Епископ Афанасий (Сахаров) - «Какое великое утешение — вера наша!..»

• Название: «Какое великое утешение — вера наша!..»
• Автор: Епископ Афанасий (Сахаров)
• Издательство: Издательство Православного Свято–Тихоновского гуманитарного университета
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1012
• ISBN: 978–5–7429–0410–6

Издание посвящено наследию еп. Афанасия (Сахарова), одного из самых известных и авторитетных святителей–исповедников Русской Церкви. Сборник включает в себя жизнеописание владыки Афанасия, его знаменитую автобиографическую хронику «Этапы и даты моей жизни» и 126 избранных писем из обширного эпистолярного наследия Владыки (при этом исправлены текстологические ошибки предыдущих публикаций писем святителя Афанасия). В подборку, хронологически охватывающую почти 40 лет (с 1923 по 1960 г.), вошли письма наиболее важные как в историческом, так и в духовном отношении. Обладающий необыкновенным даром утешения, любвеобильный и заботливый пастырь, владыка Афанасий и в самых тяжелых условиях заключения и ссылок поднимал дух своих чад, наставлял и исцелял душевные раны. Эти письма представляют собой один из самых впечатляющих документов, свидетельствующих об исповедническом «даже до смерти» пастырском служении русского иерарха в годы гонений.

---

Сверх того 4 посылки за все это время были возвращены, некоторые только по капризу цензора.

ИЗБРАННЫЕ ПИСЬМА СВЯТИТЕЛЯ АФАНАСИЯ, ЕПИСКОПА КОВРОВСКОГО

№ 1 М. А. Сахаровой 17 февраля 1923 г. Таганская тюрьма, Москва

4 февраля.

День святого князя Георгия Владимирского.

6 часов утра

Милая мамочка![41]

И у меня сегодня праздник. Сейчас окончил литургию, а рядом и блины готовятся. Вот так мы живем. И службой мы, думаю, мало чем уступили Владимиру. Вчера я отправил малую вечерню и молебен св[ятому] князю с акафистом. Потом всенощную, уставнее вашего, вероятно, служили (об этом скажите вридкафпроту[42] А. А. Потапову[43]), стихиры–то мы пели на 10, правда, литии не было, зато все прочее по Уставу: и тропари из Минеи — Сретения и святого и из Триоди, канон читали больше чем на 10. А сегодня на литургии изобразительны псалмы полностью, но блаженных — что полагается, из канона святого и отцев, тропарей и кондаков у нас только 6, — читалось 3 апостола и 3 евангелия. Конечно, молебна не было, ибо не полагается после литургии, а только пред «Буди имя Господне[44] — тропарь святому и молитва.

Но многолетие и вчера после молебна, и сегодня после литургии было. Многолетствовал и преосвященнейшему Корнилию, епископу Вязниковскому и Ярополчскому[45], с богохранимой паствой владимирской. И со стороны продолжительности соблюли Устав, который требует, чтобы литургия шла один час. У нас часы и литургия с многолетствованием сегодня заняли 1 ч[ас] 5 м[инут]. А как–то у вас прошло сегодняшнее торжество? Уж не служил ли, спаси Господи, лжеепископ? Да лучше пускай все храмы будут закрыты, только не должно православным молиться с отступниками. Спаси, Господи, матушку игумению и сестер[46]. Так и нужно было поступить. Что же, тяжело лишиться своего храма, тяжело лишиться близости к мощам святых угодников (мученика)[47]. Но Господь в нерукотворенных храмах живет[48], и на всяком месте Он с призывающими его и остающимися Ему верными. И святые угодники Божии не оставляют своею помощию не только тех, которые имеют возможность непосредственно поклоняться их телесным останкам, но и лишенных этой возможности. С православными они везде сопребывают духом. Хорошо об этом сказано в одной молитве преп. Сергию: «Идеже есть Господь, якоже слово Его учит нас, тамо и слуга его будет, ты верный еси раб Господень и Богу везде сушу, — ты в Нем еси, и Он в тебе есть»[49]. Поэтому–то и не страшно для православных христиан видимое телесное удаление от святыни. Может случиться, что отступники станут служить около наших святынь, но святые не будут с ними. Явное доказательство этого — то, что, посмотрите, все эти «живые»[50] насквозь пропитаны чувством злобы — чувством не христианским. Они всецело находятся сейчас во власти духа злобы и не имеют спокойствия. И хотя бы все святыни они захватили в свои руки, им не освободиться от обладающего ими духа зла. А вот я смотрю сейчас на заключенных за дело Христово епископов и пресвитеров, слышу о православных пастырях, в других тюрьмах находящихся, какое спокойствие и благодушие у всех. Очевидно Господь помогает и святые не оставляют их, и, что характерно, злобы–то у нас нет к «живым». Конечно, ни о каком общении с ними у нас и речи быть не может, никакого снисхождения или потворства. Пока не покаются они и на деле своего покаяния не покажут — все они для нас яко язычники и мытари[51]. Но озлобления против них у нас нет и не должно быть. Это они носят на себе каинову печать, стеная и трясясь ходят[52], измышляя, какую еще бы пакость учинить православным.

А тюрьмы нам нечего бояться. Здесь лучше, чем на свободе, это я не преувеличивая говорю. Здесь истинная Православная Церковь. Мы здесь как бы взяты в изолятор во время эпидемии. Правда, некоторые стеснения испытываем. Но а сколько у вас скорбей — постоянная опасность заразиться, постоянное ожидание приглашения в гости, куда не хочется, постоянное ожидание каких–либо пакостей от «живых», возможность тягостных, я бы сказал, омерзительных встреч с ними, необходимость искать выхода из разных затруднительных положений. Попробуй тут устоять. А мы от всего этого почти гарантированы. И поэтому, когда я получаю соболезнования моему теперешнему положению, я очень смущаюсь. Мое положение хорошее. Тяжело положение тех православных пастырей, которые сейчас, оставаясь на свободе, несут знамя православия. Помоги им Господи. Их крест тяжелее креста тех, которые в тюрьмах, они в большей нуждаются помощи православных мирян.

И я усердно прошу православных владимирцев всемерно поддерживать православных пастырей, заботиться о них, беречь их.

Господь да поможет нам всем остаться верными Ему и полезное о нас да устроит.

Приближаются дни покаяния. Посему усердно прошу прощения у православных владимирцев. Простите меня, отцы и братия, елико я согреших во вся дни жизни моея делом, словом, помышлением и всеми моими чувствы. Взаимно всех прощаю. Благодатию Своею Господь Бог да простит и помилует всех нас.

Мысленно припадаю к святым мощам чудотворцев Владимирских, поклоняюсь гробам Владимирских Святителей и Князей.

Призываю на всю паству владимирскую Божие благословение.

Смиренный Афанасий, Божиею милостию православный епископ Ковровский

№ 2 М. А. Сахаровой Март — апрель 1923 г.[53] Таганская тюрьма, Москва

Милая и дорогая моя мамочка!

Ну что же, ты уезжаешь сегодня во Владимир? Господь да благословит тебя. Поезжай с Богом. Всем православным там передай мой сердечный привет и благословение и просьбу — оставаться православными, нимало не колеблясь. Если заколебались священники — им большая опасность грозит, их запугали. Конечно, по–настоящему они не должны бы ничего бояться. Но что же поделаешь, если струсили. А мирян за то, что не станут ходить в те церкви, где поминают ВЦУ, чем будут пугать? Поэтому усердно прошу всех православных отнюдь не ходить в те церкви, где поминается ВЦУ. Лучше совсем остаться без службы церковной, чем участвовать в кощунстве вместе с отступниками.

<…> Крепко, крепко целую тебя и крестную[54]. Всем и в Москве, и во Владимире мой сердечный привет и благословение. Прошу прощения, что не всех всегда называю по именам, — но всех помню и о всех молюсь. Взаимно прошу и обо мне помолиться.

Господь да сохранит тебя.

Любящий е[пископ] А[фанасий]

№ 3 М. А. Сахаровой 29 января 1926 г. Исправдом, г. Владимир

16/29–I–26

Милая моя хорошая мамочка!

Как я рад был увидеть тебя хоть ненадолго, хоть разок поцеловать тебя. Рад, что ты, по–видимому, бодришься. Мужайся, не падай духом. А мне, право, не худо. Конечно, скучно без дела. Народ со мной сидит хороший. Только, правда, люди нецерковные, мало сравнительно у нас общих интересов и тем для разговора. Но в общем–то очень хорошо, гораздо лучше, чем было бы в общем корпусе. В нашей камере 8 мест, но сейчас только 5 человек, и больше к нам не сажают. Ведь камера наша «политическая», и в то время, когда в других камерах уплотняют и на приставных щитах устраивают койки, мы благодушествуем на просторе. Один из наших работает — значит, днем его не бывает в камере. Другой — инженер, тоже часто уходит. У нас есть большой стол и все скамьи. Теперь стали топить, и минувшую ночь я спал, сняв теплую рубашку. Сейчас устраивают у нас жел[езную] печь.

Сегодня 14–й день, как арестован. Поэтому должны были предъявить точно формулированное обвинение. Для этого и вызвали. Обвинение вот какое.

По ст. 123[55] — Сахаров вызвал свящ[енника] Пятницкой церкви Чечеля[56] и запретил ему выезд из Владимира.

По 69 ст.[57] — в Лыкове за всенощной Сахаров сказал: «Обновленцев надо гнать из приходов, так как они сторонники советской власти. За литургией, говоря о вмч. Георгии, призывал не бояться ни тюрем, ни судищ. Общее же впечатление от проповедей было такое, — что гонение на веру обусловливается существованием Советского строя».

По этому поводу я сделал такое заявление: «Предъявление мне ст. 123 считаю неправильным, так как там речь идет об религиозных организациях, а я один не составляю организации. В факте передачи мной иеромонаху Чечелю распоряжения архиепископа Николая[58] нельзя усматривать присвоения мной административных или публично–правовых функций, так как в настоящее время все отношения архиерея к священникам исключительно основываются на признании последними нравственного авторитета первого.