Сергей Цветков - Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо

• Название: Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо
• Автор: Сергей Цветков
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-227-04364-1

Книга известного писателя и историка С.Э. Цветкова посвящена эпохе расцвета Древней Руси (XI—XIII вв.). Автор показывает это время во всем его сложном противоречии: с одной стороны — бесконечные княжеские распри, с другой — настойчивое стремление великих представителей древнерусской государственности объединить страну. Цветков подробно прослеживает постепенное угасание могущества Киева и перемещение государственного центра тяжести на земли Северо-Восточной Руси. Необычайно интересно прорисованы ключевые фигуры этого времени: Юрия Долгорукого, Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо.

---

Не позволив волхвам выкупить «головы» убитых ими женщин, Ян санкционировал расправу по обычаю кровной мести. Опрос «повозников» — людей, которые в порядке повинности («повоза») везли Яна и его отроков в ладьях, — показал, что среди них много таких, у кого волхвы убили мать, сестру или другую родственницу. Ян обратился к ним: «Мстите своих». Те прикончили волхвов и повесили их тела на дубе. Примечательно, что летописец не только не осудил Яна за нарушение закона, но даже разглядел в его поступке высшую справедливость, ибо волхвы, по его словам, «отместье приимше от Бога по правде». Разумелось: «по правде» Божией, а не по Правде Ярославичей{57}.

Приблизительно тогда же от христианства едва не отпал Новгород. Там объявился волхв, который хулил христианскую веру и похвалялся своим всемогуществом («творяся акы бог»). Он совратил множество горожан («мало не всего града») обещанием невиданного чуда: «Яко перейду по Волхову пред всеми». Как и в Ростове, жрец попытался натравить горожан на епископа Федора и только прибытие к месту происшествия князя Глеба с дружиной остановило расправу. Владыка, «облекшись в ризы», вышел к народу с крестом в руке и провозгласил: «Кто верит волхву, тот пусть идет за него, а те, кто верит Богу, пускай идут ко кресту». Город «разделишася надвое», но то были весьма неравные доли: «Князь бо Глеб и дружина его идоша и сташа у епископа, а людье вси идоша за волхва». Чтобы предотвратить кровопролитье, Глеб решил посрамить волхва у всех на глазах. Сунув под плащ топор, он подошел к окруженному толпой чародею и спросил, ведомо ли ему будущее, «то, что будет утром и что до вечера». Тот отвечал надменно: «Знаю все». — «А знаешь ли, что будет с тобою сегодня?» — продолжал расспросы Глеб. «Чудеса великие сотворю». После этих слов Глеб извлек из-под плаща топор и раскроил волхву череп. У новгородцев достало ума, чтобы понять преподнесенный урок. Мятежная толпа мирно разошлась по домам.

В самом Киеве по улицам ходил волхв, «прельщен бесом», изрекавший странное пророчество от имени каких-то «пяти богов»: что «на пятое лето Днепру потещи вспять и землям преступати на ина места, яко стати Гречьскы земля на [месте] Русской, а Русьскей на [месте] Гречьской и прочим землям изменитися». Многие простодушные киевляне («невегласы») верили этим бредням — после всего, что они видели за последнее время, то, что обещал волхв, было, возможно, не самым необычным. Более рассудительные говорили обманщику: «Бес тобою играеть на пагубу тобе». Волхв исчез так же внезапно, как и появился: «в едину нощь» пропал без вести, вероятно не без помощи бдительных отцов города.

IV

По свидетельству Повести временных лет, в 1073 г. Изяслав бежал в Польшу не с пустыми руками. С собой он увез богатую княжескую казну («именье многое»), при помощи которой, как ему казалось, он легко раздобудет наемное войско («яко сим налезу вой»). Но, замечает летописец, ляхи «взяша» у него все сокровища и «показаша ему путь от собе». Здесь Повесть допустила некоторую неточность в фактах (далее мы увидим, что Изяслав вовсе не был дотла ограблен поляками), впрочем, едва ли не намеренную, так как летописца в этой истории интересовала не столько ее достоверность, сколько вытекающий из нее нравственный урок: Изяслав потерпел в Польше крах, потому что положился не на Бога, а на богатства мира сего. Несколькими страницами дальше подобный выпад будет сделан и в адрес Святослава.

Охлаждение между Изяславом и Болеславом II было вызвано изменившейся политической обстановкой в Восточной Европе. Планировавшийся на 1073 г. поход Генриха IV в Польшу был сорван саксонской знатью, недовольной чрезмерным усилением королевской власти[98]. Вспыхнувшее летом этого года восстание в Саксонии, к которому примкнул и маркграф Деди, поставило германского короля в тяжелейшее положение и надолго лишило его возможности вмешиваться в дела других государств. Болеслав II получил отличную возможность разделаться с чехами, оставшимися без германской поддержки. Но для этого нужно было обеспечить прочный мир на русско-польской границе. И польский князь недолго думая совершил крутой поворот политического курса: от военно-дипломатической поддержки своего киевского родственника — к тесному союзу с его соперником, князем Святославом, у которого, разумеется, не было причин отвергать так вовремя протянутую руку. К этому союзу присоединился и князь Всеволод. Владимир Мономах в своем «Поучении» рассказывает, что после вялых боевых действий в районе Берестья отец послал его к Сутейску (на левом берегу Восточного Буга, в Подолии) «мир творить с ляхы».

Польскокиевские переговоры, по всей видимости, велись втайне от Изяслава. На это указывает довольно продолжительное (около полутора лет) пребывание Изяслава в Польше. Следовательно, Болеслав на словах еще долго обнадеживал киевского беглеца. Только к концу 1074 г. у Изяслава открылись глаза на истинное положение дел. Вероятно, тогда у польского князя и возникло искушение посягнуть на «именье» своего гостя.

Изяславу ни оставалось ничего другого, как попробовать переиграть противника в политической гибкости, тем более что быстро менявшаяся обстановка создавала для этого благоприятные условия. Осенью 1074 г. Генрих IV одержал крупную победу над восставшими саксонскими феодалами. И хотя мятеж не был окончательно подавлен, часть непослушных вассалов, и в их числе маркграф Деди, предпочла вернуться под королевское знамя. Через своего восточносаксонского родственника Изяслав вступил в переговоры с германским королем и получил от него приглашение прибыть к его двору. По сообщению немецкого хрониста Ламперта Херсфельдского, вскоре после Рождества 1074 г. Генрих IV приехал в Майнц, «куда к нему прибыл король Руси по имени Дмитрий (церковное имя Изяслава, которое значится на его печатях. — С. Ц.), привезя ему бесчисленные сокровища в виде золотых и серебряных сосудов и чрезвычайно драгоценных одежд[99], с просьбой оказать ему помощь против его брата, который силой изгнал его из королевства и, подобно свирепому тирану, сам завладел королевской властью». Должно быть, Генрих был уже извещен о сближении Святослава с Польшей, поэтому «для переговоров с ним об обидах, которые он причинил своему брату, король немедля отправил Бурхарда, настоятеля трирской церкви[100], который должен был предупредить его [Святослава], чтобы он оставил не по праву захваченный трон, иначе ему вскоре придется испытать силу оружия Германского королевства. Этот [Бурхард] оказался подходящим для такого посольства по той причине, что тот, к кому он отправлялся, был женат на его сестре[101], и Бурхард активно ходатайствовал перед королем, чтобы против того пока не предпринималось никаких более серьезных мер. Король же Руси до возвращения посольства поручен был королем [Генрихом] заботам маркграфа саксонского Деди, в сопровождении которого он ранее и прибыл». Французский анналист XII в. Сигеберт из Жамблу добавляет, что в обмен на германскую помощь Изяслав готов был принести вассальную присягу Генриху IV: «Так как двое братьев, королей Руси, вступили в борьбу за королевство, один из них, лишенный участия в королевской власти, настойчиво просил императора Генриха[102] помочь ему снова стать королем, обещая подчиниться ему сам и подчинить свое королевство». Это известие выглядит правдоподобно, так как ничем другим Изяслав и не мог привлечь внимание германского короля к своей печальной участи.

В этом месте информационную эстафету подхватывает Повесть временных лет, которая под 1075 г. сообщает о прибытии в Киев немецкого посольства — несомненно, возглавляемого Бурхардом: «В се же лето придоша ели [послы] из немець к Святославу». Правда, как и в случае с бегством Изяслава из Киева с «именьем многым», летописец увидел это событие глазами моралиста, обратив его в удобный повод для того, чтобы лишний раз напомнить своим читателям о тщете сребролюбия. В результате вся политическая сторона переговоров ушла в тень, а вместо нее мы имеем удовольствие читать следующую поучительную историю: «Святослав же величаяся показа им богатьство свое; они же, видевше бещисленое множьство — злато и сребро и паволокы, и реша: «Се ни в что же есть [это ничего не стоит], се бо лежить мертво, сего суть кметье [воины] луче, мужи бо ся доищуть и болше сего». Дальше следует библейская аналогия о том, как иудейский царь Иезекия похвалялся своим богатством перед послами ассирийского царя, «его же вся взята быша в Вавилон{58}; тако и по сего [Святослава] смерти все именье расыпася розно»[103]. Крупица исторической истины, которую сохранил этот анекдот, по-видимому, заключается в том, что Святослава не особенно испугала «сила оружия Германского королевства».

Несговорчивая позиция киевского князя безусловно основывалась на трезвой оценке военных возможностей Генриха IV. Это подтверждает и Ламперт Херсфельдский. По его словам, Бурхард в июле 1075 г. вернулся в Германию, «привезя королю столько золота, серебра и драгоценных тканей[104], что и не припомнить, чтобы такое множество когда-либо прежде разом привозилось в Германское королевство. Такой ценой король Руси хотел купить одно — чтобы король не оказывал против него помощи его брату, изгнанному им из королевства». Но, «право же, — продолжает Ламперт, — он вполне мог бы получить это и даром, ибо тот, занятый внутренними домашними войнами, не имел никакой возможности вести войны внешние с народами столь далекими. Дар, дорогой сам по себе, оказался тем более ценен, что был сделан в нужный момент. Ибо огромные расходы на последнюю [саксонскую] войну опустошили королевскую казну, тогда как войско выражало сильное недовольство, настойчиво требуя платы за только что завершившийся поход. Если бы его требования не были удовлетворены с королевской щедростью, то не приходилось сомневаться, что оно не было бы уже столь послушно, а ведь остававшаяся часть дела [войны в Саксонии], как следовало опасаться, была, без сомнения, большей». Щедрыми подарками из Киева Генрих, надо полагать, был обязан стараниям Бурхарда, который подсказал Святославу, каким образом лучше всего сохранить дружбу с германским двором.