Владислав Кардашов - Ворошилов

• Название: Ворошилов
• Автор: Владислав Кардашов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1976

Новая книга В. Кардашова рассказывает о жизни и деятельности одного из организаторов нашего государства, прославленного командарма К. Е. Ворошилова. Еще в юности Клим Ворошилов вступил на путь революционной борьбы. После победы Октября он сражается с гайдамаками и белоказаками, деникинцами и врангелевцами. Кончается война, и К. Е. Ворошилов все свои силы отдает укреплению Красной Армии. В период Великой Отечественной войны маршал Ворошилов вновь на защите нашего Отечества, а по окончании ее активно участвует в мирном строительстве.

---

Для Ворошилова призывать к бойкоту Думы было тем сложнее, что депутатом в нее от города Луганска местная интеллигенция выдвинула не кого иного, как Рыжкова. Вчерашний учитель и его любимый ученик волею законов классовой борьбы оказались в разных лагерях: субъективно честный, добрый и правдивый Рыжков стал товарищем секретаря Думы, предполагал там отстаивать «законное решение» социальных проблем, мучивших страну, а его ученик Клим Ворошилов вооружал рабочих, чтобы ликвидировать самую основу этих социальных неустройств. Разумеется, это не могло не сказаться на личных отношениях Ворошилова и Рыжкова. Полного разрыва, однако, тогда еще не произошло.

Спорить в ту пору о путях революции Ворошилову больше приходилось не с интеллигентами-либералами, а с меньшевиками, состоявшими формально в рамках одной и той же партии — РСДРП. Особенно яростными стали эти споры весной 1906 года, непосредственно перед IV съездом партии. Ворошилов неизменно отстаивал большевистскую точку зрения. Он выступал перед рабочими с докладом о предстоящем съезде, о его повестке дня, о сути разногласий, разделявших большевиков и меньшевиков. Несмотря на то, что меньшевики выставили против Ворошилова необычайно красноречивого оратора, подавляющее большинство рабочих высказались за большевистскую резолюцию. Вскоре Ворошилов был избран делегатом на съезд — он вошел в историю КПСС под названием Объединительного.

Можно легко понять его волнение, когда он отправился в Петербург. Приходилось ему быть и в Харькове, и в Ростове, и в Екатеринославе, но все же он оставался провинциалом, а тут столица — Петербург! Облако дыма, стоявшее над городом, когда поезд приближался к нему, багрово-красное пламя мартеновских печей, мелькавшее за окнами, — это не могло удивить Клима Ворошилова, к этому он привык у себя в Донбассе. Но вот улицы города, заполненные столичной толпой, невиданное дотоле движение, роскошные экипажи и, главное, автомобили, редкость для того времени, — это все не могло не поразить 25-летнего луганского рабочего.

Но смущало его прежде всего другое: как найти в этом чужом городе своих? Волнение усиливалось от необходимости соблюдать крайнюю осторожность: полученная Ворошиловым явка ЦК, где его должны были зарегистрировать и проинструктировать, была конспиративной. И еще одно обстоятельство волновало Ворошилова: мысль о возможной встрече с Лениным.

На явке ЦК Ворошилова встретил дежурный — ярый меньшевик Загорский (В. Н. Крохмаль). Узнав, что Ворошилов (Володин — так он значился в протоколах съезда для конспирации) из Луганска, Загорский первым же делом спросил:

— Разумеется, б…б…большевик? — Он сильно заикался.

— Да, — отвечал Ворошилов.

— В…в… этом случае… в… вам следует идти к большевикам.

Это Ворошилов знал и сам, его интересовало другое.

— Скажите, а Ленина случайно нет здесь?

Невинный этот вопрос привел меньшевика в совершеннейшее исступление, и он набросился на Ворошилова с ругательствами. Не споря, тот поторопился уйти. Но мысли своей увидеть Ленина немедленно, в этот же день, он не оставил и настойчиво добивался и у В. Д. Бонч-Бруевича в большевистском издательстве «Вперед», и у Н. К. Крупской в Технологическом институте, когда же он сможет встретиться с Лениным, хотя бы увидеть его.

Об этом он думал, выйдя вновь на улицы города. Был весенний день, один из тех дней в конце марта — начале апреля, когда в обыкновенно пасмурном городе на Неве необычайно светло и радостно сияет солнце. Впоследствии Клим Ворошилов не один год проживет в Петербурге, привыкнет к нему и полюбит этот город, прекрасный и в дождь и в вёдро. Но в этот день, в день первого знакомства с «Северной Пальмирой», ярко запечатлелся в его памяти момент, когда он вышел на набережную, увидел покрытую ноздреватым, посеревшим льдом Неву, за нею на фоне ярко-синего мартовского неба серую глыбу Петропавловской крепости, венчающий ее шпиль и почувствовал холодящий лицо ветер с реки.

Ворошилов помнил: ему надо, необходимо увидеть Ленина… Возможность такая представилась на следующий же день.

С утра он расположился в издательстве «Вперед», но вскоре его позвали на совещание депутатов-большевиков. В небольшой комнатке, — вспоминал он, — «народу сидело человек 10–12. Мы втиснулись и, не нарушая порядка, кое-как устроились сидеть. Заседание началось, мы опоздали. Говорил один из делегатов. Речь шла о настроении рабочих масс в связи в выборами в I Государственную думу. Говоривший все время упорно смотрел на одного из товарищей, который, сидя рядом с другими, как-то особенно изредка, сощурив глаза, бросал взоры то на оратора, то на другого кого-либо.

«Это он, — подумал я, — это — Ленин». Почему-то мне показалось, что я уже где-то и когда-то видел его, что я его знаю. Стал всматриваться в лицо, фигуру, в движения. Хотелось возможно скорее и основательнее запечатлеть в памяти все относящееся к тому, о ком так много думал и кого так хотелось увидеть. Тут же представляю себе, как я, возвратясь к себе, буду описывать нашего Ленина своей пролетарской братве. Знаю, что будут требовать рассказать «все», «подробно»… Наконец моя очередь. Взгляд в мою сторону Владимира Ильича. Вопрос об имени и организации, мною представляемой. Помню ласковую улыбку и поощрительное какое-то замечание. Ободренный и успокоенный, я очень коротко сообщил об организации, настроении рабочих, выборах в Государственную думу и пр. Доклады окончились. Владимир Ильич сжато формулировал общее положение и тут же перешел к беседам с делегатами… В разговорах Владимир Ильич много шутил и между шутками задавал кучу разных, часто неожиданных вопросов. Его интересовало буквально все. Он с одинаковым интересом слушал и о том, как прошли выборы в Государственную думу, и о кознях меньшевиков, и о кадетах, и о наших боевых дружинах, их обучении и вооружении, и о казаках близлежащих от Луганска станиц, и о крестьянах, захвативших земли помещиков, и проч., и проч. Как сейчас помню, с каким воодушевлением Владимир Ильич подхватывал то или иное сообщение, которое отвечало его мыслям, подтверждало его предположения. Раза два и на мою долю выпало услышать от Ильича одобрительные замечания. Это было для меня истинным счастьем».

Совещания с рабочими-делегатами были для Ленина крайне важны — он прикидывал свои силы на предстоящем съезде и считал долгом поддержать товарищей, так как предвидел, что борьба на съезде будет острой и нельзя заранее рассчитывать на победу.

Ворошилов узнал, что ему предстоит выехать за границу. В России съезд такой революционной партии, как РСДРП, провести было невозможно, и потому решили отправиться в Швецию, в Стокгольм. Большинство делегатов ехали вместе на пароходе, но кое-кому из делегатов и в том числе Ворошилову Е. Д. Стасова, организовывавшая переезд, посоветовала добираться в одиночку. И вот он, с документами на имя Володина, отправляется на поезде в Або.

Первая опасная остановка в Белоострове — какая ни есть, но граница. Заграничного паспорта для поездки в Финляндию не требовалось — Великое княжество Финляндское входило тогда в состав империи, обладая, правда, автономией. В вагоне появляются жандармы, они пристально вглядываются в лица, и кто знает, может, они ищут его, делегата съезда? Нет, поезд трогается. Хоть спать приходится сидя, но можно и вздремнуть — Ворошилов привык к этому во время скитаний. Проснувшись утром, он смотрит в окно. Равнину сменили скалы, они громоздятся по сторонам дороги, на вершинах — сосны и ели, солнце, поднявшись над скалами, освещает их с одной стороны. Мелькают чистенькие мызы, красиво, но красота эта суровая, непривычная для того, кто родился и жил на юге России.

Пересадка, короткое путешествие на пароходе — и он в Швеции. Впечатлений много, все внове Ворошилову — и природа, и архитектура, и люди. Все хочется посмотреть, везде побывать. Но русские социал-демократы приехали в Стокгольм не на экскурсию.

Организаторы съезда не располагали обильными денежными средствами, потому делегатов размещали на жительство в весьма скромных комнатках по два-три человека вместе. Вечером у Ворошилова появился сосед. На вид ему было лет 27–28. Кавказское происхождение его было очевидно — по-русски он говорил с довольно сильным акцентом, хотя очень правильно.

Коба (такова была одна из его партийных кличек) имел уже за спиной десятилетие суровейшей революционной борьбы, пребывание в кутаисской и батумской тюрьмах, ссылку в отдаленнейший Балаганский уезд Иркутской губернии, побег оттуда и вновь подпольную работу. На съезде этот человек выступал под фамилией Иванович, на самом же деле его звали Иосиф Джугашвили.

Соседи по комнате быстро познакомились, разговорились и подружились.

Кроме того, на Стокгольмском съезде он встретился и познакомился со многими революционерами, составлявшими цвет партии большевиков,—А. С. Бубновым, Ф. Э. Дзержинским, И. И. Скворцовым-Степановым, С. Г. Шаумяном и другими. С некоторыми он особенно сблизился: это были Артамонов (Ф. А. Сергеев-Артем), Арсеньев (М. В. Фрунзе), Никаноров (М. И. Калинин). Они выступали на съезде под партийными кличками. Все они имели много общего, поэтому часто собирались и обсуждали работу съезда.