Александр Колмогоров - Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой

• Название: Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой
• Автор: Александр Колмогоров
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-7784-0421-2

В книге правнука ныне забытой русской писательницы Н. А. Лухмановой (1841–1907) и праправнука главного сибирского кожевенника Ф. С. Колмогорова (1824–1893) представлена увлекательная история семейных хроник, уходящих корнями в XI–XVI века.

Рассказы о бурной, почти авантюрной жизни «неистовой Надежды», приведшей ее на русско-японскую войну, о судьбах ее незаконнорожденных детей, а затем и внуков, среди которых немало людей известных и чрезвычайно интересных, их дневники, письма, стихи, воспоминания — все это читается на одном дыхании. На страницах книги читатель найдет и малоизвестные факты биографии музы Н. Гумилева — Татьяны Адамович, а также ее брата — поэта Георгия Адамовича.

Впервые представлены не публиковавшиеся ранее материалы из центральных и региональных архивов, музеев, семейного архива автора и других источников.

---

В субботу собираемся за фруктами в Уч-Дере. Поедет чуть ли не весь «Рабис», а вернёмся в воскресенье или в понедельник утром. Целый вагон одних артистов! Это будет чудно и весело. Только бы дело не испортилось. Мне так этого хочется!..

25 ноября.

Вечность не писала. Отношение моё к Аркадию не изменилось и даже усилилось. А с Верочкой мы большие друзья. Внешне, наверное, никто и не замечает, что он мне ещё нравится, так как я посылаю цветы П., флиртую с Серёжей и не обращаю на А. никакого внимания. Но сколько тяжёлых и горьких минут провела я, лёжа вечерами в кровати и мечтая о невозможно далёком. Вижу склонившееся лицо с серыми глазами и седеющими прядями волос. Какие-то нервно-искривлённые губы шепчут непонятные слова о счастье и любви. Засыпаю и во сне опять вижу его и своё такое призрачное счастье…

Сцена, кулисы во время пьесы. Рампа ярко освещена, ходят загримированные люди и что-то преувеличенно громко говорят. В крайней дамской уборной никого. Усталая вхожу и сажусь на диван, и вдруг чьи-то руки обнимают меня, я ощущаю на своих тубах и лице страстные поцелуи. Прижимаюсь лицом к мягкому пальто, и пробившийся через щель свет блестит в огромных серых глазах. Счастье становится таким близким и ощутимым. А потом… серенькое утро, дождь, разжигание самовара, топка печи и монотонный день. Иногда полезен бывает Серёжа с яростным натиском, желанием целоваться и делать неимоверные глупости.

7 декабря.

Я поступила в драматическую студию и усердно занимаюсь. Уроки пластики идут отлично, драмы — хорошо, Лепковская хвалит за басни и гекзаметр. Уроки мимики — слабее, но возможно я ещё не привыкла. Сегодня будет сам Лепковский. Обещал позаниматься со мной. И страшно, и интересно.

Осенью думаю ехать в Москву, продолжить образование в студии Художественного театра. Буду серьёзно заниматься. С Аркадием мы на «ты», а Верочка сейчас болеет. Очень милы и ухаживают за мной многие, но ничего серьёзного не предполагается, разве что с Серёжей…

1 февраля 1921 года.

За окном холодно и снег, но сейчас потеплело. Целое утро уже сидела на балконе в одном платке. Скоро я снова оживу и зацвету. Зима убивает мысль, а солнце, море, цикады возвращают к жизни. Скорей бы стаял снег!..

Новоржев Георгия Адамовича

30 августа 1918 года в прихожей здания Министерства Иностранных Дел на Дворцовой площади Петрограда среди дня был убит политическими противниками большевиков (из партии «Народных социалистов») видный чекист Моисей Урицкий. Убийцей оказался бывший юнкер Михайловского артиллерийского училища 22-летний романтик революции и поэт Леонид Каннегисер:

… На битву! И бесы отпрянут,
И сквозь потемневшую твердь
Архангелы с завистью глянут
На нашу весёлую смерть.

Уже на следующий день красный террор[815], начавшийся в бывшей столице, унёс жизни… 512 ранее арестованных видных представителей свергнутого режима! Теперь к голодающим жителям, бегущим прочь из города в деревни и сёла провинциальных губерний, присоединились и средние слои населения, напуганные произволом и беззаконием преступной власти. Как вспоминал поэт Н. Оцуп: «…Умирающий Петербург был для нас печален и прекрасен, как лицо любимого человека на одре».

В начале октября покинула Петроград и Елизавета Семёновна с дочерью Ольгой. В ноябре к ним присоединился и Георгий. 1914–18 годы стали периодом его вхождения в литературную среду: публикация рассказа «Весёлые кони»[816], повесть, стихи и статьи в «Огоньке», «Аполлоне», «Новом журнале для всех», «Северных записках», «Биржевых ведомостях». И первый сборник стихов «Облака», датированный началом января 1916 года.

Из рецензии Н. Гумилёва:[817]

…Георгий Адамович является поэтом во многом не установившимся. Ему не хватает ни технического опыта, ни навыка угадывать, когда чувство созрело для воплощения… Однако везде чувствуется хорошая школа и проверенный вкус, а иногда проглядывает своеобразие мышления, которое может вырасти в особый стиль и даже мировоззрение…

У молодого дебютанта хватило наглости обратиться к самому А. Блоку с просьбой об оценке его первого опыта. Мастер напутствовал автора, посоветовав не пренебрегать «качелями жизни», не предугадав за «комнатностью» строф и аскетизмом выразительных средств голос будущего певца «парижской ноты» — последнего значительного направления поэзии Русского зарубежья:

Вот так всегда, — скучаю и смотрю
На золотую, бледную зарю.
Мне утешений нет. И я не болен, —
Я вижу облако и ветер в поле…

Один из создателей 2-го Цеха поэтов, Г. Адамович наконец-то, после… 7-летнего обучения, завершил в 1917 году своё образование на историко-филологическом факультете университета и окончательно окунулся в поэтическую жизнь Петрограда, став завсегдатаем и литературного кружка «Арзамас», и кружка искусства «Арион».

Семью Адамовичей приняли дальние новоржевские родственники из Псковской губернии в 24 верстах от Пушкинских Гор. 16 октября в местной газетке «Непогасимое пламя» можно было прочесть следующее объявление: «Уроки музыки (рояль) даёт консерваторка старшего курса (О. Адамович — А. К.). Торговая площадь, дом Е. С. Карандашовой».

Мать и сын стали учителями. Елизавете Семёновне предложили преподавать французский язык, Георгию Викторовичу — русский в 1 — ой школе и дополнительно (на полставки) — русский язык и историю в 3-ей. Но за два с половиной года новоржевской «ссылки» петроградскому поэту пришлось быть и классным наставником, и членом школьного президиума, вести литературные кружки и дополнительные «четверговые» занятия в классах.

Местный стихотворец, скрывшийся под псевдонимом Спартак, оставил нам поэтический этюд родного уездного городка тех лет:[818]

Новоржев наш город чудный,
Но стоит он в низине…
В нём дома одноэтажны,
На старинный часто лад;
Но зато почти при каждом
Небольшой фруктовый сад.
Здесь спектакли в месяц дважды,
Всюду «Роста» на стенах.
Три столовые для граждан,
Электричество в домах,
Также «Пламя» есть газета,
Драматический кружок,
Три крестьянина поэта
И учёный педагог…

Из письма Г. Адамовича к Н. Гумилёву:

…Хожу и повторяю Пушкина «Безумных дней угасшее веселье…» вблизи Михайловского и его могилы…[819]

Аура святынь располагала к излияниям и собственную душу. Новоржевский цикл стихов Г. Адамовича, датированных 1919–21 годами, насчитывает более 16 стихотворений (251 строка), из которых выделим особо: «Как холодно в поле, как голо…», «Нет, ты не говори: поэзия — мечта…», «О, жизнь моя! Не надо суеты…», «Жизнь! Что мне надо от тебя, — не знаю…»

Не очень хорошо зная английский, поэт, тем не менее, пробует себя в переводе на русский одной из поэм Т. Мура «Огнепоклонники» (по заданию издательства «Всемирная литература», организованного А. М. Горьким в конце 1918 года для материальной поддержки голодной петроградской интеллигенции) — 2281 строка! Но отредактированная Н. Гумилёвым рукопись увидела свет, увы, лишь в… 1996 году![820]

Однажды, будучи по школьным делам в близлежащем городке Холм, Георгий Викторович с удивлением общался с заведующим Внешкольным подотделом А. Н. Куропаткиным. Да, да! С тем самым бывшим Военным министром и Главнокомандующим вооружёнными силами Дальнего Востока в русско-японской войне 1904–05 годов.

Алексей Николаевич вышел в отставку с поста Туркестанского генерал-губернатора и с мая 1917 года проживал в собственном имении Шешурино, отданном заслуженному генералу в пожизненное владение новой властью. В 1918 году он отказался от предложения французского посла покинуть Родину и заплатил за это не только собственным краткосрочным арестом, но и расстрелом единственного сына, ровесника Георгия Викторовича и тоже выпускника университета…

72-летний бывший царский сановник нашёл в себе силы пережить случившиеся потрясения и, не озлобившись душой, остался со своим народом. Он основал Наговскую сельскохозяйственную школу, заведовал волостной библиотекой, участвовал в создании Холмского музея, читал лекции, писал дневники и мемуары. Помянул ли он в них военного корреспондента Н. А. Лухманову, которую однажды удостоил аудиенции на маньчжурских «полях сражений»? Только одна его рукопись — «70 лет моей жизни (1858–1896 гг.)» — насчитывает 2200 страниц печатного текста!

А. Н. Куропаткин скончался на 77 году жизни 14 января 1925 года и после отпевания в Никольской церкви похоронен в Крещение (19 января) в родной деревне. В 1964 году его забытая могила была восстановлена.