Габриэле д'Аннунцио - Собрание сочинений в 6 томах. Том 3. Франческа да Римини. Слава. Дочь Иорио. Факел под мерой. Сильнее любви. Корабль. Новеллы

• Название: Собрание сочинений в 6 томах. Том 3. Франческа да Римини. Слава. Дочь Иорио. Факел под мерой. Сильнее любви. Корабль. Новеллы
• Автор: Габриэле д'Аннунцио
• Издательство: Книжный Клуб Книговек
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-904656-34-8

Габриэле Д’Аннунцио (настоящая фамилия Рапаньетта; 1863–1938) — итальянский писатель, поэт, драматург и политический деятель, оказавший сильное влияние на русских акмеистов. Произведения писателя пронизаны духом романтизма, героизма, эпикурейства, эротизма, патриотизма. К началу Первой мировой войны он был наиболее известным итальянским писателем в Европе и мире.

В третий том Собрания сочинений вошли новеллы и пьесы «Слава», «Франческа да Римини», «Дочь Иорио», «Факел под мерой», «Сильнее любви», «Корабль».

---

Толпа. Голову! Голову его! Брось нам его голову!

Комнена порывисто оборачивается, все еще сжимая в руке острое оружие. Она смотрит на распростертый у ее ног труп Руджеро Фламмы расширенными глазами. Головокружительная жизнь ее трагической души как бы проявляется в виде некоторой электрической дрожи, потрясающей все ее тело. За ее головой дымятся мрачные сумерки, священный город погружается в темноту, чудовищный прибой ревет и бушует.

Голову! Голову! Брось нам его голову!

ДОЧЬ ИОРИО Пьеса Перевод А. Воротникова

Земле Абруццкой, моей матери, моим сестрам, моему брату на чужбине, моему отцу погребенному, всем моим умершим, всем людям моей земли, между горами и морем, эту песнь древней крови посвящаю.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Ладзаро ди Роио.

Кандиа делла Леонесса.

Алиджи.

Сплендоре.

Фаветта.

Орнелла.

Мариа ди Джаве.

Виенда.

Теодула ди Чинцио.

Чинерелла.

Моника делла Конья.

Анна ди Бова.

Фелавиа Сезара.

Каталана.

Мариа Кора.

Мила ди Кодра.

Фемо ди Нерфа.

Иенне дель Эта.

Иона ди Мидиа.

Анна Онна.

Мальде, искатель кладов.

Косма.

Бесноватый.

Пастух.

Второй пастух.

Жнец.

Второй жнец.

Толпа.

Родственницы.

Жнецы.

Плакальщицы.

В Абруццах много лет тому назад.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Комната в нижнем этаже сельского дома. Входная дверь открыта на гумно, залитое солнцем. Перед дверью протянута, чтобы преградить вход, полоса шерстяной ткани, по краям ее висит веретено с пряжей и вилы, а над дверью — восковая фигура против наваждений. В правой стене запертая дверь, архитрав которой убран ветками черники. С той же стороны у стены три деревянных сундука. Слева в толщине стены большой очаг с высоким навесом. Рядом, в глубине, маленькая дверь и возле нее ткацкий станок. В комнате находятся разная утварь и предметы домашнего обихода: шкафы, полки, подставки, мотовила, веретена, мотки ниток и шерсти, висящие на веревке, протянутой между двумя гвоздями, ступки, стаканы, миски, чашки, сосуды из тыквы, очень старая квашня с вырезанным на ней изображением Мадонны, большой глиняный сосуд с водой, стол. Под потолком привешена на веревках длинная доска с лежащими на ней кругами сыра. Два окна с железными решетками, отступающие от земли на четыре или пять локтей; по бокам входной двери у каждого из окон связки кукурузы против колдовства.

Сцена I

Сплендоре, Фаветта и Орнелла, три сестры, стоят на коленях перед тремя сундуками с приданым и, наклонясь, выбирают платье для новобрачной. Их живой говор напоминает утреннее пение птиц.

Сплендоре. Что желаешь ты надеть, Виенда наша?

Фаветта. Что желаешь ты, невеста дорогая?

Сплендоре. Наденешь ты шерстяное платье? Или шелковое с красными и желтыми цветами?

Орнелла (напевает). В зеленое хочу одеться! В зеленое, ко Дню святого Иоанна, чтоб в зелени меня застал он. Ойли, ойли, ойля!

Сплендоре. Вот корсет с красивой вышивкой и к нему нагрудник с серебром, юбка из двенадцати полотнищ, ожерелье с сотнею кораллов, все тебе приготовила новая твоя мать.

Орнелла (напевает). В зелени комната и платье зеленое. Ойли, ойли, ойля!

Фаветта. Чего желаешь ты, наша Виенда?

Сплендоре. Чего желаешь ты, невестка дорогая?

Орнелла. Есть ожерелье, и серьги, и пурпурная лента… Слышишь, уже звонят колокола, колокола к полудню…

Сплендоре. Сейчас придет родня, принесут корзины с трехмесячным зерном, а ты все еще не встала!

Орнелла.

Овцы, рано, по горам,
волки по равнинам —
промышляют себе пищу,
пищу слаще, повкуснее,
спозаранку, на заре.
Вот и наша молодая
просыпается так рано, рано,
словно крот подземный или сурок,
спозаранку, на заре!..

Слышишь, слышишь звон колоколов?

Быстро щебечет свою песенку, потом прерывает ее громким смехом, другие тоже смеются.

Три сестры. Эй, Алиджи! Эй, Алиджи!

Сплендоре. Оденешься ты в бархат?

Фаветта. Или будешь спать семь веков вместе с твоей сонливой женой?

Сплендоре. Твой отец давно на жатве, братец дорогой! Утренняя звезда видела его на поле.

Фаветта. А мать твоя уже влила сладкий сок в вино, а в воду положила анис, а в сыр — теплый тмин.

Сплендоре. И барана закололи годовалого, жирного, того, что с черными пятнами на голове… Все для молодой и молодого…

Фаветта. Только левую лопатку отложили мы для старого Усторджио, что прорицает в Фаре…

Орнелла. Завтра День святого Иоанна, братец дорогой! Буду я по берегу ходить, чтоб увидеть среди солнечного круга отсеченную голову, чтоб увидеть струящуюся кровь на золотом блюде.

Фаветта. Слушай, Виенда! Слушай, головка золотая! Глазки — цветочки голубые! Проснись! Теперь в поле уже косят колосья, золотые, как твои волосы.

Сплендоре. Мать сказала нам: «Были у меня три оливковых деревца, а теперь есть еще деревце сливы. У меня три дочери и еще одна дочь».

Орнелла. Ты, Виенда, светлая слива в нашем саду. Напиши скорее солнцу лазоревое письмецо, спроси солнце, зачем оно еще не заходит.

Смеется и ее сестры смеются вместе с ней.

Сцена II

Из маленькой двери слева выходит их мать Кандиа делла Леонесса.

Кандиа. Ах, стрекозы вы мои! Стрекозы! А эта все напевает без умолку и от смеха дрожит, как лист на верхушке тополя. Петухи утренние не разбудили тех, кто крепко спит, и перестали петь. А теперь поют полуденные стрекозы. Верно, мои стрекозы приняли за листву дерева эту зелень над запертой дверью. А невестка ничего не слышит. Алиджи! Алиджи! Сын!

Отворяется правая дверь. Входит новобрачный, безбородый юноша, произносит свое приветствие, устремив взгляд перед собой важно и благоговейно.

Алиджи. Хвала Господу Христу и Марии! Будь благословенна ты, мать, давшая мне тело окрещенное. Благословенны и вы, сестры, цветы одной со мной крови. За вас и за себя осеняю себя знамением. Чтобы не проник к нам лукавый враг ни мертвый, ни живой, — ни огонь, ни пламя, ни отрава, ни наваждение, ни злая истома, ни слезы!

Сестры, выслушав, уходят в правую дверь, унося с собой одежды. Алиджи подходит близко к матери, как будто не сознавая того, что происходит.

Кандиа. О, моя плоть и кровь! Касаюсь твоей головы этим хлебом из самой чистой муки, замесила я его в нашей старой квашне столетней, была она уже и до меня, и до тебя. Распластала я тесто на столетней доске моими руками, на которых тебя носила. Касаюсь этим хлебом твоего чела, чтоб было оно ясно, касаюсь твоей груди, чтобы не было на ней тягости, касаюсь твоего плеча и другого плеча, чтобы твои руки не знали усталости и чтобы твоя жена на плечо к тебе клала свою голову. И да говорит тебе Христос и да слышишь ты Его!

Маленьким хлебом мать прикасается к Алиджи, который опустился перед ней на колени.

Алиджи. Я спал и видел сон. Христос сказал мне: «Не страшись». А святой Иоанн сказал мне: «Будь спокоен, без свечи в руках ты не умрешь». Сказал он: «Не умрешь злой смертью…» Ты, мать, определила мне мою долю, выбрала сыну супругу для твоего дома. Мать, ты привела ее сюда, чтобы спала она на одной подушке со мной… Я пас стадо в горах, и в горы мне надо вернуться.

Мать касается рукой его лба, как бы для того, чтоб отогнать мрачные мысли.

Кандиа. Встань, сын! Как ты странно говоришь! Твоя речь меняет свой цвет, точно листья оливы на ветру.

Сын встает, как будто бессознательно.

Алиджи. А где мой отец? Не вижу его.

Кандиа. Он на жатве, вместе с рабочими собирает жатву.

Алиджи. Я жал серпом на жатве в тени моего отца… еще до моего помазания на челе, тогда я был головой ему до пояса. И в первый раз я серпом разрезал себе жилу, вот здесь, где знак. Смятыми листьями остановили мне кровь… «Сын Алиджи, — сказал он мне, — сын Алиджи, оставь серп и возьми посох, будь пастухом и иди в горы». И была исполнена его воля.