Владимир Лапин - Цицианов

• Название: Цицианов
• Автор: Владимир Лапин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-235-03484-6

Генерал от инфантерии князь Павел Дмитриевич Цицианов (1754— 1806) принадлежит к числу тех, кого принято называть строителями Российской империи. Представитель древнего грузинского княжеского рода, он был горячим патриотом России и в буквальном смысле слова сложил голову, защищая интересы своего Отечества. Именно на его долю выпала реализация судьбоносного для двух стран манифеста императора Александра I о присоединении Грузии к России; ему же пришлось делать первые шаги в «умиротворении» Северного Кавказа и, одному из первых, осознать масштаб тех проблем, решение которых спустя несколько десятилетий после его гибели назвали Кавказской войной. О трагической судьбе князя П. Д. Цицианова и об истории вхождения Закавказья в состав Российской империи рассказывается в книге доктора исторических наук, специалиста по русской военной истории Владимира Викентьевича Лапина.

---

Цицианов пытался объяснить царю местную политическую кухню в рапорте от 26 марта 1803 года: «Вражда есть пища и упражнение горских народов. Видя силу русского оружия, в Кавказе водворенного, они прибегают к нам, прося друг против друга помощи, и таким образом сами ходатайствуют о собственной своей гибели. Не смея одобрить пред человеколюбивым сердцем Вашего императорского величества сию систему завоевания, должен сказать, что она необходима в настоящих обстоятельствах…»[400] В ответ на беспокойство Александра I по поводу того, что захват Баку может поколебать доверие к России со стороны других кавказских владетелей, Цицианов писал: «Поелику ни один народ не превосходит персиян в хитрости и в свойственном им коварстве, то смею утвердительно сказать, что никакие предосторожности в поступках не могут удостоверить их в благовидности наших предприятий… Если некоторые адербиджанские ханы оказывали дружелюбие и наклонность к Российскому покровительству, то в чистосердечии их с основательностью ручаться невозможно, да и большие есть причины думать, что они сие делали от страха, а не от усердия. Страх и корысть суть две господствующие пружины, коими управляются дела в Персии, где права народные, вкупе с правилами человечества и правосудия, не восприняли еще своего начала, и потому я заключаю, что страх, наносимый ханам персидским победоносным оружием Вашего императорского величества, яко уже существующий, не может вредить нашим намерениям, поколику почитаю я оный для них необходимым…»[401]

В отношении на имя Чарторыйского от 26 сентября 1805 года Цицианов вспоминал «известный всей Грузии» ответ джарских лезгин генералу Кноррингу, предложившему им принять российское подданство: «Покажи нам свою силу, тогда и покоримся». Когда грузинский царевич Александр в 1804 году стал уверять Баба-хана в том, что отсутствие русских войск открыло дорогу на Тифлис, персидский правитель поставил под сомнение его слова, ссылаясь на поведение текинского и карабахского ханов: если бы русских войск на границе Грузии не было, они не торопились бы принять российское подданство. Цицианов полагал, что еще не менее трех десятилетий «страх, строгость, справедливость и бескорыстие должны быть свойствами и правилами здешнего народоправления; в течение сего времени стараться вводить кротчайшие нравы и любовь к ближнему, а потому и к общему благу, но не иными какими способами, как щедрыми наградами тех, кто что-нибудь сделает к общей пользе». Князь называл ничтожной эффективность «задабривания» закавказских владык подарками, пенсионами и разного рода льготами, как это было прежде. Торговцы продолжали страдать от разбойников, продолжалась охота за людьми, которых продавали на невольничьих базарах в Дагестане. Ших-Али-хан Дербентский, всячески обласканный Павлом I, активно плел антироссийские интриги, помогал Баба-хану и т. д. Жесткие же меры Цицианова по отношению к участникам набегов привели к тому, что цена на пленных грузин выросла в три раза, а это говорило об их эффективности. Главнокомандующий писал о том, что «беспошлинный провоз товаров с посланцами рождал в ханах частые предлоги посылать оных, а затем всякие злоупотребления, явный и бесполезный ущерб казне, наилучше сказать вредный, потому что он укоренял владельцев в обмане и заключении, что Россия на обман тот поддается».

По мнению Цицианова, в Закавказье трудно было делать долгосрочные политические прогнозы: «…по сим беспрерывно смутным обстоятельствам Персии и не перемежающейся войне ханства не остаются в одинаковом положении как относительно своего богатства, так изделий и естественных произрастаний и тем паче, что нередко тысячи земледельческих и мастеровых восхищаются от своего отечества навеки без возврата, хотя бы и хотели возвратиться». В качестве примера приводилась история фактического уничтожения в считаные месяцы знаменитого карабахского коневодства, формировавшегося многими десятилетиями. Средства, собранные в виде налогов, Цицианов предлагал «употребить в облегчение жителей тех владений на какие либо хозяйственные строения, на водопроводы, на поливание полей без взыскания потом за оные пошлин с пользующихся ими, как здесь вообще введено; в неурожайные годы покупать семена на засев, но никогда не помогать им деньгами, для того, что хан, узнав, в состоянии и червонец отнять у своего татарина или армянина и сверх того, также в действительном разорении или несчастье, каковое может случиться от войны, как и ныне Баба-хан стравил и сжег часть хлеба в Карабаге, отчего чернь восчувствует облегчение и выводы от российского подданства происходящие».

Война и дипломатия — родные сестры. В конце июля 1805 года А.А. Чарторыйский сообщил Цицианову, что по достоверным сведениям в Персию в скором времени должны прибыть два эмиссара Наполеона Бонапарта — Жобер и Ромье в сопровождении русского или армянского переводчика. В российском Министерстве иностранных дел не было сомнений, что эти люди везут с собой значительные денежные суммы для подкупа высших должностных лиц Персии с целью активизации боевых действий в Закавказье. Глава российского внешнеполитического ведомства предоставлял Цицианову поступать по собственному усмотрению, полагаясь на опыт и знание региона, но не удержался от следующих рекомендаций: «Мысль об открытии негоциации (переговоров о мире. — В.Л.) весьма справедливо названа вами рановременной и могущей некоторым образом оказать наше бессилие. Но если бы ваше сиятельство нашли способного человека к отправлению в Тегеран в виде эмиссара, кажется, что при расторопности посылаемого сие могло бы послужить, по крайней мере, на сей раз к уменьшению влияния французских эмиссаров. Отправленный от вас доверенный человек, без всяких письменных видов, мог бы со своей стороны внушить приближенным к Баба-хану о честолюбии Бонапарта, о покушениях его на Египет, о замыслах его на Азию и даже распустить слух, что Россия не имеет отвращения признать Баба-хана шахом, если он пришлет посольство с предложением о мире. Успех или неудача таковой посылки не налагает на начальство никакой официальной обязанности и кончится одними денежными издержками…»[402]

Для поимки французского эмиссара Цицианов сделал следующее предписание генералу Несветаеву 16 октября 1805 года: «Сейчас получил я новое подтверждение от министра нашего в Константинополе Италийского, что действительно французский эмиссар Жобер, отправясь из Константинополя в Париж, не явился на границе, а вместо того, остановясь в Варне, переоделся там в длинное турецкое платье и тайно отправился оттоль на лодке к Синопу или другой такой удобной пристани. Я же мало надеюсь на Джафар-Кули-хана (одного из союзных России азербайджанских правителей. — В. Л.), чтобы он мог его поймать, ибо он сам трус и люди его тоже трусы, и для того надо принять свои меры, а именно: выберите, ваше превосходительство, несколько человек верных, во всем надежных и хорошо вооруженных армян, и их под видом купцов, так как они здесь всегда ездят с оружием, отправьте проехать по дороге до самого Баязета и в других местах, где только можно ожидать, что сей француз проедет и везде о нем скрытно разведать; только армяне по глупости своей будут искать его во французском платье и чалме, которую перед ними не скинет и не покажет своих волос, — следовательно, им должно о сем хорошо растолковать. Между прочим, уверьте их от имени моего, что если они его поймают и привезут ко мне, то им будет дано за то 2000 руб. с[еребром]»[403].

Ситуация с французским путешественником разрешилась сама собой, как следует из отношения Цицианова к Чарторыйскому от 28 ноября 1805 года: «…Получил я радостное известие от шефа Саратовского мушкетерского полка генерал-майора Несветаева, что французский эмиссар генерал Жобер разбит баязетским Махмуд-пашой и потерял весь свой экипаж и бумаги, оставшиеся у того паши, при сем случае и сам действительно убит, по отобранным достовернейшим известиям, о чем спеша вашему сиятельству сообщить, долгом считаю присоединить, что за отыскание сих писем обещал я большие деньги, до 300 р. с. тому, кто… доставит их ко мне»[404].

В 1805 году Александр I был весьма встревожен происками французов, направленными на то, чтобы подтолкнуть Турцию к войне с Россией. В этой связи в сентябре того же года Цицианов получил специальное «высочайшее соизволение» приложить все усилия, дабы избежать создания на кавказской границе с Портой какого-либо напряжения, могущего стать причиной или поводом для разрыва отношений между двумя державами. С этой целью предписывалось установить по возможности добрососедские отношения с главами Ахалцыхского, Карсского и Трапезундского пашалыков. Общение с этими представителями турецкой администрации требовало особых навыков восточной дипломатии и прочной нервной системы, чтобы не выходить из себя, в десятый или двадцатый раз выслушивая вместо внятного «да» или «нет» цветистые пространные послания, из которых далеко не всегда было ясно, читал ли вообще корреспондент письмо, на которое отвечает. Кроме того, паши не особенно старались выполнять условия договоренностей, и не всегда это происходило от их легкомыслия или природного коварства. Дагестанцы, например, традиционно использовали Ахалцыхский пашалык как плацдарм для набегов на Грузию, укрытие после таковых и место продажи пленников. По российско-турецким соглашениям приграничные территории никак не могли служить подобным целям, но у паши были ограниченные возможности следовать соглашениям, поскольку лезгины представляли серьезную силу, а в самом пашалыке жило немало людей, заинтересованных в набегах и работорговле. Следует помнить о том, что войска, которыми располагали паши на восточных рубежах Османской империи, состояли не из этнических турок, а из ополчений, составляемых тамошними племенными вождями, интересы которых нарушать было опасно. Не было особых резонов ссориться с дагестанцами у глав местной администрации еще и потому, что горцы традиционно составляли охрану паши, силу, позволявшую ему держать в узде весьма своевольное население края. Реджиб-пашу, прибывшего в Ахалцых почти одновременно с тем, как Цицианов прибыл в Тифлис, вообще впустили в собственную резиденцию только после того, как он заключил с обывателями особое соглашение. Время от времени Цицианов терял терпение и обращался за помощью в Министерство иностранных дел, что ясно видно из его письма послу России в Стамбуле действительному статскому советнику Италийскому от 5 октября 1805 года: «Поведение соседних с Грузией пашей, превышающее всю возможность терпения, поставляет меня еще раз обратиться к вашему превосходительству с моей просьбой и просить вас, милостивый государь мой, как можно настоять от Порты, дабы оная воздержала их от таковых нимало не сообразных с правилами мирного союза поступков. В последнем моем к вашему превосходительству отношении я имел честь упомянуть, что Ахалцыхский паша держит у себя лезгин и торгует нашими пленными, ими похищаемыми из Грузии, и в подтверждение того долгом считаю уведомить ваше превосходительство, что недавно наш отряд разбил одну из таковых лезгинских партий, укрывающуюся близ селений, в Карталии лежащих, и отбил у них пятерых грузинцев, ими полоненных, а троих при перепалке они успели поколоть. Сих-то лезгинцев ахалцыхские жители снабжали провиантом, приезжая в место их укрывательства для покупки пленных, и наш отряд во время преследования сей лезгинской партии поймал трех ахалцыхских турков, ехавших для покупки пленных, которые в том признались и содержатся под караулом, доколе выполнят свое обещание дать в выкуп за себя 4 наших пленных солдат и одного полоненного грузинца, у их родственников находящихся. Теперь же получил я рапорт, что ахалцыхский Селим-паша принял наших татар 62 двора, бежавших из Карабагской Так-лы и укрывает их в с. Архане, Чилдирской провинции, не возвращая к нам. Почему, не входя с ним о сем в переписку, по уверенности, что он не выполнит моего требования, довожу до сведения вашего превосходительства и прошу не оставить, как надеюсь, что вы будете иметь по сему предмету конференцию с министерством Порты, требовать возвращения сих татар, а равно, чтобы беглых из России подданных ни под каким видом не смели здешние паши принимать. Если же бы Порта отказалась от сего удовлетворения, то в таком случае я принужден буду испросить Высочайшего Его императорского величества соизволения сделать репрезаль (экспедицию. — В. Л.), и тогда не только сих татар, но всех прежде захваченных грузинцев и других христиан, коих в Ахалцыхе до 600 дворов, освободив, переведу в Грузию…»[405]