Сергей Цветков - Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо

• Название: Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо
• Автор: Сергей Цветков
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-227-04364-1

Книга известного писателя и историка С.Э. Цветкова посвящена эпохе расцвета Древней Руси (XI—XIII вв.). Автор показывает это время во всем его сложном противоречии: с одной стороны — бесконечные княжеские распри, с другой — настойчивое стремление великих представителей древнерусской государственности объединить страну. Цветков подробно прослеживает постепенное угасание могущества Киева и перемещение государственного центра тяжести на земли Северо-Восточной Руси. Необычайно интересно прорисованы ключевые фигуры этого времени: Юрия Долгорукого, Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо.

---

Глава 7.

ДЯДИ И ПЛЕМЯННИКИ

Полюбовная сделка между братьями на Волыни, благодаря которой Изяслав беспрепятственно получил назад великокняжеский стол, не ограничивалась одним династическим вопросом. Как показывают дальнейшие события, Ярославичи составили целую политическую программу, предусматривавшую новый передел Русской земли в пользу двух здравствующих соправителей. Программа эта включала в себя три пункта.

Первый касался земельных приобретений Всеволода, сделанных во время Святославова княжения. Младший Ярославич сохранил за собой Чернигов и Переяславль, взятый им под опеку сразу же после смерти Святослава; но Владимир Мономах, переведенный отцом в начале 1076 г. из Переяславля в Смоленск[117], должен был расстаться с Туровом, отошедшим к Святополку Изяславичу. Младший сын Изяслава, Ярополк, был посажен отцом в Вышгороде.

Второй пункт Волынских соглашений был направлен против полоцкого князя Всеслава, который вновь потревожил новгородские земли. Нападение было совершено сразу же после смерти Святослава, так как Владимир Мономах в «Поучении» вспоминает, что уже «на весну» 1077 г. ходил из Смоленска «Глебови [новгородскому князю Глебу Святославичу] в помочь, а на лето со отцемь под Полтеск». Изяслав, как только укрепился в Киеве, оказал военную поддержку брату. Владимир Мономах сообщает о себе, что «на другую зиму» (1077/78) он еще раз подступил к Полоцку, имея в союзниках Туровского князя Святополка Изяславича и присланных отцом наемных половцев[118]. Союзная рать пожгла городской посад и окрестные села («ожгоша Полтеск»), а на обратном пути опустошила южные районы Всеславова княжества. Полоцкий чародей на время притих.

Последний пункт договора Ярославичей определял судьбу их младшей братии, сыновей Святослава, владевших ни много ни мало почти третью Русской земли. Проще говоря, соправители условились лишить племянников их волостей. Легче всего было отделаться от малолетнего Ярослава Святославича: его просто выслали из Киева вместе с матерью, вдовой княгиней Одой[119]. Затем наступила очередь Олега. В конце 1077 — начале 1078 г. Изяслав свел его с владимиро-Волынского стола. Олег перебрался к Всеволоду в Чернигов, видимо надеясь, что бывший союзник его отца даст ему какой-нибудь удел. Владимир Мономах вспоминает, что по своем возвращении в Чернигов из зимнего похода 1078 г. под Полоцк застал здесь своего безместного двоюродного брата: «И пакы из Смолиньска к отцю придох Чернигову; и Олег приде, из Во-лодимеря выведен, и возвах и к собе на обед со отцемь в Чернигове, на Краснемь дворе и вдах отцю 300 гривен золота»[120]. Несмотря на гостеприимство Мономаха, Олег недолго оставался в Чернигове. Всеволод не дал племяннику ничего, и тот вскоре «бежа» из Чернигова в Тмуторокань, к своему брату Роману.

В том же 1078 г. трагически оборвалась жизнь новгородского князя Глеба Святославича. По известию Новгородской Первой летописи, его «выгнаша из города, и бежа за Волок, и убиша [его] чудь». Безликое «выгнаша» как будто предполагает общегородское возмущение против Глеба. Похоже, новгородцы не любили его; мы помним, что совсем недавно, во время языческих волнений, весь город оказался на стороне волхва, против своего князя. Должно быть, прибывшие в Новгород послы Изяслава легко склонили вече к изгнанию Глеба. Погибший в Заволочье Святославич был с подобающими почестями похоронен в Чернигове «за святым Спасом» (Спасским собором), а новгородский стол закреплен за Святополком Изяславичем. Казалось, Изяслав и Всеволод могли торжествовать победу: не прошло и года, как все Святославичи оказались либо в изгнании, либо на том свете. Однако сбрасывать племянников со счетов было рано.

Олег бежал в дальние края с мыслью силой вернуть себе черниговскую отчину. Его старший брат, тмутороканский князь Роман, не проявил интереса к этой авантюре, быть может полагая, что черниговский стол должен принадлежать ему самому (во всяком случае, впоследствии он сделает попытку им овладеть). Зато планы Олега встретили полное понимание со стороны другого изгоя, с некоторых пор обретавшегося на попечении Романа Святославича, — Бориса, сына смоленского князя Вячеслава Ярославича, умершего в 1058 г. (см. с. 16). Летопись ничего не говорит о том, что он делал все эти годы. Известно только, что 4 мая 1077 г. Борис, воспользовавшись уходом Всеволода навстречу Изяславу на Волынь, внезапно захватил Чернигов, однако продержался в городе всего восемь дней и бежал в Тмуторокань, видимо изгнанный самими чер-ниговцами. И вот теперь, встретившись в Тмуторокани, Олег и Борис договорились о совместных действиях против Всеволода.

Не рассчитывая на собственные дружины, по всей видимости немногочисленные, племянники-изгои заручились поддержкой половецких ханов. В конце лета 1078 г. Олег и Борис «приведоша половци на Русскую землю, и поидоша на Всеволода к Чернигову». Всеволод выступил навстречу им к внешней линии «Змиевых валов». Из Смоленска на выручку отцу шел Владимир Мономах, но смоленские полки не поспели вовремя. 25 августа на реке Сожице (приток Сулы) произошло кровопролитное сражение, в котором войско Всеволода было наголову разбито, потеряно множество простых воинов и знатных людей[121]. Победители вступили в Чернигов, «мнящеся [что] одолевши», а половцы «земли Рустей много зла со-творивше», как отмечает летопись. Владимир Мономах рассказывает в «Поучении», что по дороге в Переяславль, где укрылся Всеволод, ему пришлось пробиваться «сквозе половечьскыи вой».

Оставив Переяславль на попечение сына, Всеволод бросился в Киев искать помощи у старшего брата. Летописец особо подчеркивает дружественный прием, оказанный ему Изяславом, и вкладывает в уста последнему удивительные слова, которые если и были произнесены в действительности, то прозвучали в княжеском семействе, пожалуй, впервые: «И рече Изяслав ему: «брате! не тужи, видел еси, колико ся зла мне соключи: первое [во-первых] не выгнаша ли мене людие мои и имение мое разграбиша? пакы же изгнан бых и от вас братии своей, и блудих по чюжим странам и тамо имения лишен бысть, и не сотворих зла никомуже; ныне же, брате, не тужи; аще будешь нам причастие [в смысле: доля, удел] в Руской земле, то обема нама, аще лишена будеве, то оба; аз сложу главу свою за тя, аз бо не рад есмь злу братьи своей, но добру есмь рад»; и се рек утеши Всеволода». В кои-то веки один брат помогал другому в несчастье — моралистам из Киево-Печерской лавры поистине было отчего прийти в умиление.

Изяслав объявил сбор земского ополчения — «повеле собирати вой от мала до велика, и бысть вой без числа». К киевскому войску присоединились сыновья Ярославичей — Владимир Мономах со смольнянами и Ярополк Изяславич с вышгородской дружиной. В конце сентября объединенная рать подступила к Чернигову. Олега и Бориса уже не было в городе. По некоторым известиям, они уехали в Тмуторокань собирать новое войско{64}; однако представляется маловероятным, чтобы они успели обернуться туда-обратно так быстро. Скорее всего, они набирали новых воинов где-то поблизости или же скликали приведенных ранее половцев, рассыпавшихся «облавой» по южнорусским землям. Во всяком случае, черниговцы явно надеялись, что отсутствие Олега и Бориса не будет продолжительным, поскольку не открыли ворота Ярославичам и «затворишася во граде». Очевидно, в их мнении, права Олега Святославича на отчий стол выглядели предпочтительнее Всеволодовых. Войско Ярославичей пошло на приступ. Особо отличился Владимир Мономах, который, захватив восточные ворота Чернигова, ворвался в «окольный» (внешний) град и сжег его. Черниговцы отступили во внутренний «дьнешний град» (детинец). Дальнейшие осадные действия были прерваны известием о подходе Олега и Бориса с войском. Рано утром Ярославичи сняли осаду и двинулись навстречу племянникам. Между тем в стане последних царил раздор. Устрашенный численностью противника, Олег уговаривал Бориса вступить с дядьями в переговоры: «И рече Олег Борисови: «не ходим противу, не можем бо стати противу четырем князем; но пошлем с мольбою ко стрыема[122] своима». Но Борис насмешливо отвечал на это: «Толико ты зри, а аз им противен всем» («Ты стой и только смотри, а я один пойду против всех»). По мнению летописца, Борис своей гордыней прогневал Бога («похвалився велми, а не ведый, яко гордым Бог противится») и поплатился за это. 3 октября дядья и племянники сошлись «у леса на ниве Нежатине[123] и сразившеся обои бишася крепко; и бысть им сеча зла». В упорном бою обе стороны потеряли по одному из своих предводителей. Первым пал Борис[124], а вслед за ним был убит и Изяслав: сражаясь в пешем полку, рядом с простыми ратниками («в пешцех»), он не заметил, как в разгар боя неприятельский всадник внезапно подскакал к нему сзади и нанес смертельный удар копьем «за плеча». Смерть старшего князя могла привести союзную рать в смятение. Но этого не случилось: сеча продолжилась, Олег был побежден и «в мале дружине» едва смог уйти в Тмуторокань.