Владимир Лапин - Цицианов

• Название: Цицианов
• Автор: Владимир Лапин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-235-03484-6

Генерал от инфантерии князь Павел Дмитриевич Цицианов (1754— 1806) принадлежит к числу тех, кого принято называть строителями Российской империи. Представитель древнего грузинского княжеского рода, он был горячим патриотом России и в буквальном смысле слова сложил голову, защищая интересы своего Отечества. Именно на его долю выпала реализация судьбоносного для двух стран манифеста императора Александра I о присоединении Грузии к России; ему же пришлось делать первые шаги в «умиротворении» Северного Кавказа и, одному из первых, осознать масштаб тех проблем, решение которых спустя несколько десятилетий после его гибели назвали Кавказской войной. О трагической судьбе князя П. Д. Цицианова и об истории вхождения Закавказья в состав Российской империи рассказывается в книге доктора исторических наук, специалиста по русской военной истории Владимира Викентьевича Лапина.

---

Приграничные паши и ханы являлись на подвластных им территориях неограниченными владыками, по своей прихоти распоряжавшимися имуществом и жизнями людей, поскольку их слово было первым и последним в решении административных, военных, хозяйственных и судебных дел. Они должны были выставлять вооруженные контингент по требованию султана или шаха, вносить в государственную казну сумму, назначенную верховным правителем, и неустанно демонстрировать свою преданность ему. Отношения между Тифлисом и Петербургом строились на совершенно иных основаниях, нежели отношения между Стамбулом и Ахалцыхом или Карсом, но местные сатрапы далеко не всегда понимали эту разницу. На Кавказе обращение к русской администрации с предложением вступить в подданство или заключить союз практически всегда являлось попыткой использовать военную мощь могучего северного соседа для решения собственных задач. Приглашение из-за рубежа военного контингента считалось чем-то обыденным. Объясняется это скудным выбором покровителей: если одна группировка искала опору в Стамбуле или Тегеране, то другая — в Петербурге. Внешнеполитическая ориентация владетелей и горских обществ нередко менялась, что создавало дополнительные трудности в действиях дипломатов.

В начале своего правления Цицианов полагал возможным вести сложную и тонкую дипломатическую игру с местными владетелями. Это отчасти объяснялось трезвой оценкой собственных военных возможностей и откровенным нежеланием Александра I развязывать войну в Закавказье на фоне тогдашних европейских осложнений. Так, в представлении Цицианова графу Воронцову от 8 января 1803 года намечен сложный, если не сказать хитроумный план действий по установлению контроля над Дербентом. Правитель этого города Ших-Али-хан просил прислать войско для защиты от ширванского хана, который враждовал с соседом из-за богатой Сальянской провинции. Цицианов решил использовать благоприятный момент, «чтобы низвергнуть последнего и привести в ничтожество первого». Дополнительную сложность делу придавало то, что Ших-Али-хан всеми силами способствовал возведению своего родственника Касим-хана на шемахинский престол. В результате, получив доходы от сальянских рыбных промыслов, покончив с соперничеством ширванцев и руководя, по сути, правителем Шемахи, дербентский хан становился самой влиятельной фигурой в регионе, что совершенно не соответствовало российским интересам. Цицианов намеревался «препятствовать его честолюбивым предприятиям под предлогом вспоможения и при первом удобном случае занять Дербент нашим гарнизоном». Главнокомандующий знал, что в Петербурге морщатся при чтении донесений, в которых встречаются высказывания, расходящиеся с представлениями высших лиц о правилах в отношениях с людьми. Поэтому он продолжил свой рапорт предупреждением о том, что «правила кротости и человеколюбия невместны будут в отношениях моих с хищными, коварными и вероломными народами, которые предлежать будут в пути моем к усмирению или обласканию; напротив того я не предвижу полезнейшего для нас средства, как содержать их тогда и теперь во враждах междоусобных и даже иногда возжигать оные, дабы тем удобнее отвлекать внимание их от наших движений. Сие правило не новое, и вашему сиятельству лучше известно, сколь часто оно в политике сливается с пользой государственной».

В Каракайтаге местный правитель (уцмий) избирался, в силу чего честолюбцы имели неплохие шансы захвата власти в случае формирования широкого круга своих сторонников. В 1803 году шла борьба между правившим Рустем-ханом и его двоюродным братом Рази, в ходе которой оба обращались за помощью к России. Цицианов считал невозможным встать на сторону претендента, поскольку Рустем-хан был признан законным правителем. В то же время, поскольку Рази был влиятельным человеком в Дагестане, главнокомандующий считал полезным назначить ему жалованье, «доколе он в точности будет выполнять прописанные в постановлении статьи о кораблекрушении». Напомним, что жители Каракайтага нередко грабили суда, выброшенные на берег штормом. Ситуацию в другой области Дагестана Цицианов обрисовал следующим образом: «Кади Табасаранский просил о прибавке жалования к 15 000 рублям, получаемым уже за мнимое его подданство; но поелику проситель умер, а сын его — молодой человек, которого свойства неизвестны, то писано было к нему, что в ожидании не только знаков, но и опытов его верноподданнической обязанности, прибавка к жалованию и самое жалование до времени отсрочивается… Табасаранские владельцы Сохраб-бек, Маасум-бек и Магмут-бек просили о включении их вместе с прочими в подданство и милосердие Его императорского величества; хотя по имению и по личности они малозначащи, но в уважении близкого их родства с кадием Табасаранским в сходственность сделанного уже им обещания, полагаю я назначить каждому из них по 450 р[ублей] серебром]»[389].

Кроме планов, составленных с разной степенью учета реальностей, деятельность главнокомандующего определялась «наследием», доставшимся ему от предшественников. Так, еще в 1802 году была предпринята попытка создать союз дагестанских владетелей. Цицианов скептически относился к перспективе объединения правителей, каждый из которых отличался правовым нигилизмом. Сообщая графу Воронцову о собрании посланцев ханов и горских владетелей в Георгиевске, Цицианов счел нужным добавить: «…интересы всех дагестанских ханов, противоположные друг другу, от твердости постановляемого ныне между ними дружеского союза дают причину сомневаться»[390]. Переговоры о заключении этого альянса велись еще Кноррингом, но уже в присутствии Цицианова 26 декабря 1802 года «доверенные особы персидских ханов и горских владельцев» поставили свои подписи под договором. Отсутствовал только бакинский хан, который почему-то отправил своего представителя в Астрахань, и за ним пришлось посылать эстафету. Согласно первой статье ханы Талышинский, Дербентский, Кубинский, Тарковский, владетели Буйнакский и Дагестанский, уцмий Каракайтагский, кадий Табасаранский должны были оставаться «…навсегда непоколебимыми в верноподданнической обязанности их Е. И.В. и покровительству и защите всех их одной Высочайшей державой Е.И. В., оставляя отныне впредь все бывшие до сего между ними вражды, несогласия, ссоры и неприязненные поступки…». Уже одна эта статья грозила жизнеспособности договора, поскольку противоречила интересам многочисленных горских правителей, претендовавших на лидерские позиции. Вторая статья регулировала правила разрешения споров: сначала все проблемы должны были разрешаться по «обычным» для Восточного Кавказа правилам, а если договоренности достичь не удавалось, приглашался посредник из числа участников договора. Если же и на этот раз переговоры заходили в тупик, окончательное и обязательное для всех решение принимал российский император. Фактически такая схема ставила владетелей в зависимость от Петербурга, так как трудно было предположить, что вечно враждующие ханы смогут найти общий язык. Третьей статьей правители обязывались выступать единым фронтом в случае угрозы со стороны Персии. Статья четвертая прекращала междоусобицы: ханы клялись строго-настрого запретить своим подданным совершать набеги на сопредельные земли. Более того, они намеревались использовать всё свое влияние на вольные общества, чтобы и последние оставили хищничество, отказались от захвата добычи, от наемничества и от оказания помощи «союзникам», не вошедшим в число подписавших договор. Это был абсолютно невыполнимый пункт, поскольку набеги совершались не по причине «испорченности нравов», как полагали многие в Петербурге, а потому, что они составляли одну из важнейших частей образа жизни кавказского общества. Три статьи (5—7) посвящались охране жизни и имущества купцов, плававших вдоль побережья. Запрещалось грабить суда, потерпевшие кораблекрушение, устанавливалась плата за спасенный груз. Восьмая статья ограждала купцов от произвольных таможенных сборов: устанавливался тариф по нормам, принятым в Бакинском порту. Ущерб, нанесенный сухопутным караванам, обязывался возмещать владетель, на территории которого произошел инцидент (статья 9-я). Все участники союза договаривались о покровительстве купцов (статья 10-я). Согласно статье 11-й, все восприемники престолов должны были утверждаться императором. Нарушитель условий договора наказывался также императором, а потерпевшие не могли сами мстить обидчику, а должны были подать жалобу «через пограничного здешнего начальника»[391]. Дух и буква договора свидетельствуют о том, что он являлся порождением российских бюрократов, совершенно не знакомых с реалиями Кавказа или не желавших эти реалии признавать.

Скепсис Цицианова в отношении прочности союза дагестанских владетелей основывался на его собственном опыте. 3 октября 1802 года Ахмед-хан Аварский подписал договор в четырех пунктах о принятии российского подданства. Прежде всего этот могущественный горский владетель обязывался прекратить междоусобицы, решать возникающие споры мирно, через посредников, а в самых сложных случаях просить императора принять окончательное решение. Аварский хан обязывался выставить войско в случае внешней угрозы, сообщать союзным ханам о ее появлении; обещал запретить своим подданным «чинить какие-либо шалости, грабительства и обиды против подданных союзных ханов» и отвращать от этого других, «союзных же ханов ни в чем не оскорблять и тот постыдный свой промысел навсегда оставить…». Горский владетель обязывался строго следить за тем, чтобы его подданные не совершали набегов на Грузию. Гарантировалась безопасность купеческих караванов, следовавших через Аварское ханство, а в случае их погрома — немедленная компенсация убытков и строгое наказание виновных. Все эти условия должны были соблюдаться и последующими правителями[392]. Материальным поощрением для соблюдения этих условий было годовое жалованье в размере пяти тысяч рублей. Поначалу Ахмед-хан вел себя в соответствии с договором и даже сообщал в Тифлис о слухах, которые доходили до него по поводу планов персидского Баба-хана[393]. Но уже осенью следующего, 1803 года аварцы совершили набег на Кахетию и даже атаковали отряд генерал-майора Гулякова. В ответ Цицианов приказал не выплачивать Ахмед-хану положенное жалованье, не удовлетворяясь его ссылками на невозможность контролировать поведение своевольных соплеменников. Более того, главнокомандующий требовал наказать в присутствии русского представителя всех участников набега и выдать организатора — Александ-бека, близкого родственника самого хана. В письме от 3 ноября 1803 года отказ в выплате жалованья объяснялся просто: потакал ли правитель участникам набегов, не справился ли с вольнолюбивыми горцами, в любом случае условия договора с аварской стороны выполнены не были[394]. Ахмед-хан еще раз попытался оправдаться тем, что участники боя с Гуляковым — его «ослушники», за поступки которых он не может нести ответственность; уверял Цицианова, что в отрядах, сражавшихся на Алазани, не было ни одного его подданного, и потому считал несправедливым задержку с выплатой жалованья. Более того, в письме Цицианову от 4 декабря 1803 года он попросил главнокомандующего, чтобы тот приказал тушинам (грузинским горцам) платить аварцам дань (шесть ослов и шесть быков), которой они были обложены еще в «дороссийские» времена, причем подкрепил свою просьбу угрозой нападения на тушинов, если скот не будет передан вовремя. Князь ответил раздраженно: «…Весьма я удивлен требованием вашим, чтобы тушинцы, подвластные России, составляя часть Грузии и в границах ее жительствующие, платили бы требуемые вами 6 катеров (ослов. — В.Л.)и столько же быков… Как вы могли вздумать, чтоб подданный Его императорского величества, всемилостивейшего государя моего и вашего, который высочайше вам дарует жалование, вам платил дань? Есть ли тут здравый рассудок? А что вы угрожаете, что буде я их к тому не принужу, сами с ними управитесь, то милости прошу прислать с войском и испытать силы российской, так как ваш родственник Аликсанд уже испытал, тогда увидим, каких катеров вы получите. Впрочем, желая вам всех благ, пребуду к вам доброжелательный…»[395] Ахмед-хан еще несколько раз пытался объяснить Цицианову, что у него нет реальной возможности принудить «отложившихся» горцев выполнять условия договора. В ответных посланиях главнокомандующий выражал свои сомнения в искренности партнеров. Он выдвинул следующие условия выплаты жалованья: аварский владетель должен был дать в аманаты своего брата Хасан-бека и ежегодно платить дань ослами (12 голов), «не для того больше, как бы по обычаю, существующему во всей Азии, показать тем зависимость от Всероссийской империи»[396].