Михаил Пробатов - Я – Беглый

• Название: Я – Беглый
• Автор: Михаил Пробатов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Я — беглый. Родился беглым, среди беглых. И умру в побеге. И беда моя в том, что мне, никогда не узнать, где же свобода, что она представляет собою и что может дать мне, или что у меня отнимет.

Не то, чтоб я в этих отрывочных заметках надеялся подвести какие-то итоги длинной, путаной, бестолковой и вконец неудавшейся жизни, но клочья воспоминаний, словно рваные облака лютым ноябрём, всё чаще стали проноситься над моей головой. Бывшее перепутано с несбывшимся. Многое дорогое позабыто, но в памяти, которая постепенно выходит из строя, будто в компьютере, исчерпавшем свой ресурс, неожиданно оживает воображаемое.

---

— Слушай, да не части ты так! Не успеваю.

Она вся переливалась в свете поднимающегося дня всевозможными диковинными цветами, особенно грудка. Такая красивая, такая маленькая, и очень она была чем-то озабочена. Спрашивала меня о чём-то и спешила. И сердилась.

— Когда морозы стояли, здесь было пусто, а сейчас вы насыпали. А сало я, вообще, только в сильные холода клюю понемногу, чтоб не остывать. Я его не люблю. Что ж вы? Взялись, так следите.

— Да я этим не занимаюсь, это женщины, а у них очень много хлопот, потому что детей много.

— Что за хлопоты — они рожают по одному малышу. А мы — высиживаем целую кладку.

— Да, по одному. Вот моя дочка должна троих родить. Если, конечно, это… Бог или, кто там у вас.

— Да, Бог, Бог. Я всю ночь была в сопровождении. Он летел, и мы порхали, порхали вокруг Него. Надо ведь порхать очень быстро, чтобы это выглядело красиво. Я очень устала и проголодалась. Хорошо хоть ваша кормушка оказалась полна.

— Ты расскажи мне, куда Бог летел?

— Мне откуда знать? Мы просто должны сопровождать Его, куда б он не летел. Птицы всегда вокруг Него.

Я снова присел за стол с незажженной сигаретой в зубах.

— Ты мне расскажи, Он, вообще-то, как? Мне сейчас поладить бы с Ним. Я немного боюсь, как бы Он…

— Ты боишься за дочь и своих ещё неродившихся внучат. Мне это знакомо. Но Бог сделает, как знает, и не станет объяснять. Всё равно ты Его не поймёшь. Но я спешу, мне пора. Дел полно. Не бойся Бога! — прощебетала она и улетела.

— Легко тебе говорить, а тут…, — проговорил я ей вдогонку.

Я ещё немного проследил за её суетливым полётом над нашим сумрачным двором. Потом я тихо, чтоб никого не разбудить, вышел на лестницу. Сидел и курил. Было ещё совсем тихо в нашем подъезде. Скоро тронется лифт, люди поедут по делам, по добрым делам, и по злым, и просто по пустым делам.

В конце концов, я ещё не самый скверный человек в этом подъезде, подумал я. Ты бы сейчас не слишком на меня наезжал, а то я… Понимаешь, слабость какая-то в сердце, не получается взять его в кулак.

Никто мне не ответил.

* * *

Я сегодня рано утром ходил на кладбище. Мне нужно было с ребятами повидаться по делам. И я там встретил одну пожилую женщину, о которой стоит рассказать. Зовут её баба Роза. Да, вот так. Была молодая, звали Розочкой. Состарилась — по-другому, конечно. Она, хоть и меня помоложе, а ходит с палочкой. Её муж покалечил. Он по пьяному делу, буквально, издевался над ней. Раз додумался, подлец — арматурным прутом и ногу ей попортил. Сильно хромает. А так бы она бы ещё самое то. Я ведь помню, когда она была шустрая, быстрая, как ласточка — так и порхает по участкам. Работы много, денег много. Весёлая, боевая. Муж ей попался неудачный. А как вы хотели? — бывает и так.

Ну, буквально, с ума сходил, человек, зверел. Так она придумала, как с ним разобраться. Стала она захоранивать в кладовке бутылку водки с каким-то ядом. Он про это место знал. С утра похмелиться нечем — он туда. Хлебнул и кони двинул. Ну, права она была? Бог рассудит. А менты докапываться не стали. Совесть поимели.

Мы с Розкой встретились, как родные, обнялись:

— А, Лысый, ты чего это? Мне-то говорили, ты в заграницу слинял. Что ж не пофартило?

— Да, не пошло дело. И с бабой разошёлся.

— Ну, у тебя баба знатная, далеко от неё не уйдёшь.

— Да уж там заместитель, видно, есть. Что-то и не звонит.

— Ладно, ты мужиком будь. Сопли распускаешь. Проводи-ка меня до могилки, хочу посмотреть. Я по весне ему буду новую ставить, а то уж столбы стали подгнивать. Ты с Крюком не поговоришь? Вы ж с ним были кореша. Пускай он варит оградку на полную катушку, я специально накопила. Торговаться не стану.

— Добро, — сказал я. — Я его как раз видел только что. Пойду обратно, зайду к нему в мастерскую. Уж кому-кому, а Витьке твоему оградку замостырим.

Мы с ней потихоньку пошли петляя по извилистым заснеженным дорожкам. Поговорили о том, о сём.

— Ох, зима нынче страшная, умотались ребята. То, зараза, подморозит, то подтает. Чистый лёд, а не грунт. Когда пришли мы на могилу Виктора, Роза достала бутылку и хорошей закуски. Граненый стакан надет был на пику ограды, и она аккуратно промыла его снегом, а потом протёрла насухо чистой тряпкой.

— Ну, Миш, давай. Царствие ему небесное, вечный покой, — мы выпили.

— Знаешь, а ведь у нас с ним любовь-то была. Была-а-а… И он мужик-то ласковый был. Не то что другой сграбастает бабу. Как медведь. Нет. Он любил. Умел. Сердце у него было. Мне тут батюшка говорил, это его бесы одолели. А у меня который был бес, он был самый страшный. Вот он их всех пересилил. Давай-ка ещё по махонькой.

Мы выпили ещё и она покрошила птицам хлеба.

— Слышь, Мишка, а вот поверишь: я с тех пор ни разу ни на кладбище, ни в лесу снегирей уж не видела. И, думаю, никогда уж мне их не увидеть. Может только перед самой смертью. А жить-то ещё долго.

Она всплакнула, и мы простились. Я зашёл к сварщику по прозвищу Крюк и договорился с ним о витькиной ограде. Мне нужно было торопиться. Я улетал на остров Ганталуо. Я уже там был несколько дней, вернулся и вот сижу у компьютера. Ведь при таких полётах время иначе идёт — иногда быстрее, иногда медленней.

Когда я сошёл с самолёта к трапу подбежал чернокожий мальчишка в униформе служащего единственного в городе отеля. Жара была ужасная.

— Господин Пробатов, вы же отменили полёт. Что же делать теперь? Ваш номер занят, — он схватил мою сумку.

— Я не буду жить в отеле. Неси сумку в посёлок. Как здоровье почтенного Дрогара? Здравствуй Зимри! Ты совсем вырос, меня скоро догонишь.

— Господин Бонро обещал сделать меня младшим швейцаром. Он говорил об этом с моим отцом. Старый Дрогар здоров, как всегда. Когда ему сказали, что вы не прилетите, он очень огорчился. Уже целую неделю в океане ловят больших рыб. Таких, знаете, с пилой вместо носа.

— Хорошая будет рыбалка, лишь бы погода не подвела.

Подходя к посёлку, мы встретили какую-то девушку. Которая тут же повернула обратно с криком:

— Большой господин из России приехал!

Люди выходили из домов и смотрели на меня с ослепительными улыбками. На Ганталуо живут только негры, нет примеси индейской крови. Старик Драгор вышел мне навстречу и низко поклонился, а потом обнял меня.

— Ты когда-нибудь приедешь, сынок, и не застанешь меня в живых. Зайди ко мне в дом и переоденься. Не годится стоять на этой жаре в такой одежде. Сегодня будем пить и радоваться тому, что мы живы. Завтра — в море.

— Ветер мне не нравится.

— Стихнет к утру. Он дует уже неделю. Я знаю, — сказал Драгор.

Чёрное лицо этого человека было изрезано морщинами и шрамами от ударов постоянно рвущихся концов. Здесь ловят рыбу на переметы, а поводцы, когда рвутся — часто попадает в лицо, хорошо ещё, если не крючком. Я вошёл в его дом, сплетённый из пальмовых листьев, где всегда было прохладно. Его женщины суетились устилая земляной пол циновками и внося блюда с угощением. Ни на ком из мужчин не было ничего кроме набедренных повязок, а женщины закутаны в цветастые ткани до самых пят.

— Ты хорошо заработал в прошлый сезон? — спросил я.

— Неплохо, но пришлось взять ещё одну жену, а это дорого обошлось. Мой сын застрелил её отца. Я б его самого женил, да ему ещё не исполнилось двенадцати лет. Какая разница? Всё равно придётся кормить её. У её родни слишком много винтовок, — он улыбался.

Я преподнёс ему целый ворох бижутерии, которую купил в Москве за двести рублей в подземном переходе у афганца. Здесь это было целое богатство, и Драгор, подумав, отстегнул длинный английский нож в ножнах светлой кожи и протянул мне. Отказаться было нельзя, хоть я и не смог бы его провезти через таможню. Но в таких полётах не всегда приходится проходить таможенный досмотр.

Мы сидели на подушках из пуха птицы тунф, которая водится высоко в горах, пили из глиняных чашек пальмовую водку и ели мясо. Когда от водки у меня закружилась голова, я попросил извинения и вышел на воздух. Меня охватил горячий ветер, я вдохнул его вместе с запахом водорослей и морской воды. Потом я посмотрел вверх. Там поднимались горы, красные, иногда даже багровые — такой здесь камень — крутые, неприступные. Вершины серебрились инеем — там был мороз.

Ну, хорошо, подумал я, а всё-таки нужно было приехать. Я не жалею.

* * *

Я только слушаю, отвечаю и разговариваю, — это цитата из одного журнала, но я не уверен, что автор заинтересован в её обнародовании. А это сказано так точно, просто по-снайперски. Умел бы я так жить, не пришлось бы под старость… Ладно. Замнём.

* * *

Я возвращался из роддома, куда отвёз дочке передачу. Настроение у меня, не смотря на промозглую погоду, было радостное и тревожное — самое лучшее, что человек, вообще, может переживать.

Но потом была неприятная возня с малолетним хулиганьём у метро Отрадное, и это у меня до сих пор не идёт из головы. Я уже привык сюда записывать всё подряд, и это запишу.