Туре Гамсун - Спустя вечность

• Название: Спустя вечность
• Автор: Туре Гамсун
• Издательство: Б.С.Г.-ПРЕСС
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-93381-232-3

Норвежский художник Туре Гамсун (1912–1995) широко известен не только как замечательный живописец и иллюстратор, но и как автор книг о Кнуте Гамсуне: «Кнут Гамсун» (1959), «Кнут Гамсун — мой отец» (1976).

Автобиография «Спустя вечность» (1990) завершает его воспоминания.

Это рассказ о судьбе, размышления о всей жизни, где были и творческие удачи, и горести, и ошибки, и суровая расплата за эти ошибки, в частности, тюремное заключение. Литературные портреты близких и друзей, портреты учителей, портреты личностей, уже ставших достоянием мировой истории, — в контексте трагической эпохи фашистской оккупации. Но в первую очередь — это книга любящего сына, которая добавляет новые штрихи к портрету Кнута Гамсуна.

На русском языке публикуется впервые.

---

После богатого на события лета 1929 года я вернулся обратно в Эурдал, где мне предстояло закончить школу. И чтобы продолжить эту серию писем, таких типичных для отца, я приведу еще несколько, которые свидетельствуют о том, какой заботой он всегда окружал нас, детей. А еще они свидетельствуют об ухудшении здоровья его самого. Мама была в тревоге, врачи говорили, что, по-видимому, операция неизбежна.

«Пятница 18 окт. 29.

Захотелось немного написать тебе сегодня. После обеда я не пошел в свою Хижину, плохо себя чувствую, сижу в кресле и думаю о всякой всячине.

Я застраховал всех вас, детей, в „Обществе взаимного страхования“ и выплатил им сразу всю необходимую сумму. Девочки, когда им исполнится по двадцать пять лет, будут пожизненно получать по тысяче двести крон в год, то есть по сто крон в месяц. Ты и Арилд получите сразу по крупной сумме, когда достигнете этого возраста. Тебе осталось ждать восемь лет, и тогда ты получишь больше двадцати тысяч, это будет в 1937 году. Арилду придется ждать до 1939 года, тогда он тоже получит такую же сумму, деньги вы сможете получить точно в свой день рождения, ты — 6 марта 1937 года, а Арилд — 3 мая 1939. Я решил, что таким образом лучше всего вас обеспечу. Я не стал класть деньги в банк на ваше имя, потому что тогда вам с первого же дня пришлось бы платить с них налоги. То, что я сделал, совершенно законно, и никто не сможет обложить ваши деньги налогом, пока вы их не получите. Вам, мальчикам, такая сумма в двадцать пять лет очень пригодится. Конечно, по наследству вы получите гораздо больше, а это, так сказать, пока, на личные расходы, ты понимаешь. Девочки по наследству в свое время тоже получат дополнительные деньги.

Я тут собрал пакетик с почтовыми марками, которых, по-моему, у вас с Арилдом нет. Ведь я получил столько писем к своему дню рождения со всех сторон света, даже от буров, жителей Южной Африки, и от индусов из Индии. Некоторые письма шли очень долго, вот, например, совсем недавно пришло письмо с Восточного берега Суматры.

Ну не знаю, что еще написать. Я купил в Копенгагене две великолепные консоли, они стоят по бокам зеркала в зале, а на них — по бронзовой вазе. Теперь мне нужно купить еще две консоли и поставить их по бокам двери, на них будут стоять скульптуры, которые мне прислали из Германии… Доброй ночи, Туре, дружок, мне сегодня, право, очень неможется, но я хочу написать еще несколько слов и Арилду».

«7/11.29.

Всю неделю я чувствовал себя отвратительно, теперь мне немного лучше, и я решил пожить в одной из маленьких гостевых комнат рядом с гаражом, потому что в моей Хижине страшно дует. Сегодня у нас идет сильный дождь, но я должен поехать с мамой к парикмахеру.

У тебя опять очень хорошие отметки, ничего страшного, что Арилд немного отстает, он еще все наверстает… Интересно, много ли ты сейчас бываешь на воздухе? Я начал принимать рыбий жир, потому что у меня совсем пропал аппетит… Вот, собственно, и все, что я хотел тебе написать. Передай от меня привет Фрюденлюнду и Сигне Матушке».

14

Год закончился. Но прежде чем я прощусь с Эурдалом в Валдресе, с годами, прожитыми в красивейших горных долинах Норвегии, мне хочется вспомнить друзей, которые у меня там появились, хотя и не всех назову по именам, их было так много. Доброжелательные и всегда готовые прийти на помощь товарищи значили очень много для новичка, приехавшего из другой части страны и говорившего на чужом диалекте. А учитель немецкого так заинтересовал меня своим предметом, что я потом с удовольствием доводил свои знания до совершенства. С годами это стало играть для меня все большую роль, и если на то пошло, даже такую, о которой я тогда не мог даже подумать.

И опять я вижу их, словно в мелькнувшем кадре, — девушек, ставших моими добрыми подружками. Кто из них еще жив сегодня? Надеюсь, все — Ингер, Эвелине, Амбьёрг, Кари… Вижу запечатлевшихся в памяти друзей, тех, кого уже нет в живых. Добродушного Сверре, который помогал мне по математике. Он погиб во время лыжной прогулки в горах… Оттар, атлет, наш лучший гимнаст, который лазил по канату, как обезьяна, и был первым на всех лыжных соревнованиях в Кёльхюсбаккене, — мой первый учитель по лыжам… Не забыть бы и Асбьёрна. По-моему, Асбьёрн был самый умный и сообразительный ученик в нашей школе за все время ее существования. После конца экзамена я спросил у него, что он получил, и он ответил довольно кисло: «Ничего особенного. Три креста». Что означало: «Отлично по всем предметам». Ничего особенного…

Конечно, школьный табель еще ни о чем не говорит. Но Асбьёрн, несмотря на юные годы, обладал зрелостью, психологическим чутьем и юмором, я и по сей день с удовольствием вспоминаю его шутки. Он стал лектором в гимназии в Осло, а ему бы следовало быть профессором ботаники в университете… Всех их уже нет в живых, но они не забыты. А вот Алф жив и прекрасно себя чувствует. Веселый, темпераментный, он стал адвокатом в Осло. Он защищал интересы Виктории, пока она была жива, а теперь представляет интересы ее наследников.

Годы, прожитые в Эурдале, были годами взросления и успеха, хорошие, счастливые годы, потому что уже в юном возрасте мне было дано познать многое — людей, среду, предначертания судьбы.

Не так давно мне прислали очень красивую книгу Юла Хаганеса{75} о моем отце и Валдресе, с множеством иллюстраций. Она тоже всколыхнула память. Старое школьное здание, знакомые люди, ландшафт. Раскинувшиеся склоны Вестрингсбюгди, дорога, петляющая в лесу и спускающаяся к реке Бегне, по которой Оттар пускал зимой мои санки с такой скоростью, что девушка, сидевшая впереди меня, визжала от страха. Веселые, незабываемые юные годы, но кроме них в памяти остались картины, хранившие традиции старого Эурдала конца двадцатых годов прошлого века — небольшого компактного селения, живущего своей замкнутой жизнью; на севере он граничит с Фагернесом, на юге — с Тонсосеном и лесами.

Тот, прежний, Эурдал напомнил мне сегодня гамсуновский Сегельфосс{76}, городок, с которым связаны судьбы многих его героев. Там было все. И старая церковь с поскрипывавшей колокольней и привидением, являвшимся в темные вечера. И благородная белая усадьба судьи, и «книжная лавка» Веймута, который кроме книг торговал также мукой, крупой и леденцами. И большая лавка Дисерюда, торговавшая всем чем угодно, этакий супермаркет за одним прилавком. Кондитерская Капрюда. Отель Фрюденлюнда. Пансионат Магнхильд Бё, почта, банк, аптека, доктор Исаксен и адвокат Эриксен. «Городок Сегельфосс» не хуже любого другого.

Это скопление чинной, неспешной деловитости, разбросанные вокруг большие и маленькие крестьянские усадьбы, в мое время еще было центром Валдреса — потом центр переместился в Фагернес. Возможно, только по капризу судьбы отец не взял оттуда декорации для своего романа. Я нашел его письмо к Эрику Фрюденлюнду, из которого ясно, что мысль переселиться в Валдрес одно время была ему не так уж чужда.

Нас, полувзрослых учеников средней школы, местные жители считали своего рода аристократами. Крестьяне и служащие присылали сюда своих сыновей и дочерей для получения дальнейшего образования и освоения книжной премудрости. Мы, безусловно, были более развиты, чем остальная местная молодежь. В клубе во время танцев на нас все обращали внимание, мы танцевали slow fox[12] под мазурку и рейнскую польку, исполняемые на гармошке. По глупости мы считали себя слишком благородными для деревенских танцев, а иногда просто не умели их танцевать. Однако не думаю, чтобы местные жители относились к нам враждебно. Как-то раз наш учитель гимнастики Ларе Берг, отличавшийся разносторонними интересами, организовал футбольный матч между командой нашей средней школы — очень разнородной, набранной из трех разных классов, — и футбольным клубом из Эйстре Слидре. Ребята из клуба приехали на автобусе, у них была своя форма, и они критически поглядывали на наше футбольное поле, которое скорее напоминало пустырь, — гордиться нам было нечем. Собрались местные жители, и нам ничего не оставалось, как выйти на поле, чтобы если не выиграть, то хотя бы покрыть дорожные расходы наших гостей… Под предводительством ставшего потом героем Холменколлена Раннмуда Сёренсена мы выиграли 9:0, и весь Эурдал ликовал от души.

В Эурдале редко происходило что-нибудь из ряда вон выходящее, только мелочи. Тюрьма, находившаяся в Лейре, между Эурдалом и Фагернесом, в мое время пустовала. С пьяными и бузотерами в местном клубе обращались дружелюбно. Лишь один случайный выстрел нарушил как-то спокойствие этих мест. Это когда я взял взаймы у одного из почтальонов так называемый флобберт — револьвер самого маленького калибра. Он был очень старый, с небольшим дефектом и часто давал осечку. Я взялся левой рукой за дуло, ни на что не надеясь, а револьвер выстрелил! Пуля попала мне в кость. Шуму было много. Дело было зимой, доктор Исаксен повез меня в больницу в Нурдре Ланд, где мне сделали рентгеновский снимок, удалили пулю, перевязали руку и на неделю освободили от занятий гимнастикой.