Владимир Набоков - Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

• Название: Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина
• Автор: Владимир Набоков
• Издательство: «Интелвак»
• Жанр: Критика
• Год: 1999
• ISBN: 5-93264-001-4

Комментарии В. В. Набокова освещают многообразие исторических, литературных и бытовых сторон романа. Книга является оригинальным произведением писателя в жанре научно-исторического комментария. Набоков обращается к «потаенным слоям» романа, прослеживает литературные влияния, связи «Евгения Онегина» с другими произведениями поэта, увлекательно повествует о тайнописи Пушкина.

Предназначена для широкого круга читателей и в первую очередь — для преподавателей и студентов гуманитарных вузов, а также для учителей и учащихся средней школы.

---

Эта рифма сама по себе совершенно замечательная. Чтобы еще язвительнее подчеркнуть банальность рифмы «морозы — розы», подкинутой читателю в строфе XLII, Пушкин показывает теперь, на что способен: «Со льдом» — ударение на предлоге, и такая простонародная интонация поразительно контрастирует с космополитическим «Гарольдом». Английскому читателю напоминаем, что «rime richissime» <«роскошным рифмам» — итал.>, даже состоящим, как здесь, из двух слов, в русском не свойствен пошлый игриво-комический оттенок их английского эквивалента. Вот любопытный пример.

В комических строках, посвященных осаде Измаила в песне VII «Дон Жуана», среди искаженных русских имен, уже написанных с ошибками при их транслитерации через немецкий на французский и английский, имен, притягивающих неприятные w <у> и фальшивые sch <ш> или, наоборот, теряющих свои h <x> в офранцуженных формах, — среди этих имен встречается в строфе XVII некий «Мускин-Пускин» (Мусин-Пушкин). (Графы Мусины-Пушкины были в дальнем родстве с просто Пушкиными).

Согласно подстрочному примечанию Э. Х. Колриджа в его издании «Дон Жуана», речь идет о графе Алексее Ивановиче Мусине-Пушкине (1744–1817), общественном деятеле и археологе; был еще один человек с тем же именем, также умерший в 1817 г. и также известный английским мемуаристам, — граф (1779) Алексей Семенович Мусин-Пушкин, посол Екатерины II в Лондоне и Стокгольме.

Это имя, кажется, крайне озадачило англичан. «Автор мнимого путешествия — русский князь, Mуска-Пуска… вероятно, [никто] не смог бы превзойти его в искажении жизни английского общества». Так пишет Джордж Браммел 1 янв. 1836 г. одной даме, из Кана, за год до того, как начал терять рассудок (цит. по: Jesse. «Brummell», vol. II, ch. 22). Однако путешественник Эдвард Дэниел Кларк (1769–1822), посетивший Россию в 1800 г. (в книге «Путешествия по разным странам Европы, Азии и Африки» [4-е изд., Лондон, 1817], II, 126), в подстрочном примечании почти правильно передал имя: Алексис Муссин-Пушкин.

В ноябре 1825 г. Пушкин из Михайловского пишет Вяземскому в Москву, что знаком лишь с первыми пятью песнями «Дон Жуана» (во французском прозаическом переложении Пишо). 21 июля 1825 г. он напомнил Анне Вульф, уехавшей в Ригу, где жила ее кузина Анна Керн, чтобы она прислала ему прозаический перевод Пишо остальных песен (парижское издание 1824 г.), который А. Керн обещала достать для него. Возможно, Пушкин получил книгу в начале 1826 г. Предложенный Пишо вариант эпизода таков: «…и Мускин-Пускин, столь устрашающий, как всякий, кто разрубил человека пополам… Их мало трогала магометанская вера… разве что они намеревались сделать барабан из кожи мусульман».

В критической рукописной заметке 1827 г. (Сочинения 1936, V, 23) Пушкин пишет: «Байрон говорил, что никогда не возьмется описывать страну, которой не видал бы собственными глазами. Однако ж в Дон Жуане описывает он Россию, зато приметны некоторые погрешности противу местности… кибитка [не] беспокойная повозка без рессор [Байрон спутал ее с телегой]… Есть и другие ошибки, более важные…».

Здесь речь идет о «Дон Жуане», IX, XXX: «Проклятый экипаж, где нет рессор» <пер. Г. Шенгели>; Пишо (1824), источник Пушкина, переводит это как «maudite sorte de voiture non suspendue» <«проклятый вид повозки без рессор»>.

У русских в целом было меньше затруднений с именами Байрона и его персонажей, чем у Байрона с русскими именами (например, он рифмовал «Souvaroff — lover of» <«Суварофф — любитель…»> и «Suwarrow — sorrow» <«Суварров — скорбь»> вместо правильного «Suvorov — more of»). Произведения Байрона — я неустанно твержу об этом — впервые стали доступны большинству русских во французских переводах. Французское произношение его имени — «Birong», с ударением на произнесенном в нос последнем слоге; русского двойника этого звука не существует. В России предпринимались попытки имитировать французскую форму имени как «Бирон». Однако это оказалось неплодотворным из-за сбивающих с толку ассоциаций с именем известного фаворита императрицы Анны (Bühren, русифицированный как Бирон). Наконец, нашелся правильный фонетический вариант произношения имени поэта — «Байрон», точно передающий английский гласный звук; но одновременно другая лингвистическая школа ввела в обиход ужасного «Бейрона» — так его упорно именовали Катенин, Вяземский, Рылеев, Языков и различные литераторы московской германофильской группы. Этот дифтонг «ей» — результат немецкого влияния, или точнее, рижского. Обладая теоретическим знанием того, что английское «by» соответствует немецкому «bei», прибалтийские эрудиты произносили «Byron», как будто это было немецкое слово (например, написанное «bei-ronn»), но поскольку прибалтийское произношение немецкого «ei» похоже на русское «ей», Байрон стал Бейроном (см. также коммент. к главе Первой, XXXVIII, 9).

13 На тройке чалых лошадей. Ленский приезжает в санях, запряженных, в один ряд, тройкой лошадей. «Тройка» (слово «лошадей» опущено) используется и эллиптически, означая при этом экипаж-и-тройку.

Я вижу, что у одного из английских переводчиков — Сполдинга (1881) Ленский сам правит тройкой, как английский аристократ — двухколесным экипажем или фаэтоном; но мы — в провинциальной России, а там между дворянином и тройкой лошадей находится кучер.

Понятие «чалый», предполагающее более или менее равномерную смесь бледно-коричневатого тона с сероватым, слегка варьируется в разных местностях. В данном случае мне видится довольно светлый, изысканный мышиный серый цвет, но, возможно, я нахожусь под влиянием воспоминаний о школе верховой езды в С.-Петербурге. Тургенев — Виардо переводят это как «fleur-de-pêcher» <«цветок персика»>, что в применении к шкуре лошади означает светлый фон, испещренный рыжеватыми крапинками; а Иван Тургенев знал толк в этом деле.

XLV

   Вдовы Клико или Моэта
   Благословенное вино
   Въ бутылкѣ мерзлой для поэта
 4 На столъ тотчасъ принесено.
   Оно сверкаетъ Ипокреной;
   Оно своей игрой и пѣной
   (Подобіемъ того-сего)
 8 Меня плѣняло: за него
   Послѣдній бѣдный лептъ, бывало,
   Давалъ я, помните ль, друзья?
   Его волшебная струя
12 Раждала глупостей не мало,
   А сколько шутокъ, и стиховъ,
   И споровъ, и веселыхъ сновъ!

1–7 Вдовы Клико… Моэта… Подобием того-сего [и см. XLVI, 5, 6 Аи]. Вольтер в «Светском человеке» видит в «écume pétillante» <«искрящейся пене»> вина Аи «l'image brillante» «de nos Francais» <«блестящий образ наших французов»>.

По словам Байрона в «Дон Жуане», XV, LXV, 8, пена шампанского «бела, как расплавившийся жемчуг Клеопатры».

Баратынский в «Пирах» (строка 139) находит в шампанском «подобье жизни молодой». (См. ниже).

Фамилия Жана Реми Моэта (1758–1841), основателя знаменитого торгового дома шампанского и радушного мэра Эперне, рифмуется в русском со словом «поэт». Трема, или знак для обозначения слоговой роли гласной, стоящий над е в фамилии «Moët» и над i в Aï (произносимом «А-и» с ударением на «и»), указывает во французском на расщепление дифтонга на два слога (naïf, Baïf).

Название этого восхитительного шампанского происходит от Аи, города в департаменте Марна в северной Франции, где в бассейне реки Марна, близ Эперне, был разбит первый виноградник.

Пушкинское примеч. 25 — часть послания (четырехстопный хорей, тридцать шесть строк), адресованного брату Льву. Оно начинается словами: «Что же? будет ли вино?» — и представляет собой лишь набросок, написанный в начале декабря 1824 г.

На первый взгляд, может показаться, Пушкин понял, что его седьмая строка строфы XLV главы Четвертой звучит как насмешливо-пародийная аллюзия на строку в «Пирах» Баратынского, чувства которого он всегда старался щадить; и поэтому он тактично и лаконично цитирует собственные неудачные строки как своего рода прототип, чтобы в случае чего доказать: он никоим образом не имел в виду Баратынского.

Но возможна и другая, более тонкая причина для подражания и примечания.

Вот фрагмент, относящийся к шампанскому в «Пирах» Баратынского (изд. 1821 г., строки 129–39):

В стекло простое бог похмелья
Лил через край, друзья мои,
Свое любимое Аи.
Его звездящаяся влага
Недаром взоры веселит:
В ней укрывается отвага,
Она свободою кипит,
Как пылкий ум, не терпит плена,
Рвет пробку резвою волной,
И брызжет радостная пена,
Подобье жизни молодой.

В издании 1826 г., сразу после восстания декабристов, цензору не понравилось сравнение (строки 135–36) свободы и гордости: