своего только отчасти — перевернув перспективу, Сисин думал о том, что он в ее жизни неслучившийся кандидат — пусть это больно, но жить надо дальше — помог Ломоносов — она написала ему тридцать писем, вошла в контакт с родителями и друзьями, некоторые из которых приставали к ней — Ломоносов писал ей (Сисин был в том уверен) прекрасные письма — Сисин жалел, что не спер хотя бы одно — они напоказ лежали у нее на столе — они были выставлены — он покосился на них неприветливо — в своих длинных американских конвертах — на стандартной стенке стояла ее нефотогеничная фотография с протянутой рукой — смотрины — Сисина никто не приглашал — он появился непонятно откуда — швед как ответственное лицо помахал ему своей единственной рукой — Сисин увидел Маньку и присел — почему Сисин остался на переводческом банкете, непонятно — Ломоносову должны были вручить премию — Манька стояла со Спиридоновым — было видно, что она до него дорвалась — она давно хотела с ним познакомиться — Спиридонов был скучающей стороной — на его лице внимание чередовалось с невниманием — он как будто не знал, настраиваться на Маньку или не настраиваться — в этом заключалась большая подлость — Манька попадала в ловушку — ей нужно было ему понравиться — как можно скорее — пока он совсем не остыл — но Сисин даже не мог разобраться — особый ли это прием или свойственная Спиридонову рассеянность? — то и другое было плохо — рассеянность была обиднее — Манька отчаянно цеплялась за Спиридонова — раздались полушутливые слова команды — всех призывали выслушать речи — народ нехотя повалил — Спиридонов увидел Сисина и с отвратительным чувством облегчения направился к нему, приветственно вскинув руку — Манька пропала в толпе — потомсядем вместе? — предложил повеселевший Спиридонов, не замечая исчезновения Маньки — я, наверно, уйду — сказал Сисин — обещали кормить хорошо — сказал Спиридонов — полно шампанского — я за рулем — сказал Сисин — Спиридонов сделал знак «неважно» — Сисин обычно не ездил пьяным — его однажды сильно напугали гаишники — они никак не хотели брать денег — Сисин стал рассказывать, как он нажрался сухого чая — гаишник его спросил: — чего это от вас травой пахнет? — Спиридонов усмехнулся почти покровительственно — в рассказе Сисина на первое место неудачно вылез страх — он не туда вырулил — неужели он все-таки не болен? — подумал Сисин — даже почти трахнутая жена Спиридонова не давала Сисину расслабиться — после официальной части они сели вместе — в прошлый раз кормили лучше — сказал Спиридонов, устало осмотрев стол — однорукий швед задавал Сисину исторические вопросы о России — мокрый от почестей Ломоносов был завален цветами — он со всеми целовался — к Сисину подошла младшая сестричка — сто лет! — сказал Сисин — сто лет в обед! — ответила сестричка — Маньку не видел? — она куда-то делась — сказал Сисин — нас Ломоносов пригласил — сказала сестричка — что-то жарко стало — беспокойно сказал Спиридонов — и скучно — добавила сестричка — Спиридонов не отреагировал — сейчас принесут лангет — сказал швед — вон она — сказал Сисин — Ломоносов вел Маньку к своему столу — я и не знал, что они знакомы — сказал Сисин сестричке — ты вообще мало что знаешь, отойдем, мне нужно поспикатьс тобой — Сисин встал — они пошли в сторону — стоял ресторанный гул — сквозь табачный дым, между подносами официантов, разносящих лангет, Сисин видел счастливого Ломоносова — они шли — Сисин натыкался на знакомых и полузнакомых — Римма Меч махала ему — новорожденный депутатФеликс предложил вместе выпить — Ломоносов! — крикнул он по-хозяйски — присоединяйся! — но Ломоносов был занят — депутат нахмурился — ну, за новуюнравственность! — Сисин удивился и обрадовался: — как ты хорошо сказал! давай! — они чокнулись — а что ты удивляешься? — пристально посмотрел на него Феликс — покойник Лев Семенович был прав: нам всем еене хватает — Сисин вспомнил утренних петухов и сочувственно улыбнулся — ты все-таки с этим своим Векомзавязывай — совсем посерьезнел Феликс — я не националист, но нечего глушить народ пакостью — народу нужны простые вещи — ему нужно рассказать, как держать нож и вилку — важнейшей политической задачей я считаю научить народ говорить «спасибо» и «пожалуйста» — ты, конечно, понимаешь, что я говорю метафорически? — хорошо-хорошо — закивал Сисин — давайте немедленно поедем к Си-си на дачу! — по старой традиции! — присоединилась к их беседе Римма Меч — у нас теперь есть казенная машина — в другой раз — сказал Феликс — Сисин оглянулся — Маньки не было видно — ну чего? — спросил он сестричку, прислонившись к колонне — ее прочат в министры культуры — сказала сестричка, с уважением кивая на Римму — она выдвинула идею художественного долга — непотопляемый корабль — подумал Сисин о Спиридонове — ты думаешь, ты один? — спросила сестричка — в смысле? — спросил Сисин — онавсе мечется, не может выбрать между вами — между кем? — неосторожно спросил он — я хотела, как лучше, а получилось как всегда — пошутила сестричка на правах когда-то трахнутого друга — в противоположном конце зала Манька разговаривала с Ломоносовым — Сисин видел их своими дальнозоркими глазами — он видел, что они чувствовали себя наедине в этом полном зале — на лице Ломоносова, всегда столь твердом и независимом, он видел поразившее его выражение потерянности и покорности, похожее на выражение умной собаки, когда она виновата — Манька улыбалась — и улыбка передавалась ему — она задумывалась — и он становился серьезен — какая-то сверхъестественная сила притягивала глаза Сисина к глазам Маньки — она была прелестна в своем простом черном платье — прелестны были ее полные руки с браслетами — прелестна твердая шея с ниткой жемчуга — прелестны вьющиеся волосы расстроившейся прически — прелестны грациозные легкие движения маленьких ног и рук — прелестно это красивое лицо в своем оживлении — но было что-то ужасное и жестокое в ее прелести — Ломоносов был очевидно в нее влюблен — они выпивали сепаратные тосты, шептались, вместе листали, склонив головы, какой-то журнал — и это тожевы? — удивлялась Манька — по странному совпадению — отвечал Ломоносов — Ломоносов все делал правильно — в гардеробе он щедро раздал чаевые и цветы — не везти же мне их домой? — отшучивался он, весело шлепая себя по жирным ляжкам — Ломоносов по-своему тоже покоритель мира — но только решительно имманентный— из-под Винницы — куда они с Сисиным ездили кушать вишни — поздравляю! — сказал Сисин — Женька! — обрадовался пьяный Ломоносов — поехали допивать — есть хата— Ломоносов осторожно приобнял его — Сисин почувствовал у него под пальто толстую бутылку шампанского — «огнетушитель» — он был, наверное, слишком гордым для России, бедный Сисин — я живу в этой стране на самой грани, на самом краешке, говорил он Жукову, прославившись — если что-нибудь минимально неприятное снова произойдет, придется покидать — они вошли в «Куполь» — возьмите себя в руки — сказали три издательницы хором — ВПкупили в тринадцати странах — невероятный успех! — они вгляделись в Сисина — Господи! — подумал Сисин — значит, ты в самом деле есть — они продолжали галдеть — заказали шампанское — они не знали, что сообщили о смерти юманитэ— Сисин подошел к своей машине — Манька, покрутившись на месте, понимая, что сделает ошибку, если пойдет с Ломоносовым дальше, вдруг направилась к нему — стояла и глупо улыбалась — это означало: подбрось меня — а подбрось меняозначало: давай потрахаемся — это было уж слишком по-блядски — Сисин ценил женскую верность и имел ее у себя дома в неограниченном количестве — он знал, что ему гарантирована верность, как праведному христианину — вечность — будешь извиняться? — спросил Сисин — вообще он плохо помнил, что спросил и что она ответила — но что-то она ответила, по-прежнему глупо улыбаясь — она даже, кажется, хотела взять его за руку — ну, Сисин, миленький — сказала Манька — ну чего ты? тебя вообще не должно было быть.