Эдуард Эррио - Жизнь Бетховена

• Название: Жизнь Бетховена
• Автор: Эдуард Эррио
• Издательство: Музыка
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1975

Эта книга о Людвиге Бетховене - великом композиторе и великом гражданине.

В книге автор бессмертной Девятой симфонии предстает на фоне бурной событиями эпохи. Титаническая фигура Бетховена "вписана" в картину того подъема в Западной Европе, который был же провозвестником "весны народов", не случайно ознаменовавшейся триумфами бетховенских творений в Вене, Париже, Праге и других очагах революционных взрывов.

---

Замкнувшись на несколько дней в Шенбрунне, Наполеон отвергает соблазны легкомысленных развлечений столичной жизни. Он увлечен своим движением; после броска на Вену — прыжок к Аустерлицу.

На время я покидаю композитора. Меня влечет одна из моравских равнин, обрамленная величественными елями; я хочу видеть, что делает здесь гений, который менее всего походит на Бетховена, но в Третьей симфонии преследует ее автора неотвязно; я хочу видеть ручей, позлащенный лучами декабрьского солнца, праценское плато, хранящее кровавый след одной из ужаснейших битв столетия. Но совсем не потому, что трагическое событие тех декабрьских дней все еще представляют непроходящий интерес для наших учебников истории. Полководец воздействовал на свои войска, внушив им поистине мистическую веру, заставившую преодолеть любые опасности, любую усталость, заставившую выполнить присягу до конца; убежденный в преданности солдат, он разработал свой план среди шумного бивуака с той же точностью, какая, казалось бы, достижима лишь в тиши кабинета; угадав намерения противника, словно они были предназначены им самим, он сумел и дерзнул заранее объявить о направленном против него маневре и о своем сокрушительном ответном ударе; вся диспозиция предписана им сообразно заблаговременно учтенному промаху противника; и во всем этом проявилось могущество разума. Потрясает образ воина, который еще до восхода солнца покидает свою палатку, чтобы объехать поле будущего сражения и самому распознать, осуществится ли его дерзновенное предвидение. Печать размышления лежит на его лице, молодом и в то же время сильном; спустя несколько месяцев в Сен-Клу Гудон уловил выражение поэтического порыва, свойственного Наполеону. Сражение при Аустерлице — это силлогизм, наиболее точный среди всех остальных. К этому человеку также можно отнести — хотя бы частично — то, что Гёте сказал о Бетховене: «Никогда я не видел художника более сосредоточенного, более энергичного». Здесь на месте я узнал солнце Аустерлица: декабрьским утром брызнувший свет заливает расположенные в центре дивизии Вандамма и Сент-Илера; едва лишь золотые лучи прорезали туман, войска появляются на склонах Працена, быстрые и молчаливые, ни единым ружейным выстрелом не отвечая на залпы, которыми их встречают с высот. Взмахом топора, вложенного им в руки Сульта, Наполеон разрубил и оторвал друг от друга армии двух императоров. Предвидение осуществилось в желанном месте, в желанное время. Разум победил педантизм, слепое пристрастие к схеме. Смотря по обстоятельствам времени либо места, Наполеон предоставил второстепенным эпизодам возможность развиваться на своем правом и левом флангах, чтобы не отвлекаться от основного замысла, простой идеи. Мы видим, как его сподвижники отбиваются с переменным успехом на отведенных им позициях, тогда как он, сквозь грохот, сквозь смерть, отказываясь замечать раненых, — издан приказ оставлять их на месте, — преследует свою идею, достойную ученика Декарта; ее успех зависит от маневра Сульта. В иные мгновения рукопашная схватка становится всеобщей и такой запутанной, что теряется всякое ощущение целого. Его разум на страже. Известны слова в классическом духе, сказанные им Раппу: «Я вижу там замешательство, отправляйтесь и наведите порядок». Один-единственный человек воодушевляет сражение и руководит всей этой утренней резней. Стремясь завершить ее, овладев положением, победоносный повсюду, — в момент, когда напряжение всех сил могло бы ослабеть, он использует ужасающую возможность захватить в ловушку то, что осталось от целой армии! Нельзя не изумиться подобной обостренности человеческих способностей. И в этом сказался гений — по своей логичности, ясности и смелости гений истинно французский. Но каков же итог? За несколько часов декабрьского утра уничтожено двадцать тысяч человеческих жизней. Спустя десять лет — подписание Венского трактата. Наша граница обречена оставаться открытой для будущих вторжений. Ворота Парижа зияют. И с тех пор идут почти все наши бедствия.

В то же время Бетховен, занятый сочинением Четвертой симфонии, в своем поклонении Терезе задумывает великолепную песнь любви, где звучание скрипок и нежные голоса флейт подчеркнуты легкими ударами литавр.

В Вене Наполеон принял более или менее добровольные изъявления верности жителей берегов Рейна. Маршал Лефевр возглавляет 2-й резервный корпус Великой армии и национальные вооруженные силы департаментов Баварских Альп, Рейна и Мозеля, Рура. В архивах французского военного министерства хранится прокламация, в которой маршал извещает, что он отправил одного из своих офицеров к «величайшему из героев» с заверениями в преданности национальной гвардии Рейнской долины. «Император принял эту присягу в самой Вене, — пишет Лефевр, — в присутствии представителей другой национальной гвардии, которую он приказал организовать в этой древней столице воинственной державы: там, под начальством французского генерала, они служат делу Франции так же, как и вы на берегах Рейна. В Вене нет иного гарнизона, кроме состоящего из ее собственных жителей; там царствует мир, имущество не потерпело никакого ущерба; промышленность и торговля не пострадали; город, где предстояло столкнуться ярости двух армий, не увидел даже ничтожной стычки ввиду невозможности защищать его».

Наполеон и Бетховен в таком близком соседстве! Какой повод, чтобы возбудить наше воображение! Впрочем, подобно автору «Беглого взгляда», который из здравствующих композиторов упоминает только Гайдна, император не знает того, кто посвятил ему произведение грандиозных масштабов. Если Наполеону требуется капельмейстер для придворных концертов, он приглашает Керубини. Вплоть до самой Варшавы он довез с собой Паэра, сочинившего оперу «Элеонора» на тот же сюжет, что и Бетховен. Как раз в эту пору поэт Грильпарцер встретил композитора на музыкальном вечере у своего дяди Иозефа Зоннлейтнера. Этот последний, сын известного венского юриста Кристофа Зоннлейтнера, занимал видное положение в обществе. Он был одно время окружным комиссаром, затем секретарем придворного театра, правительственным советником, был одним из основателей Общества любителей музыки, а также консерватории, коллекционировал партитуры и музыкальные инструменты. В конце прошедшего столетия Зоннлейтнер издавал «Венский театральный альманах», изобилующий интересными сведениями. По его инициативе предполагалось выпускать музыкальные сборники, в которых печатались бы произведения старинных и современных композиторов. В самый год смерти Бетховена Зоннлейтнер открыл знаменитый Санкт-галленский антифонарий, написанный немцами (то есть музыкально-стенографическими знаками). Музыковед Гуго Риман считает эту рукопись копией сборника антифонов, составленного в VIII веке по приказанию Карла Великого.

Так же как и его отец, учёный юрист, Иозеф Зоннлейтнер страстно любит музыку. Автор «Лодоиски» и «Фаниски» был у него в тот вечер, о котором рассказывает молодой Грильпарцер. Зоннлейтнер пригласил и высокообразованного аббата Фоглера, известного теоретика-контрапунктиста, учителя Вебера и Мейербера; к тому времени Фоглер сочинил уже оперу «Замори» и выпустил в свет свое «Руководство к изучению гармонии». Внимательно наблюдает Грильпарцер за Бетховеном, находящимся в расцвете сил; худощавый, изящно одетый, в очках (он был близорук), композитор терпеливо слушает нескончаемую импровизацию аббата на какую-то африканскую тему.

29 марта 1806 года в театре «Auder Wien» «Фиделио» был поставлен в обновленном виде: Бетховен сократил и переделал увертюру (теперь она стала «Леонорой № 3»), с намерением придать ей больше драматической силы. «Леонора № 1», написанная в 1805 году и игранная лишь в узком кругу слушателей, была издана только в 1832 году (соч. 138). Для возобновления оперы в 1814 году Бетховен сочинил и четвертую увертюру в ми мажоре. Его разногласия и ссоры то с бароном Брауном, директором театра, то с исполнителями мало способствовали успеху произведения. Тем не менее артисты во главе с Рекелем отстаивали спектакль как только могли, чтобы обеспечить автору хоть какой-нибудь доход; если ложи и кресла были заняты, то дешевые места все же пустовали — в то же время толпы народа теснились на представлениях опер Моцарта. Бетховен приходил в исступление и яростно ругал барона Брауна. «Я пишу не для толпы, — рычал он, — я пишу для просвещенных людей». И когда ему попытались разъяснить, почему сборы оставались такими скромными, он закричал: «Верните мне мою партитуру! Я хочу мою партитуру!» С бароном Бетховен был давно уже знаком; он посвятил его жене две фортепианные сонаты (соч. 14) и прелестную Сонату для фортепиано и валторны. Никакими мерами нельзя было успокоить его. Подобно Наполеону, Бетховен ожесточенно требовал беспрекословного уважения ко всем своим замыслам. Стефан Брейнинг писал: «…ему понадобится некоторое время, чтобы прийти в себя, ибо манера обращения с ним причинила большой ущерб той страсти, тому упоению, с которыми он предается работе». Впрочем, Бетховен отдавал себе отчет в глубоких причинах своей неудачи. Зейфрид передает слова, сказанные им однажды какому-то саксонскому дипломату: «Мой «Фиделио» не был понят публикой… Я знаю, что моя подлинная стихия — это симфония. Когда я слышу что-либо внутренним слухом, это всегда большой оркестр». Так композитор еще раз раскрыл свою сущность более верно, чем в будущем делали это самые искушенные знатоки. Но, по крайней мере, вознаграждали ли Бетховена за все изведанные им театральные невзгоды события его личной жизни? Несколько летних месяцев 1806 года он провел в Мартонвашаре, у своих друзей Брунсвиков; по преданию, там он обручился с Терезой. Минуло десять лет, как графиня приехала со своими дочерьми в Вену и поселилась в гостинице «Серебряная птица», и с того самого дня романтические судьбы композитора словно связаны с этой семьей. Три сестры: Мария-Тереза, Жозефина, Шарлотта; их брат Франц; Джульетта Гвиччарди — их кузина. Бетховен дает Терезе уроки игры на фортепиано, исправляет недочеты в технике; чтобы развлечь ее, рассказывает о мелких театральных происшествиях, провожает на утренние концерты в Аугартен. Но Тереза — из трех сестер наименее приверженная к светской жизни — долгие месяцы проводит в деревне; только из писем узнает она о семейных вечерах, на которых Бетховен соглашается играть, о нежности, проявляемой им к Жозефине. Не то чтобы Тереза пренебрегала развлечениями! Андре Хевеси опубликовал записку, в которой она требует у Шарлотты пару белых башмачков для маскарада; здесь же она излагает свой взгляд на жизнь: «Жить и быть любимой; все остальное — ничто». Одна за другой проходят эти цветущие юные девушки в жизни Бетховена; не следует пытаться рисовать их образы слишком отчетливыми штрихами. Кажется, что если они и не были натурами слишком страстными, о, во всяком случае, оказались весьма восприимчивыми к проявлениям любовных чувств. Порой на горизонте поместья Мартонвашар появлялся, в промежутке между двумя сражениями, некий венгерский офицер; сестрицы взволнованы, они поздравляют либо утешают друг друга; здесь слушают музыку Гайдна, Бетховена, читают Шиллера. Обо всем, что происходило в этом кругу, сохранившиеся документы говорят так неясно, так туманно… Неохотно пользуешься ими. Не лишено правдоподобия, что, потерпев неудачу у более чем развязной кузины и молодой вдовушки, плотно окруженной толпой поклонников, застенчивый Бетховен избрал своим прибежищем общество Терезы; некоторая угловатость избавляла ее от особенно настойчивых ухаживаний молодых венцев — покорителей сердец. Банальная гравюра на юбилейной выставке в Ратуше дает нам лишь очень маловыразительный образ, без характерных черт. Однако мы знаем — и когда-нибудь лучше узнаем это, — что Тереза душевно была бесконечно богаче своих сестер и кузины. Она страдала: офицер, которого она любила, был убит в сражении с французами. Даже плохо зная ее, можно различить в духовном облике Терезы особенности, присущие героическим характерам. Кто первый из них решился на признание? Известен рассказ Терезы: воскресный вечер, светит луна; Бетховен, за фортепиано, берет несколько аккордов в басах, затем с таинственной торжественностью как бы предостерегает мелодией Себастьяна Баха: «Если ты хочешь отдать мне свое сердце, пусть это сначала будет втайне, пусть никто не сумеет разгадать нашу общую мечту!» Графиня Брунсвик и приходский священник задремали, — это весьма благоразумно с их стороны; Франц задумался; Тереза трепещет. Вернее всего, эпизод этот должен был предшествовать пребыванию Бетховена в Мартонвашаре в 1806 году, ибо в ту пору, когда происходит объяснение с Терезой, он пишет «Фиделио» и словно озарен им. Искренняя, пылкая душа Терезы взволнована. «До тех пор я походила на ребенка из волшебных сказок, который подбирает камушки и не видит прекрасного цветка, растущего на его пути». Она отказалась ответить на признания великого герцога тосканского, но открыла свое сердце гению.