Александр Колмогоров - Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой

• Название: Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой
• Автор: Александр Колмогоров
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-7784-0421-2

В книге правнука ныне забытой русской писательницы Н. А. Лухмановой (1841–1907) и праправнука главного сибирского кожевенника Ф. С. Колмогорова (1824–1893) представлена увлекательная история семейных хроник, уходящих корнями в XI–XVI века.

Рассказы о бурной, почти авантюрной жизни «неистовой Надежды», приведшей ее на русско-японскую войну, о судьбах ее незаконнорожденных детей, а затем и внуков, среди которых немало людей известных и чрезвычайно интересных, их дневники, письма, стихи, воспоминания — все это читается на одном дыхании. На страницах книги читатель найдет и малоизвестные факты биографии музы Н. Гумилева — Татьяны Адамович, а также ее брата — поэта Георгия Адамовича.

Впервые представлены не публиковавшиеся ранее материалы из центральных и региональных архивов, музеев, семейного архива автора и других источников.

---

8 февраля.

За короткое время так много изменений, у нас управляет крестьянская власть вместе с грузинами. Поговаривают о большевизме. Добровольцы отступили за Туапсе. Андрей попал в плен и сидит в тюрьме, Коля заключён на «Батарейке».

Каждый день я хожу в тюрьму, ношу суп и борщ заключённым офицерам. В первый раз вся обстановка показалась мне ужасно тяжёлой. Много народу в очереди у ворот. Вход только по пропускам, которые надо получить у коменданта. Ворота закрывают после каждого посетителя на замок. Пускают только по два человека. Разговаривать можно 10–15 минут. Андрей так оборван, что на него смотреть страшно. С него сняли всё, когда взяли в плен, и теперь он в каких-то лохмотьях. Кормят — ужасно, даже горячей воды не всегда дают. В смысле обстановки Коле легче, но в отношении еды ещё хуже. Им дают по куску хлеба из макухи и воду, но «хлеб» так ужасен, что голодая, многие не могут его есть <…>

Мы с Шурочкой мечтаем теперь кончить курс, то есть летом учиться и осенью сдать экзамены в армавирской гимназии. Ах, если бы удалось. А в 8-м классе пойдут одни повторения. Потом… потом мы мечтаем ехать на «Принцевы острова» с Колей и Андрюшей. Купим замок на острове. У нас будут свои лодки, катера, будем кататься в лунные ночи по морю. А в доме у нас будет так хорошо и в гостях только молодёжь. Будем устраивать балы, спектакли. Шура выйдет замуж за Колю, я за Андрюшу, и будем всегда жить вместе. Отчего нельзя так же откровенно объясниться с мальчиками? Хотя Шура, кажется, собирается сказать об этом Коле. Тогда и я скажу Андрею. Мечты! Ну, а пока надо думать, как бы сдать экзамены за лето. Посмотрим, лишь бы охота не прошла.

Из воспоминаний Фёдора Колмогорова:

…20 апреля 1920 года в Сочи после боёв с «зелёными» под Лазаревкой и Головинкой вступили добровольцы, разбитые большевиками на Кубани. Торжественно въезжал в город на вороном белоногом жеребце командующий Кубанской армией генерал Шкуро в окружении «волчьей сотни». В его левом ухе поблёскивала большая золотая цыганская серьга. Невысокий, с рыхлым лицом, в синей венгерке с брандебурами под распахнутой белой буркой, в белой папахе, он сидел подбоченившись в седле и с улыбкой взирал на толпы жителей… Фуража у отступавших казаков почти не было. Голодные лошади обглодали всю кору со стволов фруктовых деревьев, и знаменитые сочинские сады просто погибли…

Продолжение дневника Ляли Массен:

21 марта.

…«Зелёные» пробыли у власти ровно два месяца и 11 часов и сейчас укрылись в лесах и горных селениях, не допуская к себе казаков. Как надоела эта бесконечная перемена властей. Конечно, хорошо, что пришли добровольцы, так как крестьяне стали сильно «краснеть». Вернётся, верно, много старых знакомых. Пасху, по крайней мере, встретим спокойно и весело. Приятно смотреть на дисциплинированное войско, серебряные погоны и весёлые лица.

Я сильно простудилась и уже несколько дней не выхожу из дому. Андрюша забегает каждый день, подолгу сидит и развлекает меня своими рассказами. Умный, красивый, а всё-таки чего-то в нём не достаёт, чтобы он мне нравился совсем. Я не скучаю с ним целыми часами, но есть что-то неуловимое и необъяснимое, что заставляет меня держать себя в определённых рамках. В душе не осталось ни тени той любви, что была раньше…

Вечером того же дня.

Сегодня Вербная суббота. Все наши ушли в церковь, а я украсила Зюкину карточку цветами, и так стало грустно. Слёзы подступают к горлу, неужели я люблю его до сих пор? Да, это так. Сегодня ровно два года, как я встретила его на паперти храма и дала ему веточку вербы. И в этот день меня не пустили к вечерне. Жестоко!..

Страстная суббота, 28 марта.

Завтра Пасха. Тяжело её встречать в этом году. Город запружен казаками. Фунт мяса стоит 250 рублей, десяток яиц — 600, пуд кукурузной муки — 6000 и т. д. Больные и голодные приходят и просят хоть хлеба. А его, конечно кукурузного, несколько дней не выдают нам самим. Но всё же будут у нас и сдобные булки и даже маленький поросёнок, которого вчера зарезали, и яйца крашеные. Я вчера и сегодня весь день стряпала в кухне и так устала, что не знаю, как пойду к службе. И больных казаков, лежащих под дождём на голой земле, не могу видеть. А завтра такой большой праздник. Господи, что же будет?

29 марта.

Христос Воскресе! Не радостно звучит в этом году возглас ликующего гимна во имя Бога-Сына. Туман и везде грязно. С Андрюшей и Колей гуляли по парку, ходили к маяку (к черешне). Андрей хочет уезжать. С его отъездом я потеряю единственного своего друга, к которому привыкла и тайно полюбила.

10 апреля.

Весна. На дворе так ярко светит солнце. У меня на столе стоят громадные букеты азалий, белой сирени и незабудок. Деревья покрыты нежной зеленью, и кое-где яблони и груши уже в полном цвету. По ночам бывает так тепло и звёзды такие яркие в чистом весеннем воздухе.

Коля уехал на маленьком пароходике в Батум. Думала — ничего, сойдёт, ан нет, больно. Пятый день подряд вижу его во сне. Боже, сколько ласки, любви в его обращении со мной. Как я счастлива и любима во сне. О, только во сне. Наяву он так сух и сдержан. Помню, в третьем сне я встретила его где-то на краю обрыва. Вокруг было столько незабудок! Он подошёл, взял меня под руку и прижал её к своему сердцу так крепко, крепко. Я вся трепетала, моя любовь клокотала в сердце, доверчиво и страстно я прижималась к нему. Мы шли по каким-то туннелям, и он что-то говорил, а я только могла чувствовать своё счастье. Сегодня ночью я видела, что так же нежно и ласково он ведёт меня днём по Сергиевской, как жених невесту, и читает мне стихи Тани Подгурской. И так хорошо, хорошо.

О, почему это только сон? Если бы можно было пережить всё это в действительности. Как я любила бы его. За что? Право не знаю, но он так красив…

Нет, я не могу. Почему, почему он никогда не будет принадлежать мне?! Почему он никогда меня не любил и не полюбит? Думаю, что даже никогда с ним больше не увижусь. Милый Андрюша, почему я не могу любить Вас так, как Колю?

12 апреля.

Скверный сырой день. Сижу у себя в комнате, читаю, учу геометрию и хандрю понемножку. Букет белой сирени одуряющим запахом зовёт к любви и радостям. С карточки смотрит Серёжа наглыми глазами. Как давно это было. Где-то он сейчас?

15 апреля.

Мы опять накануне великих перемен. Три дня идёт непрерывная канонада. Целые дни дребезжат стёкла, и зловещий гул не прекращается ни на час. Бух, бух, бух… Вздрагивают стены и сердце, уже такое привычное к этим звукам. Идут большевики. Шкуровцы эвакуируются в Адлер и Крым. Сегодня утром заходил раненый казак. Мы его накормили и напоили, так тяжело видеть этих людей, беспомощных и страдающих. Слухи самые разные: то красные уже в Мамайке и казаки отступают; то, наоборот, наши идут в наступление и Сочи не сдадут ни в коем случае. Говорят, что англичане примут нас под своё покровительство и никого в город не впустят. Думаю, однако, что большевики возьмут Сочи и будут властвовать. Добровольческой армии, кажется, крышка. И в Крыму дела вовсе не блестящи, как верилось. Что-то будет с нами, в конце концов? Неприятно режет слух звук проезжающих телег, наполненных ранеными и тифозными. Хочется плакать, просить защиты, помощи. У кого? Восьмой раз Сочи переходит из рук в руки…

Из воспоминаний Фёдора Колмогорова:

…Варфоломеевской ночью называли в городе последние часы ухода кубанцев. Это была уже не армия, а группы мародёров. Хватали и тащили всё, имеющее ценность. Резали скот и птицу. У нас отняли телёнка и тут же его закололи, порубили кур, увели жеребёнка. Несколько дней после бегства войск наша корова Дашка звала своего детёныша, ничего не ела и отказывалась от пойла. Выгоняли пастись — «кормилица» не выходила из стойла и только протяжно и надрывно мычала…

16 апреля.

…Тревожное утро. Пулемёты и винтовки подняли нас сегодня. Последние части казаков уходят. Канонада ужасная. Пушки стоят у казначейства. Красные — в Новых Сочи. Звенят стёкла. Жутко, но не страшно…

Во главе Доброфлота

Февраль 1917 года застал 50-летнего капитана дальнего плавания и Морского агента Доброфлота Д. А. Лухманова в Нагасаки. В прошлом осталась 4-летняя служба в Гонконге, где Лухмановы были единственными русскими, не считая консула — прибалтийского барона, почти не говорившего на языке представляемой им страны. Именно поэтому оказавшиеся волею судеб в этой британской колонии соотечественники чаще всего обращались к Дмитрию Афанасьевичу.