Никос Казандзакис - Христа распинают вновь

• Название: Христа распинают вновь
• Автор: Никос Казандзакис
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1962

Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.

Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.

---

И вот поднялись сегодня три товарища на гору, и каждый принес подарок больному другу: Яннакос — маленькое евангелие, Костандис — коробку лукума, Михелис — небольшую икону с изображением распятия. Это была старинная икона, память его матери, и изображала она распятого Христа, вокруг которого были нарисованы тысячи ласточек, — не ангелов, а ласточек. Они сидели на его руках, на верхушке креста, и, открыв клювики, как будто пели… Крест был изображен в виде цветущего миндального дерева. Среди розовых цветов и птичек улыбался лик распятого Христа, а у подножия креста одиноко сидела грешница Магдалина и вытирала распущенными волосами кровь, струившуюся по ногам Христа…

Манольос ждал друзей на лавочке у кошары. Он умылся, надел праздничную одежду и, держа в руках вырезанную им святую маску, рассматривал образ Христа. То смотрел ему прямо в лицо, то поворачивал вправо или влево, чтобы лучше видеть скорбь, боль и улыбку бога. Манольос взял подарки, поклонился евангелию и долго смотрел на распятие.

— Это не распятие, это весна, — прошептал он. Потом взглянул на женщину с распущенными волосами, сидевшую у ног Христа, и вздохнул.

Приложив губы к ногам Христа, он тут же испуганно отстранился: ему показалось, что он поцеловал белокурые волосы и голую шею блудницы.

Яннакос взял икону из рук Манольоса.

— Ну, Манольос, — сказал он, — вот тебе евангелие, читай.

— Что прочесть, Яннакос?

— Открывай где попало! А чего не поймем, над тем будем думать вместе, пока все не станет ясным…

Манольос взял евангелие, наклонился, поцеловал его и открыл.

— Во имя господа, — сказал он, — и начал медленно, по слогам, читать:

— «Увидев народ, он взошел на гору; и, когда сел, приступили к нему ученики его.

И он, отверзши уста свои, учил их, говоря: блаженны нищие духом, ибо их есть царство небесное».

— Это легко, — сказал радостно Яннакос. — Слава богу, я все тут понял. А ты, Костандис?

Но Костандису не все было ясно.

— Что значит «нищие духом»? — спросил он.

— Те, кто необразованные, — разъяснил Яннакос. — Те, которые не учились в больших школах, а думают, что все знают.

— Нет, не необразованные, — поправил Манольос. — И образованные могут быть такими, как дед Ладас… Здесь, наверно, подразумевается что-то другое. Как ты думаешь, Яннакос, и ты, Михелис?

— Нищие духом, — предположил Михелис, — это те, у кого разум неискушенный, простой, те, которые не мудрствуют, а верят всем сердцем… Мне так кажется, но лучше спросим у отца Фотиса.

— Дальше! — сказал Яннакос нетерпеливо. — Это понятно, давайте дальше!

Манольос снова начал читать:

— «Блаженны плачущие, ибо они утешатся».

— Это еще труднее, — сказал Яннакос, почесывая голову. — Что значит «утешатся»?

— Их утешат… — объяснил Костандис. — Но кто их утешит? Кто? Не понимаю.

— Я, кажется, почти понимаю это, — сказал Манольос. — Те, кто скорбят, то есть все те, кто мучаются и страдают, не должны падать духом; бог их утешит.

— Давайте и об этом спросим, — предложил Яннакос, который торопился. — Дальше!

— «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю».

— Это уже совсем ясно! — крикнул Яннакос. — Счастливы те, которые покорны, а это значит — невинны, добры, смиренны; они в конце концов победят, весь мир будет им принадлежать. Это значит, — что не войной, а любовью они завоюют мир. Долой войны! Все мы братья!

— А турки? — спросил Костандис, еще не вполне убежденный.

— И турки! — ответил взволнованный Яннакос. — И ага, и его Юсуфчик, и сеиз. Все!

— И те, которые разрушили село отца Фотиса? — недоверчиво спросил Костандис.

Яннакос снова почесал голову.

— Этого я не знаю, — сказал он. — Спросим его самого… Дальше!

— «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся».

— О! вскрикнули все. — Дай бог, чтоб мы узнали справедливость.

Возбужденный Яннакос поднялся.

— Блаженны, — крикнул он, — алчущие и жаждущие правды! Друзья, это как раз мы и есть, Христос обращается к нам четверым, алчущим и жаждущим справедливости… Мое сердце открылось, братья, как будто Христос обратил свой лик ко мне и заговорил со мной… Не падайте духом, друзья! Давай дальше, мой Манольос!

— «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут».

— Ты слышишь, старик Патриархеас! — снова вспылил Яннакос. — Ты слышишь эти слова, обжора? — Ты встречаешься с нами на улице и не здороваешься, потому что мы подали милостыню бедным — четыре корзины с продовольствием! А ты слышишь, поп Григорис, ты ведь взбесился и прогнал голодающих, лишь бы видеть свой стол заваленным всяким добром и свое брюхо набитым, — чтоб ты лопнул и засмердел на весь мир! Слушай и ты, дед Ладас. Скряга, ты даже своему ангелу не подашь воды! Привет тебе, Михелис! Ты так не похож на своего отца; ты войдешь в царство небесное вместе с четырьмя корзинами; ведь корзины были твоими, а не нашими… Дальше!

— «Блаженны чистые сердцем, ибо они бога узрят».

— Я снова не все понимаю, — сказал Костандис, — но общий смысл мне ясен; только это «узрят» меня смущает. Что должно обозначать это «узрят»?

— Увидят лик божий, дурень! — сказал Яннакос. — Все, у кого чистое сердце, увидят лик божий. Вот и все!

— Но когда и где ты все это выучил, Яннакос? — спросил смущенно Костандис. — Голова у тебя как у мудрого Соломона!

— Но я же не умом все это объясняю, а сердцем, — ответил Яннакос, — оно-то и есть мудрый Соломон! Дальше!

— «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать, и всячески несправедливо злословить на меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так прежде гнали пророков, бывших прежде вас».

— Прочти еще раз, Манольос, — попросил Яннакос, — помедленнее, будь добр! Пусть бог меня простит, но тут немного запутано.

Манольос перечитал.

— Да нет, мне кажется, здесь все совершенно ясно, — сказал он. — Когда-нибудь старосты, богатые хозяева и их прислужники начнут преследовать нас всех четверых и выгонят нас, потому что мы будем проповедовать правду. Приведут они лжесвидетелей, чтобы те выступили против нас. Может быть, в нас будут швырять камнями, может быть, нас убьют, — разве не поступали так же и с пророками? Но мы должны радоваться от всего сердца, братья, потому что отдадим жизнь за Христа. Разве и он не отдал своей жизни за нас? Вот какой тут смысл.

— Ты прав, Манольос, — сказал Яннакос, и его глаза заискрились. — Я вижу попа Григориса, идущего впереди, как Кайафа, и деда Ладаса, следующего за ним с криком: «Убейте их! Убейте их! Они хотят раскрыть наши сундуки и раздать наши лиры!» А старику Патриархеасу — ты меня извини, Михелис, — велят изображать Пилата и говорить: «Я умываю руки, не вмешиваюсь, — убейте их!» Но в душе он будет радоваться, потому что ты пошел против его воли. Мы не давали ему спокойно жрать жареных поросят, ухаживать за служанками и звать вдову Катерину, чтобы та его растирала, потому что он якобы простудился… Эй, безбожники, скряги и лицемеры! Настанет день, придет божья справедливость!

Он стоял лицом к селу, в гневе угрожающе размахивая руками, но, случайно повернувшись, увидел перед собой отца Фотиса и сразу же умолк, словно язык проглотил.

Извини меня, отче, — сказал он робко, — но мы здесь читаем евангелие, и сердца наши распалились!

Отец Фотис приблизился украдкой. Четверо друзей, захваченные чтением, не заметили его, и он некоторое время слушал их, улыбаясь.

— В добрый путь, дети мои! — сказал он, шагнув к ним. — Пусть вам сопутствует господь!

Все радостно поднялись и дали ему место на лавочке. Но в этот момент священник посмотрел на Манольоса и вздрогнул.

— Что с тобой, сын мой? — спросил он. — Что случилось?

— Бог меня наказал, отче, — ответил Манольос и опустил голову. — Не смотри на меня, лучше обрати свой взор к евангелию и объясни нам. Мы ожидали твою милость, чтобы ты просветил нас, — мы люди необразованные, что мы можем понять?

— Наш разум, — сказал Костандис, — это неотесанная колода. Возьми и обтеши ее, отец мой!

— Мне вам помочь? — сказал отец Фотис. — Нужно, чтобы сюда пришли и послушали вас все мудрецы мира и поняли сами, бедняги, Христовы слова. Ты прав, Яннакос, не разумом читают евангелие, — разумом не очень-то много поймешь, — евангелие читается сердцем, оно и понимает все. Как-нибудь в воскресенье я тебя возьму, Яннакос, в нашу церковь, в катакомбы, чтобы ты нам объяснил слово божие. Не смейся, я правду тебе говорю.

Он опять повернулся к Манольосу.

— Все болезни, сын мой, исходят от души, она управляет телом. Твоя душа, наверно, больна, Манольос; ее-то и нужно вылечить! А тело, желая или не желая этого, пойдет за ней… Но давайте сперва поговорим. Для чего вы меня позвали? Чем я могу вам помочь? Разъясните мне… А потом, Манольос, мы с тобой поговорим и отдельно.