Владимир Лапин - Цицианов

• Название: Цицианов
• Автор: Владимир Лапин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-235-03484-6

Генерал от инфантерии князь Павел Дмитриевич Цицианов (1754— 1806) принадлежит к числу тех, кого принято называть строителями Российской империи. Представитель древнего грузинского княжеского рода, он был горячим патриотом России и в буквальном смысле слова сложил голову, защищая интересы своего Отечества. Именно на его долю выпала реализация судьбоносного для двух стран манифеста императора Александра I о присоединении Грузии к России; ему же пришлось делать первые шаги в «умиротворении» Северного Кавказа и, одному из первых, осознать масштаб тех проблем, решение которых спустя несколько десятилетий после его гибели назвали Кавказской войной. О трагической судьбе князя П. Д. Цицианова и об истории вхождения Закавказья в состав Российской империи рассказывается в книге доктора исторических наук, специалиста по русской военной истории Владимира Викентьевича Лапина.

---

Наличие пушек и опыт решительных штыковых атак во многих случаях нейтрализовались особенностями местности. Дороги в горах обычно тянулись или по дну ущелья, или по одному из склонов. Пехота, попав под огонь стрелков, засевших на противоположном склоне, не имела возможности отогнать их штыковым ударом. Орудия в таких случаях было трудно развернуть жерлом к противнику, поскольку для того требовалась более или менее ровная площадка шириной в три-четыре метра. Кроме того, в горах противник моментально укрывался в так называемых мертвых зонах, куда ни ядра, ни картечь попасть не могли. Проблемой являлась и доставка боеприпасов, поскольку один пушечный заряд весил около шести килограммов. Однако, несмотря на то что таскать орудия по горам было делом непростым, солдаты не роптали и шли на любые жертвы, чтобы их сохранить. Картечные залпы позволяли останавливать стремительные атаки противника, давать достойный ответ дальнобойным винтовкам горцев, засевших в завалах и других укреплениях. В европейской войне канонирам нечасто приходилось вступать в рукопашную схватку, поскольку внезапные нападения на батареи являлись исключением из правил. На Кавказе часто не пехота прикрывала пушки, а канониры картечными выстрелами в упор сдерживали противника, наседавшего на колонну. «Сколько было примеров… что артиллеристы, брошенные оробевшим прикрытием, банниками и пальниками отбивали атаки горцев и отстаивали свою позицию до конца, честно умирая у своих орудий, хотя могли бы на своих лошадях опередить бросившую их пехоту. Порывшись хорошенько в истории кавказской пехоты, нетрудно отыскать моменты, щекотливые для нее»[674]. По мнению Цицианова, наиболее удобным артиллерийским орудием для действия в горных условиях был трехфунтовый единорог, который при снятии колес могли переносить четыре человека[675].

Дальние походы затруднялись состоянием дорог. На подъемах пушки и обозные фуры выматывали солдат. Впрочем, на спусках они тоже требовали немалых усилий, поскольку надо было их «одерживать» во избежание падения в пропасть. После дождей многие участки дороги превращались в непролазные топи, поскольку вода смывала с окрестных склонов мелкие частицы почвы и «складировала» их на дне долин. В период паводков ручьи и речушки становились мощными потоками, форсирование которых было очень непростым делом Враждебность населения и даже его уклонение от сотрудничества усиливали воздействие неблагоприятных природных условий. «Жители, на которых лежала обязанность оберегать переправы и содержать на них перевозчиков, исполняли кое-как свои обязанности, пока войска находились вблизи. Вслед за удалением их они сами разбегались и уносили сверх того канаты, доски и всё железо, находившееся на паромах, — вспоминал один из офицеров. — Строить на каждой переправе посты и занимать их командами было бы затруднительно и дробило бы войска, а оставлять по несколько человек для присмотра за туземными перевозчиками было опасно»[676]. Проведение организованных боевых операций чрезвычайно затруднялось ограниченными коммуникативными возможностями: «Войска, вообще имея трудные между собой сообщения, не в состоянии были производить движений быстрых, соединяться скоро… Движение тягостей, следовательно продовольствия, никогда не определяется верным расчетом. Сверх того, в летние три месяца по причине чрезвычайных и несносных жаров, понуждающих самих природных жителей удалиться в горы, во всех по положению низменных местах переходы войск совершенно невозможны», — писал Ермолов[677].

Жесткая муштра солдат, обычно определяемая как жестокость, вовсе не была таковой. Воспитание настоящего солдата включало в себя доведение боевых навыков до автоматизма. Перестроения были важнейшим элементом военной технологии, поэтому им придавалось такое большое значение. В Кавказской войне требовался принципиально иной автоматизм, непригодный в европейской войне. Вместе с навыками «кавказского» метода войны солдаты воспринимали и местные обычаи, в частности грабеж занятых аулов. Во многом это объяснялось недостатками снабжения: интендантская система практически отсутствовала, а разного рода компенсирующие механизмы (солдатская артель, полковое хозяйство) в условиях Кавказа работали слабо. Заразительно действовал на войска корпуса и пример местных милиций. Так, во время похода генерала Гулякова на Белоканы «не было возможности воздержать храбрых грузин, воспаляемых мщением за семидесятилетние претерпеваемые от лезгинов грабительства, от древнего азиатского обычая превращать селения в развалины и предавать все мечу и огню»[678].

Все элементы военного дела народов Северного Кавказа являлись частью их быта, определялись географическими условиями края, его экономическим и социальным укладом. Адыги, дагестанцы и чеченцы по сути не обучались владению оружием и тактике, как это делали их европейские противники, они вырастали в среде, где эти навыки являлись столь же естественными, как умение оседлать коня, построить жилище, засеять поле и убрать урожай. Поэтому в родных горах и лесах они сразу получали преимущество над солдатами, в обучении которых немалую роль играли искусственные тактические схемы, порожденные магией цифр и геометрических фигур. Военная организация горцев Северного Кавказа была малоуязвима для европейского силового воздействия, поскольку обладала неисчерпаемыми ресурсами регенерации. Высокая психологическая устойчивость воина-горца объяснялась также тем, что он мерил своего противника собственными мерками. Кавказские народы не могли осознать в полной мере мощи своего противника и потому не боялись его. Для джигитов затерянного в горах аула одна из величайших военных машин в мире выглядела только небольшой группой людей в шинелях, которые не сильны в единоборстве и берут верх только за счет своей сплоченности и упорства.

В среде горцев сочетание института кровной мести и сильных родовых связей породило такое явление, как абречество: выделение из горского социума индивидов, которые по разным причинам оказывались вне традиционной системы общепринятых отношений. В большинстве своем это были изгнанники или просто люди, не способные ужиться в традиционном обществе с его довольно жестким социальным контролем. Этих людей не сдерживали в их действиях интересы общин, старавшихся без крайней нужды не вступать во враждебные отношения с другими общинами; сами они оказывались вне защиты своих сородичей. Этим, а также выработавшейся за время абречества привычкой нарушать все законы объясняется их исключительная агрессивность, которая, будучи помноженной на изощренные боевые навыки, делала этих людей самыми опасными противниками.

«Горцы пользуются длинным ружьем с албанским прикладом, которое они носят через плечо в шерстяном чехле или завернутым в барсучью шкуру; пользуются они и саблей с рукоятью из серебра, слоновой кости или простой кости, без эфеса, снабженной, как нож, ножнами, которые, украшенные галунами, сделаны из нескольких кусков разноцветного сафьяна — у богачей, с медными ножнами — у простого люда, — писал один из этнографов-иностранцев. — Эту саблю (шашку) также носят через плечо на ремнях, имеющих серебряные украшения. К узкому ремню на поясе они прикрепляют кинжал, нож, огниво, маленький кожаный мешочек с пулями, другой мешочек — с кремнями и другой мелочью, коробочку с салом или маслом, чтобы чистить оружие; маленький рог с мелким порохом они вешают на веревке себе на шею и бережно хранят в кармане, пришитом на груди ниже кармана для патронов. Они содержат оружие очень чистым, даже если не пользуются им, так как, постоянно чистя и натирая его костным мозгом, они тем самым предохраняют его от ржавчины… Шомпол их ружья — из твердой древесины с железным наконечником — они заворачивают в тряпицу, которой чистят ружье после каждого выстрела. Они точно рассчитывают заряд в соответствии с качеством пороха, сыплют его, то есть порох, не заворачивая; порох прижимается в ружье пулей, соответствующе диаметру ствола, в котором пулю удерживают два выступа, пересекающиеся снаружи. Жители Кавказа никогда не снимают кинжал и носят его даже у себя дома. Кинжал — излюбленное оружие этих народов… Также иногда горцы носят пистолет, помещая его за поясом на спине. Черкесы, кабардинцы, так же как и богатые лезгины, носят кроме ружья и пистолета кольчугу, небольшой шлем, железные наладонники и нарукавные повязки. Когда они выезжают верхом на торжества или в гости, то князья берут также свой лук и колчан со стрелами. Их кольчуги обычно очень дорогие; и говорят, что среди них есть настолько искусно сделанные, что для испытания их ладят на теленка и стреляют по нему из пистолета, заряженного пулями, в результате чего животное испытывает только легкий толчок. Во время военных действий они надевают под эту кольчугу ватную одежду, благодаря упругости которой пули отскакивают еще лучше… Горцы изготовляют оружие сами, а кубачинские оружейники — наиболее известны. Так как кремень встречается у них в горах редко, они покупают его у русских. А порох большинство горцев делают собственноручно. Седло у горцев маленькое и узкое, но очень удобное, когда к нему привыкнешь; оно сделано так, чтобы никогда не причинять боль лошади, ибо оно не касается ни ее позвоночника, ни загривка (холки). Поверх деревянного седла кладут несколько круглых кожаных подушек с галунами; стремена у них плоские и узкие, а употребление шпор им совершенно неведомо»[679].