Степан Злобин - Остров Буян

• Название: Остров Буян
• Автор: Степан Злобин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1981

В том входит роман «Остров Буян», посвященный известному событию русской истории середины XVII века — восстанию угнетенного населения Пскова в 1650 году против засилия феодального строя.

---

И вот из лесной кузни пошли выходить копья и сабли…

Им приносили изломанные пищали, старые самострелы — и они все быстро починяли…

Работали так несколько дней, а за это время крестьяне для них пригоняли дворянский скот и грузили обоз хлебом. И вот из-под Порхова потянулся обоз.

Хованский послал сюда же стрельцов и дворян отрядами человек по пятьдесят — промыслить кормов у крестьян.

Стрельцы Хованского наезжали на крестьянские дворы и отбирали последних коров и последний хлеб у крестьян, не трогая дворянских поместий. Ограбленные крестьяне злобились еще больше и уходили в леса…

Иванка ждал, что можно столкнуться с засадой, и потому он или Кузя выезжали в дозор. Их охраняли крестьяне, вооруженные пиками и самострелами… Обоз шел медленно: крестьяне вели его по плохо проезжим лесным дорогам, чтобы не встретиться с врагом… Они шли уже трое суток. Еще сутки — и дома. Тут-то как раз и поймали они казаков… Теперь надо было предупредить Гаврилу о приближении лужского войска. Одним крестьянам, без помощи из Пскова, без опытных ратных людей, было не совладать с ними.

Занять Пантелеймоновский монастырь псковитянами, поставить на его башнях городские пушки и дать отпор приближающимся войскам — вот что было нужно сделать немедленно. А во время боя крестьяне напали бы на казаков с тылу и прорвались бы в город, где им распахнут Великие ворота.

Печеренин расставил сторожей караулить крестьянский стан, и вдруг караульные поздно ночью привели еще монаха. Услыхав голоса, вскочил и Иванка.

Караульный держал свою ночную добычу за шиворот крепкой рукой. Монах вертел шеей, стараясь освободиться.

— Веди сюда, — приказал Печеренин от костра.

— Какого монастыря? — спросил он монаха.

— Святого Пантелеймона-целителя.

— Пошто ночью шатаешься?

— Архимандрит послал, — ответил ионах, и Иванка увидел, как незаметно, за спиной, он бросил что-то в костер.

— Куда ты — в огонь?! Сгорит! — крикнул Иванка, выхватив из огня письмо. — Руку пожег из-за тебя! — укорил он монаха.

— Раздень его да пошарь — нет ли еще писем, — велел Павел крестьянам.

Монах завизжал. Один из крестьян рассердился и стукнул его по шее.

— Не вой! — крикнул он.

Иванка прочел письмо. Оно было от архимандрита Пантелеймоновского монастыря заонежскому голове Степану Елагину. Архимандрит сообщал, что воров в монастыре нет, и если солдаты обойдут Псков, свернув по левой дороге, не доходя Любятинского монастыря, то в Пантелеймоновском смогут остаться и без помехи держать переправу через Великую, чтобы охватить Псков кольцом.

— Со всех сторон прут напасти! Мало — с Луги, теперь заонежские! — воскликнул Печеренин. — Выходит — нам от Пскова подале надо, а мы сами волку в пасть лезем!

— Псков — ваша крестьянска опора, — возразил Иванка. — Задавят Псков, то и вас задавят. Помогайте, браты, горожанам…

И Иванка не был уверен в том, что важнее — скакать ли во Псков со скорой вестью к Гавриле или остаться здесь, у крестьян. Он боялся, что без него Павел Печеренин уведет крестьян ото Пскова. Но все же надо было поехать. Он обещал Гавриле дать вести и знал, что каждую ночь ожидают его на стене с веревкой, чтобы втащить наверх.

Иванка накинул монашеский подрясник и тронулся в путь.

— Иван! Эй, Иван, погоди! — окликнул его Илюша, «сынок» Печеренина, который за это время стал другом Иванки. — Куда ты?! Павел Никитич ведь без тебя ждать не станет — уйдет.

— Хуже будет, Илюша, коли войско боярское ждать нас не станет — возьмет монастырь и дороги отнимет, — ответил другу Иванка.

— Ин я пойду вместо тебя. Ты пиши письмо. Я в город снесу.

2

У Гаврилы было сговорено с Иванкой, что на псковской стене, в стороне от Гремячей башни, они каждую ночь станут дожидаться вестей. Иванка снизу бросит три раза камнем в стену, и ему спустят веревку, чтобы втащить его в город без шума, не отпирая ворот, чтобы никто не знал.

Уланка ждал. Была глухая, темная ночь, не было видно за тучами ни единой звезды. И ветер не дул. Над городом замерло предгрозье. Уже несколько ночей подряд Уланка сидел тут с вечерней зари до рассвета, а диен было некогда спать в Гремячей башне: вокруг хлебника не хватало людей… Измена сгущалась в городе. Нехватка хлеба и мяса, невозможность ловить рыбу, отсутствие пастбищ и голодный рев отощалого скота по ощипанным улицам и дворам — все обессиливало народ и грозило изменой. Гаврила не спал уже несколько ночей. Он посылал своих людей по базарам и в церкви, велел им расспрашивать и выслушивать мнение народа. «Повинщики», «поповщики», «литовщики» были притащены в Гремячую башню.

Когда стали пытать литовца Еселя Маркуса, указанного Иваном Липкиным, он назвал пана Юрку. Дворянского переводчика схватили, и он указал в этом деле Томилу Слепого…

Хлебник выхватил из рук Пяста каленые щипцы и сам кинулся на литовщика.

— Брешешь, лях! — закричал он. — Хочешь нас друг на друга поднять, проклятый!

— Гаврила Левонтьич! Взялся не обычаем! Так, не узнавши, замучаешь ляха… Меня два раза в разбойном пытали — я ведаю, как… Пусти, — сказал Пяст.

Хлебник с размаху ударил щипцами по голове пыточного так, что литовщик свалился без слов, и, не глядя, сел на скамью, обессиленный и разбитый, словно не он пытал человека, а кто-то другой только что рвал и палил железом его самого… Юрку снесли в подвал.

На другой день били плетьми двух попов, добиваясь от них, кто принес в город уговорную грамоту боярина Хованского.

Попы не могли назвать по имени этого человека.

Его не могли назвать ни Подрез, ни Менщиков; кое-кто успел скрыться от сыска.

Дознаться, найти корни измены и перед всем народом казнить ее вожаков — стало страстью Гаврилы. Все ратное дело он поручил Прохору Козе, а сам, испитой, красноглазый, с разлившейся желчью, не выходя из башни, не видя дневного света, сидел «дознавался».

Был пытан Чиркин. Чиркин назвал десяток повинщиков из старых стрельцов и посадских, но не сумел назвать имени человека, которого видел у Сумороцкого в доме и от которого пошло челобитье. Он сказал, что лучше всех его знает Захарка.

— Спешили мы головы посекчи-то дворянам. А надобе было нам муками вызнать от них всю измену, — сказал Уланка.

В тот вечер звонарь Агафоша, который стоял в карауле у казематов башни, сказал, что пан Юрка очнулся.

Когда Уланка собрался уходить в караул на стену, Гаврила велел вести пана Юрку к повторной пытке…

Тайность сношения с восставшими крестьянами не позволяла Иванке возвратиться во Псков через Великие ворота, которые в числе других охранялись старыми стрельцами, а пробираться к другим воротам было опасно: можно было попасть на засаду московских стрельцов. Потому приходилось ожидать его самого или посланца от него здесь, на условленном месте стены каждую ночь…

Предгрозье душило Уланку зевотой… Где-то вдали глухо роптали раскаты грома…

«Не уснуть бы!» — подумал Уланка. Он подложил моток веревки под голову и тут же смежил глаза… Он не слышал, как со щебетом соскользнули по откосу стены несколько мелких камешков, не видел, как в сгустившемся мраке мелькнули рядом с ним черные тени. Обух топора ударил его по затылку…

Недвижное тело Уланки лежало на гребне стены.

Захар и Первушка молча замерли, сидя на месте убитого. В тихой ночи не лаяли даже собаки, не крикнул петух, не слышалось выстрелов. По временам со стены было слышно, как в реке Пскове всплескивала крупная рыба… И вдруг снизу в камень стены ударился камень… второй… третий… И все умолкло.

Захарка понял условный знак. Распутав дрожащими руками конец, торопливо сбросил веревку. Тяжелый моток, развернувшись, прополз в темноте за стеной… Они насторожились. Конец веревки зашевелился и натянулся снизу.

— Тяни! — прошептал Первушка.

Оба взялись тянуть. Человек цеплялся за выступы камня в стене и сам помогал им. Вот показалась его голова в монашеской скуфейке. Он оперся руками, вскарабкался, встал…

Первушка рванул веревку. Монах упал на стену…

Захар взмахнул топором над его головой, и — ни стона…

Оба с поспешностью шарили в пазухе и сапогах убитого, шарили молча и торопливо. Капнули первые капли дождя…

— Нашел!.. — прошептал Захар, пряча бумагу в пазуху…

— Скинуть вниз от греха, — дрожащим голосом произнес Первушка.

И, тяжело подняв, они сбросили за городскую стену тела обоих убитых…

3

Левонтий Бочар вошел в лавку Устинова и протолкался меж кулей в узкую дверцу отгороженной от лавки хозяйской каморки.

— Здорово, хозяин! — приветствовал он.

Устинов кинул костяшки счетов, исподлобья взглянул на гостя, словно читая на его лице еще какие-то недостающие числа, и снова перебросил костяшки.

— Здорово! — наконец откликнулся он.