Аза Тахо-Годи - Жизнь и судьба: Воспоминания

• Название: Жизнь и судьба: Воспоминания
• Автор: Аза Тахо-Годи
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-235-03192-0

Вниманию читателей предлагаются воспоминания Азы Алибековны Тахо-Годи, человека необычной судьбы, известного ученого и педагога, филолога-классика, ученицы, спутницы жизни и хранительницы наследия выдающегося русского философа Алексея Федоровича Лосева. На страницах книги автор вспоминает о трагических поворотах своей жизни, о причудливых изгибах судьбы, приведших ее в дом к Алексею Федоровичу и Валентине Михайловне Лосевым, о встречах со многими замечательными людьми — собеседниками и единомышленниками Алексея Федоровича, видными учеными и мыслителями, в разное время прошедшими «Арбатскую академию» Лосева.

Автор искренне благодарит за неоценимую помощь при пересъемке редких документов и фотографий из старинных альбомов В. Л. ТРОИЦКОГО и Е. Б. ВИНОГРАДОВУ (Библиотека «Дом А. Ф. Лосева»)

---

И особенно интересно, когда лосевские идеи исследуются не на античном материале, а на современном: хотя бы символ солнца в «Тихом Доне» или миф у Горького — и символы, и мифы живы вечно, только надо точно знать, что они собой представляют, избегая всякой путаницы и дилетантства, ненавистных Алексею Федоровичу. Его уроки пошли мне впрок с молодых лет, и, следуя его принципам, я сама уже долгие годы учу свою молодежь. Нет, лосевская традиция не прерывается.

А творчество его стало набирать силу и постоянно расцветать заново с годов шестидесятых, когда открылась новая страница нашей с ним общей жизни. Главное — Лосева печатают, издают.

Но если начинается серьезная издательская деятельность, значит, и настроение наше общее (а как же иначе) улучшается. Все-таки уходят в прошлое жалкие институтские публикации, из-за которых страдали мы втроем вместе с Валентиной Михайловной, страдали и радовались одновременно, если уж говорить правду, не думая о том, как будут судить об искажениях в тексте (чтобы иностранщину любую выкинуть, никаких ссылок на иностранцев, — попадешь в космополиты, да еще пафосные предисловия под бдительным надзором всемогущего парткома и Тимофеевой лично).

А раз настроение улучшается, то и возвращается старая лосевская любовь — театр, драма, музыка, опера, даже оперетта, — все что прервано арестом, лагерем, войной. И Мусенька бы одобрила, сама душа ее — музыкальна и драматически антиномична.

Как она старалась последние годы жизни, покупая проигрыватели, приемники разного типа (слушать все равно нельзя — забивают иностранцев), бесчисленные пластинки (одного Шаляпина десятки в отдельном футляре). Водрузила в кабинете однажды проигрыватель, скрытый в симпатичном шкафчике, куда можно складывать пластинки. Но почему-то все эти новшества быстро устаревали, портились, приходилось от них избавляться, хоть и жалко, а вот шкафчик сам по себе так и остался в кабинете Алексея Федоровича, и приспособили его (сразу можно догадаться) под книги. Это уж в дальнейшем наши молодые друзья содействовали более совершенным инструментам, и последнее приобретение сделал Миша Нисенбаум (сам тонкий музыкант) на радость Алексею Федоровичу — и появилось новое поколение долгоиграющих дисков. А куда девать старые? Да еще Алексей Федорович составляет список любимых им музыкальных вещей и их исполнителей (хотя Шаляпина страшно слушать «Лежу я в темной могиле» — «In una tomba oscura…»). Вот этот список, мне продиктованный (курсивом особенно желательные):

Симфонии

Бетховен № 3,5,7

Чайковский № 3, 4, 5, 6

Глазунов № 7, 8, 9

Скрябин № 1, 2

Танеев № 3

Малер № 7, 8, 9

Увертюры

Бетховен «Кариолан», «Эгмонт»

Чайковский «Франческа да Римини», «Манфред»

Симфонические картины

Римский-Корсаков «Шахразада»

Скрябин «Прометей»

Стравинский «Петрушка»

Вебер «Приглашение к танцу»

Концерты фортепьянные

Рахманинов № 2, № 3 (в исп. Рахманинова)

Бетховен № 4, 5

Концепты скрипичные

Бетховен, Глазунов, Чайковский, Мендельсон

Квартеты

Чайковский № 1, 2, 3

Бетховен № 13, 14, 15, 16

Квинтеты

Танеев (лучше в исполнении Юдиной)

Трио

Аренский

Рапсодии Лист№ 2, 12

Сонаты

Бетховен № 9 (Крейцерова), № 23 (Аппассионата), № 8 (Патетическая), № 14 (Лунная), № 29 (опус 106) Лист h-moll фортепьянная

Скрябин. Любые сонаты

Прокофьев. Фортепьянные сонаты

Фортепьянные произведения

Скрябин. Прелюдии и др. произведения

Мусоргский «Мысль» (в исполнении Юдиной)

Дебюсси

Равель

Сезар Франк

Скрипичные произведения

Крейслер

Паганини

Произведения, которые исполняют: Рахманинов, Юдина, Леонид Коган, Хейфец, Цимбалист

Романсы

Чайковский

Песни

Шуберт

Оперы

Мусоргский «Борис Годунов»

Римский-Корсаков «Снегурочка»

Танеев «Орестия»

Вагнер «Тангейзер»

Чайковский «Пиковая дама»

Гуно «Фауст»

Мусоргский из «Хованщины» — «Рассвет на Москва-реке»

Есть еще список пластинок, уже имеющихся у Алексея Федоровича и составленный В. М. Лосевой. Там Шаляпин — 50 номеров, ряд оркестровых произведений и оперных фрагментов. Мною дополнены (после кончины Валентины Михайловны) Скрябин 3-я симфония, «Поэма экстаза» и концерты Рахманинова № 3, Чайковского № 1 в исполнении Вана Клиберна.

И какое счастье! Мы слушали в Большом зале Консерватории оркестр под управлением знаменитого Вилли к Ферреро (и Мусенька еще была вместе с нами), которым Алексей Федорович перед Первой мировой восхищался. Вундеркинд (родился в 1906 году) Вилли сохранил и приумножил свой дирижерский талант. Наша встреча с молодостью Алексея Федоровича и его музыкальным кумиром стала для нас настоящим праздником. Ферреро вскоре скончался (в 1954-м), себя не жалел, пылкая натура — итальянец иначе не может.

И я, и мои молодые друзья старательно выполняли заказы Алексея Федоровича. Но хочется самому, в натуре, услышать, посмотреть, восхититься, пережить особую театральную — живительную — приподнятость: «Театр уж полон. Ложи блещут…» В годы 1960–1970-е в театр ходили празднично в любые будничные дни. Билеты покупала я сама, никакого труда не составляло, кассы рядом, мы живем на Арбате, напротив заново отстроенного Вахтанговского театра, в войну совсем разбитого. Мы верные посетители всех лучших московских театральных залов. Тут и Чехов, и Островский, и Булгаков, и, конечно, во всех видах Шекспир, и Виктор Гюго, и Диккенс (любили в это время инсценировки его романов), и Гауптман, и незабываемый «Сирано» Ростана, и даже «Грибоедов» по роману Ю. Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара». Да разве все перечислишь! Самый нам близкий — Вахтанговский. Еще при жизни Мусеньки мы туда хаживали по-домашнему и в большом антракте умудрялись в летние дни пить дома чай: никогда не опоздаешь, только дорогу перейти. А почему не вспомнить Лосеву молодость и не послушать «Прекрасную Елену» или «Цыганского барона»? Да и сравнить с давними юношескими впечатлениями, подпевая веселые пассажи по дороге домой (мы всегда пешком, ходоки хорошие).

Но несказанное упоение — опера. Вот здесь приходили на помощь друзья, особенно Елена Николаевна Флерова (у нее в Большом важное знакомство). Сидим в партере, в лучших местах, чтобы Алексею Федоровичу удобно и приятно. Все прослушали и по нескольку раз (конечно, «Бориса Годунова», «Сусанина», «Хованщину», «Садко», «Снегурочку», а в филиале непременного «Севильского» и «Орестию» Танеева в уродливом хрущевском театре в Кремле)[354]. А бессмертный «Фауст»? Однажды «Садко» так восхитил и перевернул душу, что мы с Алексеем Федоровичем в состоянии полного восторга прошли, вернее, пробежали мимо собственного дома и опомнились у следующего переулка.

А еще напротив нас улица Вахтангова, оперная студия Московской консерватории. Слушать там молодых певцов — великое наслаждение, и особенно хороша «Снегурочка», да еще с комментариями Лосева (он же в давнее время, в 1916 году, посвятил ей одну из своих первых музыкальных статей). Знаменитый хор, провожающий Масленицу: «Масляница вертихвостка, уходи скорей со двора» не удавался исполнителям, и Римский на репетициях обучал хор: «Ну-ка пропойте: „А какой дурак Римский-Корсаков“, и у вас сразу и темп, и все такты станут на место». Представьте себе — действительно получилось. Не знаю, может быть, это театральная легенда, но Алексей Федорович загадочно смеялся, мне эту историю рассказывая.

В учебном театре училища имени Щукина при вахтанговском театре мы с удовольствием смотрим трагедию Еврипида «Ипполит», где поражают всех легкость, мужественность и пластичность группы кабардинских студентов под руководством Катина-Ярцева, с которым мы потом обсуждали с воодушевлением этот примечательный спектакль.

А «Лисистрата» Аристофана с отчаянной дерзостью! Молодцы молодые актеры. Кто сказал, что Аристофан неприличен?

По Платону, комедия и трагедия жизни едины, как и само искусство, ибо «один и тот же человек должен уметь сочинять и комедию, и трагедию» (Платон. «Пир». 223 d). Ведь под комической маской часто скрывается трагедия человека. Аристофан — серьезен.

Когда я написала эти слова, то подумала, что действительно самый подлинный, в духе последних строк из платоновского «Пира», поэт — наш Пушкин. Стала его перечитывать, никак не могла оторваться. Вспоминала, как в годы сознательного детства и отрочества, еще дома, в благополучной Москве, бесконечно изучала роскошное брокгаузовское издание Пушкина, читала всё — детские и юношеские стихи, эпиграммы, записки, прозу историческую, повести, поэмы, фрагменты, знала почти наизусть многое из «Евгения Онегина», бредила «Сном Татьяны», упивалась элегиями, посланиями и даже забавными мелочами. Да, Пушкин — целый универсум — запоздалое мое открытие, всем давным-давно известное и ставшее классическим. Но жизнь, сама жизнь поэта, годы последние, цепь так называемых роковых случайностей его судьбы — все это снова привело меня к Платону. Великий философ видит в людях игрушки богов, кукол, «сделанных ими либо для забавы, либо с какой-то серьезной целью» (Платон. «Законы». 1644 d). Людьми управляют боги, дергая за прилаженные к куклам нити, из которых только одна — золотая, руководимая разумом, а все остальные, железные, влекомые страстями. Человек — «игрушка бога», а жизнь каждого — «прекраснейшая игра» (VII 803), и все люди «творцы трагедии наипрекраснейшей и наилучшей», да и жизнь их государства (а оно мыслится идеальным) является «наиболее истинной трагедией» (VII 817 Ь).