Людвиг Тик - Виттория Аккоромбона

• Название: Виттория Аккоромбона
• Автор: Людвиг Тик
• Издательство: Наука
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-02-032701-8

Первый полный русский перевод романа немецкого писателя-романтика Людвига Тика (1773—1853) «Виттория Аккоромбона» (1840) открывает до сих пор неизвестного в России позднего Тика, создавшего многие повести и новеллы на исторические темы. В центре романа события итальянской истории конца XVI в. Судьба поэтессы Виттории Аккоромбоны, ее жизнь и трагическая гибель показаны автором на фоне панорамы итальянской действительности, той анархии, которая царила в карликовых итальянских государствах. Участниками событий выступают как папа Сикст V, глубоко несчастный великий поэт Торквато Тассо, так и скромные горожане и наемные убийцы.

---

Мы спим порознь, и с раннего утра меж нами ссора.

                                     Ф л а м и н ь о

Это ты виновен — ты начал.

                                     К а м и л л о

Но гнушается она моим присутствием.

                                     Ф л а м и н ь о

Да в чем же дело?

                                     К а м и л л о

Герцог зачастил, его благодарю

И вижу, — как жонглер самоотверженный{162},

Выравнивает он наклон пути

Для шара своего.

                                     Ф л а м и н ь о

Надеюсь, ты не думаешь…

                                     К а м и л л о

Что он не хахаль? Напротив!

Как нагло, вижу, примеряется прорезать

Свой шар мне в лунку.

                                     Ф л а м и н ь о

Хочешь быть ослом

И Аристотеля оспорить?{163} Быть рогатым?

Назло своим эфемеридам?{164} Ты ведь помнишь: под улыбчивой планетой

Ты был спелёнат.

                                     К а м и л л о

Фью! И не толкуй

Мне о планетах, эфемеридах:

Муж может стать рогатым днем,

Как только звезд глаза погаснут.

                                     Ф л а м и н ь о

Ну, Бог с тобой, тебя я предаю

На милость сострадательных подушек:

Они набиты стружкой роговой.

                                     К а м и л л о

Брат!

                                     Ф л а м и н ь о

Чёрт меня дери теперь,

Коль дам тебе совет. Всего-то дела —

Жену на ключ.

                                     К а м и л л о

И правда, хорошо.

                                     Ф л а м и н ь о

Оберегай ее от взоров вожделенных.

                                     К а м и л л о

Отлично.

                                     Ф л а м и н ь о

И в церковь не пускай. Как пес,

У ног твоих на привязи пусть сядет.

                                     К а м и л л о

Для ее же чести.

                                     Ф л а м и н ь о

И будь тогда уверен, что получишь,

Невинность в ней иль, чистоту дразня, —

Рога, которых ты еще избавлен.

Вот мой совет — награды не прошу.

                                     К а м и л л о

Ладно! Не знаешь, где рубашка жмет{165}.

                                     Ф л а м и н ь о

Это у тебя старый фасон. Высунь из нее свои длинные уши, — станет удобнее. Нет, я буду злее. Огради свою жену от развлечений: женщины с большим желанием и великолепием остаются целомудреннее, когда им дано больше свободы. Из тебя же выйдет, по-видимому, своенравный, расчетливый рогоносец. Так ты бы измерил свои рога, пока они еще растут, — прутиком патриарха Иакова{166}. Экие хитроумные загородки! Они могут только разъярить бедных овечек{167} сильнее любого из эликсиров, проданных со дня последнего юбилея{168} всеми докторами, вместе взятыми.

                                     К а м и л л о

Что меня и не вылечило.

                                     Ф л а м и н ь о

Ты, вижу, ревнив. На простом примере докажу твою ошибку. Видел я как-то очки, сделанные с таким искусством перспективы, что если приставить к ним двенадцатипенсовую монету, кажется, будто их там двадцать штук. Вот бы тебе такие очки, чтоб посмотрел, как жена твоя башмак завязывает, — представилось бы тебе тогда: двенадцать рук ее раздевают — и уж тогда бы охватила тебя великая беспричинная ярость.

                                     К а м и л л о

Ошибка, сударь мой, не в обмане зрения.

                                     Ф л а м и н ь о

Это так, но тем, у кого желтуха, всё видится в желтом свете. С ревностью еще хуже. Ее приступы заставляют видеть вокруг столько же злых рож, сколько в бочковой воде пузырьков. Со временем и собственная тень кажется тем, кто наделил вас рогами. Смотри, она сюда идет.

(Входит Виттория.)

Ну, какая у тебя причина ревновать это существо? Каким же невеждой-ослом или мошенником оказался бы тот, кто затеял бы кропать сонеты{169} в честь ее очей или сравнивать ее лоб со снегами Иды{170} и коринфской слоновой костью{171}, а волосы с клювами черных птиц{172}, хотя они напоминают их оперенье! Вот и всё. Будь разумнее, и я сделаю вас друзьями, и вы вместе отправитесь в постель. Женитьба, видишь ли, не твоя цель — уйди подальше, мне бы не хотелось показать, что я тебя видел. (Камилло уходит.) Сестра, господин мой ждет тебя в зале для пиршеств. Твой муж очень недоволен.

                                     В и т т о р и я

Я ничем не хотела его обидеть — за ужином я выбирала ему лучшие куски{173}.

                                     Ф л а м и н ь о (шепчет Виттории)

И нечего, по правде говорю, его откармливать было: он, по слухам, и так каплун. Мне надо будет сейчас представить, что мы с тобой ссоримся.

(Громко.)

К лицу разве такому родовитому человеку, как Камилло, в расцвете своих двадцати лет, моститься где-то, как поганому рабу, на запятках у герцога, со всякими холуями, среди вертелов и нечищеных кастрюль?

                                     К а м и л л о (в сторону)

Вот пробирает-то ее.

                                     Ф л а м и н ь о

Настоящий школьник — (в сторону) один из той породы, чья голова набита бараньими мозгами, без малейшего проблеска разума в них, — (громко) является к тебе как-то с дрожью в поджилках искать ночлега. (В сторону.) Каково? У другого — зуд в пояснице, что тебе огонь на стеклодувном заводе, — семь лет наружу не выходит. (Громко.) Чем он не дворянин? (В сторону.) А оденется он в белый атлас, из-за его черной рожи не иначе как за падального червяка его принимают. (Громко.) Ты, признаюсь, великолепная фольга, (в сторону) но покрытая фальшивым камнем, подделкой алмаза.

(Фламиньо всё время говорит наполовину в сторону.)

                                     К а м и л л о (в сторону)

Он ей раскроет, что во мне скрыто.

                                     Ф л а м и н ь о

Идем. Господин мой ждет тебя. Иди в постель моего господина.

                                     К а м и л л о (в сторону)

Наконец-то дошел до этого.

                                     Ф л а м и н ь о

Заранее входя во вкус, как знаток перед пробой нового вина, (Камилло) я усердно отпираю ваш ящик.

                                     К а м и л л о (в сторону)

Каков добродетельный брат! Воистину!

                                     Ф л а м и н ь о

Он подарит тебе кольцо с философским камнем.

                                     К а м и л л о

Я на самом деле изучаю алхимию.

                                     Ф л а м и н ь о

Ты ляжешь в постель из пуха горлицы, ты будешь сомлевать в благоухающих простынях, как тот, кто задохнулся от запаха роз. И таким огромным покажется тебе твое счастье, как казалось морякам плаванье, когда они думали, будто и деревья, и корабли двигаются за ними, будто в попутчиках у них небо и земля.

Пойдем ему навстречу. Это — неизбежная необходимость, скрепленная алмазными гвоздями.

                                     В и т т о р и я (в сторону Фламиньо)

Как бы нам от него отделаться?

                                     Ф л а м и н ь о (в сторону Виттории)