Владимир Лапин - Цицианов

• Название: Цицианов
• Автор: Владимир Лапин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-235-03484-6

Генерал от инфантерии князь Павел Дмитриевич Цицианов (1754— 1806) принадлежит к числу тех, кого принято называть строителями Российской империи. Представитель древнего грузинского княжеского рода, он был горячим патриотом России и в буквальном смысле слова сложил голову, защищая интересы своего Отечества. Именно на его долю выпала реализация судьбоносного для двух стран манифеста императора Александра I о присоединении Грузии к России; ему же пришлось делать первые шаги в «умиротворении» Северного Кавказа и, одному из первых, осознать масштаб тех проблем, решение которых спустя несколько десятилетий после его гибели назвали Кавказской войной. О трагической судьбе князя П. Д. Цицианова и об истории вхождения Закавказья в состав Российской империи рассказывается в книге доктора исторических наук, специалиста по русской военной истории Владимира Викентьевича Лапина.

---

На развитие событий негативно повлияли и ошибки правителя в Грузии по гражданской части генерал-лейтенанта Д.М. Волконского, который не сумел сразу по прибытии на новое место службы весной 1803 года усвоить адекватные приемы обращения с тамошним населением. Цицианов писал по этому поводу министру внутренних дел Кочубею 14 сентября 1804 года: «По рапортам генерал-лейтенанта Волконского не вижу не только уменьшения волнования тиулетинцев, но вящие их дерзости, кои ни к чему иному приписать не могу, как тому, что сказанный генерал, вверяясь доносам и советам грузинских князей, не те меры и не тех людей употребляет, как и каких следовало бы. И все сие происходит от незнания их характера национального, который клонится к легковерию и легкомыслию, ни князей, кои попечением царя Ираклия привыкли друг против друга враждовать и на сем основывать все свои шаги и все свои доносы»[755]. Волконский решил «купить» пшавов и хевсуров, отправив им 1000 рублей под обещание не участвовать в восстании, однако это было расценено как слабость власти; пшавы и хевсуры стали активно помогать осетинам. Царевичи Александр, Иулон и Парнаоз разъезжали по аулам, призывая всех взяться за оружие и изгнать русских. Чтобы обнадежить своих союзников, царевичи сообщали о движении к ним на помощь огромного персидского войска. Подстрекая горцев к восстанию, они продолжали подрывную деятельность как на востоке, так и на западе Грузии, сплачивая вокруг себя всех князей Имеретии и Кахетии, которые были недовольны российскими властями. Неизвестно, как бы развернулись события, но в тот момент отличился до того никому не известный майор Рейх, комендант города Гори. 24 июня 1804 года он врасплох напал на лагерь царевичей в районе урочища Шагорбели. Парнаоз сумел укрыться в лесу, а Иулона взяли в плен и посадили в каземат «под строгим присмотром». Однако этот успех только замедлил распространение восстания.

В июле 1804 года в районе укрепления Степанцминде стали собираться отряды осетин (тиулетинцев), требовавших от майора Казбека, тамошнего владельца, выдать им русских рабочих и гарнизон укрепления, деньги, там хранившиеся, а также присоединиться к ним. Последнее требование объяснялось огромным влиянием майора на хевсуров, которых тиулетинцы побаивались. Когда Казбек отверг их требования, осетины сумели добиться нейтралитета хевсуров, пообещав им половину будущей добычи. Комендант укрепления полковник Дренякин и майор Казбек, видя подавляющее преимущество противника, стали вести переговоры, которые закончились тем, что повстанцам досталось все, что имелось в Степанцминде, включая одежду солдат и офицеров. Горцы оставили им только то, что прикрывает наготу. Всех русских увели в плен и в ближайшие дни обменяли, назначив крупные выкупные суммы. Следующим крупным успехом повстанцев стал разгром полка донских казаков, шедшего в Закавказье с большой партией рекрутов. По непонятной причине эта часть пустилась в путь, хотя во Владикавказе уже знали, что вся трасса Военно-Грузинской дороги находится вне контроля правительственных сил. Осетины захватили всех лошадей, всех рекрутов и половину казаков. 26 июля в районе селения Ананур Волконский с батальоном пехоты и полутора тысячами милиции под командованием князя Эристова имел стычку с горцами, после чего разорил несколько аулов, надеясь тем самым устрашить население края. Эффект оказался обратным — погром вызвал волнение даже в тех местах, где ранее было спокойно. Волконскому не оставалось ничего другого, как вернуться в Тифлис. Майор Мела, занимавший укрепленный Ломисский пост с батальоном Севастопольского мушкетерского полка, дрогнул, увидев многотысячное ополчение горцев, и оставил пост, бросив артиллерию и обоз. Ему удалось почти без потерь соединиться с главными силами. После этого разорению подверглись имения князей Эристовых, которым мстили за их верность России и участие их ополченцев в операциях против осетин.

11 июня 1804 года генерал-майор Талызин атаковал позиции повстанцев и после двухчасового боя взял штурмом завалы, устроенные на дороге к селению Ананур, потеряв четырех человек убитыми и 13 ранеными. Вместе с рапортом о ходе боя Цицианов получил записку из одиннадцати пунктов о причинах недовольства населения, подписанную старшинами и сельскими священниками. Этот документ многое объясняет: «…1) в нестерпимый для человека холод заставили нас сгребать страшный снег и расчищать дорогу; 2) на этой же, нами сделанной дороге образовалась от дождей грязь; нас заставили срубать хворост и бросать в эту грязь; в настланном таким образом хворосте завязла нога казачьей лошади, и за это стали бить нас плетью и убили двух человек… 3) пошел снег, и занесло нами же сделанную дорогу; для расчистки ее нас согнали в такую пору, когда падал завал (сходила лавина. — В. Л.), не устраняя от верной смерти. Завал тронулся и чуть не задавил нас… 4) пришли 80 солдат и 12 конных казаков; на их продовольствие требовалось в день — на солдат 10 шт. скота, на казаков — 2; кур, сыру и масла кто сосчитает? 5) на лошадях и быках от перевоза тяжестей не осталось и кожи, а платы нам не давали; раз только выдали по рублю. И это мы стерпели; 6) двух женщин запрягли в ярмо и привязали сани, а солдаты сзади подгоняли женщин плетьми… 9) обещали нам с клятвой тарханство на 7 лет (освобождение от налогов. — В. Л.), но и одного года не подождали; в нынешнем году вместо положенных овец, баранов, масла и проч. взяли с нас деньгами за два года, что было не под силу нам, и так как мы нигде не могли достать, то заставили взять серебро из наших церквей… 11) было приказано, чтобы в тех местах, где стояли казаки, ячмень и сено покупались ими за деньги, и чапаров (курьеров. — В.Л.) они должны были снабжать своими же лошадьми; но ячмень и сено брали у нас без платы, а лошадей без прогонов, да и курьера отправляли на наших же лошадях». Заканчивалась записка такими словами: «Мы все до единого остановились на том, что если никакая другая напасть не постигнет нас, дабы избавить от нестерпимой горести, то зажечь своими руками наши дома, жен и детей вогнать туда и самим броситься и так сгореть»[756]. Были и другие причины возмущения, среди которых «первенствовал» слух о введении рекрутчины. Боевые действия продолжались до глубокой осени 1804 года, наибольшую стойкость проявили мтиулетинцы и тагаурцы. 9 августа им удалось разгромить отряд численностью 60 человек. Только 29 октября всеподданнейшим докладом Цицианов смог отрапортовать о том, что все основные очаги возмущения погашены.

Развитие событий не на шутку обеспокоило правительство. Командующий Кавказской линией генерал Глазенап, проявлявший в тот момент необъяснимое спокойствие, получил категорическое распоряжение Александра I восстановить движение по Военно-Грузинской дороге. Для этого было приказано направить один драгунский и два казачьих полка с артиллерией. Для пополнения войск, уже находившихся в Закавказье, назначили значительную партию рекрут. Кроме того, из Крыма в Мингрелию направились морем пехотный полк и две артиллерийские батареи[757]. Одной из главных причин волнений был слух о том, что Цицианов потерпел сокрушительное поражение под Эриванью. Этому верили все и расходились только во мнении: убит он или взят в плен. Когда же князь вдруг вернулся в Тифлис живой, здоровый и по-прежнему грозный, восстания стали прекращаться как по волшебству. Так что главнокомандующий имел все основания писать Александру I: «Дерзаю надеяться, что с помощью Божьей все будет приведено в свой прежний порядок и тишину, лишь бы мои помощники своими новыми и самовластными распоряжениями не расстраивали того, что мне Бог помогает устраивать, и следовали бы плану моего поведения, коему я всегда готов дать отчет и который основан на некоторых познаниях о нации, приобретенных с младенчества моего, еще в доме отца моего»[758].

Генерал Глазенап встрепенулся после сердитого «окрика» из столицы и направил для освобождения Военно-Грузинской дороги отряд под командой генерал-майора П.Д. Несветаева — Казанский пехотный полк, два полка донских казаков и 500 рекрут. Несмотря на огромную численность своих приверженцев, царевич Парнаоз не сумел организовать сопротивления и потерпел полное поражение. Он пытался бежать в Хевсуретию, но тамошние жители, еще недавно охотно участвовавшие в мятеже, отказали ему в убежище. 31 октября 1804 года Цицианов рапортовал императору: «…одна из гидр, раздирающих Грузию междоусобной войной и вовлекающая бессмысленный народ в несчастья, поймана и заключена в благородную неволю, а именно царевич Парнаоз. Сие счастливое приобретение тем важнее, что научит и царевича Александра не посещать Грузию, а еще меньше столь долго оставаться в оной и набирать партию из неблагодарных князей»[759]. В апреле 1805 года Иулон и Парнаоз вместе с семьями были высланы в Россию: первый — в Тулу, второй — в Воронеж. Для того чтобы убедить царевича Теймураза вернуться из Персии, попытались использовать его жену. Трогательное послание несчастной женщины, оказавшейся жертвой политической борьбы, осталось без ответа. «…Три года с половиной как я в разлуке с вами; всякое удовольствие вы превратили мне в горесть. Для меня был труден даже и один час разлуки; как же мне не дивиться тому, что я еще жива и могу беседовать с вами. Но я одушевляю себя еще тем, что надеюсь на ваше боголюбие, по коему вы не расторгнете той благодати и благословения свыше, которым мы соединены, и не изгладите из своего сердца любви ко мне. Если на этот счет проникнет в мой ум сомнение, то я не позволю себе жить, и уверена, что напоследок будете каяться и сожалеть. Умоляю тебя, государь мой, слава моя. Вспомни, во-первых, радость и любовь, а во-вторых, — пламя горести, возожженное во мне, и ради вашего милого сердца, когда дойдет до вас письмо губернатора, человека правдивого и искренно пишущего, покоритесь ему. Довольно с меня столь продолжительной печали и разлуки с вашей светлостью»[760].