Владимир Рудный - Готовность № 1 (О Кузнецове Н Г)

• Название: Готовность № 1 (О Кузнецове Н Г)
• Автор: Владимир Рудный
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Взгляд на комфлота, тот не отрывает глаз от бинокля, и Кузнецов бросает: "Добро!" Как он выразился потом: "Все мосты были сожжены". А дождевой шквал, как назло, усилился. Ревун - и тотчас дружный залп. Четыре желтых факела вылетели из пушек. Ветер рвет за корму дымный шлейф. Наблюдатели докладывают: три снаряда - перелет, один - недолет. Накрытие. Свердлов командует: "Поражение!" Комфлот не верит глазам своим. Он приказывает подойти к щиту. Щит в рваных ранах. Комфлот тут же составил радиограмму всему флоту. "Впервые я видел..." - запомнил Кузнецов начальные слова радиограммы, извещавшей флот, в какой обстановке, при какой погоде, на какой скорости и дистанции "Червона Украина" добилась успеха.

Остался один выход на ночной бой, и крейсер станет лучшим кораблем. Но, выходя, "Червона Украина" намотала на винты сети бонового заграждения и вернулась в базу.

Все видел С. Д. Солоухин: "Выходили в темную ночь. Свежий ветер. Входные ворота не обозначены. Можно "искать виновного". Но Николай Герасимович не искал, не свалил вины на рулевого, на вахтенного, на рейдовую службу. Он - командир, а по уставу за навигационную безопасность корабля полностью отвечает командир. Первенство отдали "Красному Кавказу", это понятно. Кузнецов вернулся с разбора учений, собрал личный состав, объявил об этом и сказал: экипаж все сделал, чтобы завоевать первое место и заслужил его. "В том, что произошло, виноват только я, ваш командир" - так и заявил. И личный состав оценил его прямоту".

Нелегко дается такое признание. Но не побоялся аке "командир переходного периода" признать свою неумелость и на глазах у всех отрабатывать маневр.

Не постеснялся и "матросский флагман" Кожанов открыто принять укор подчиненного, об этом случае в бригаде подводных лодок узнал весь флот. Приехав внезапно, Кожанов при начальнике штаба, при командире дивизиона новых лодок типа "М" упрекнул командира бригады, будто слишком медленно идет освоение "малюток". Комбрига подводники любили, но была у него слабость робел перед начальством, любую несправедливость выслушает молча, а потом страдает. Возможно, сказывалось, что он был из офицеров царского флота, человек честный и храбрый, а возразить красному комфлоту не посмел. Заметив, что комбриг краснеет от обиды, Кожанов сказал: "Вы, начальник штаба, и вы, командир дивизиона, тоже виноваты: плохо помогаете комбригу... Что же вы молчите, разве не так?" - "Нет, товарищ командующий, не так, - сказал командир дивизиона. - План боевой подготовки составлен точно по расчету временя на каждую задачу. Вы утвердили этот план, и он строго выполняется". Кожанов удивленно на него взглянул и сказал, обращаясь к комбригу: "В таком случае проверьте, возможно, я и допустил ошибку. А вас, товарищ Крестовский, благодарю за смелость и прямоту".

Заразителен не только дурной пример, в еще большей степени хороший. Помните, как сказала о своем отце-бунтаре Марта Николаевна из коммуны на Красной, 40: если человек один раз сделал доброе дело, его уже тянет на этот путь. Тем более человека цельной натуры, восприимчивого ко всему справедливому.

На Тихом океане молодой комфлот в жаркий день лета 1938 года шел на штабном "Альбатросе" к минному заградителю "Аргунь" на рейд бухты Золотой Рог. Его заметили издалека, поспешили вывалить парадный трап. Комфлот дал знак спустить штормтрап, как назло в тот день его зачем-то сняли с внешнего борта. Белый "Альбатрос" близок. Вася Митин, новичок, понукаемый боцманом, закрепил и раскатал с высокого борта запасной штормтрап. Старшина багром подтянул его к "Альбатросу", статный комфлот, весь в белом по форме "раз", ступил на первую балясину, и - какой ужас! - комфлот в воде, старшина едва успел подхватить его и вытащить на катер. Промокли ботинки и низ белых брюк. Одна сторона штормтрапа была плохо закреплена. Боцман зло оттолкнул новичка, сам закрепил трап, комфлот поднялся на борт внешне спокойный, поздоровался с личным составом, молча обошел корабль и по тому же штормтрапу спустился на "Альбатрос". В главной базе - переполох. Проверки, комиссии, ищут недостатки, хотя накануне публично хвалили минзаг за боевую выучку и дисциплину. Но шутка ли, едва комфлота не утопили. Вскоре комфлоту на стол положили приказ с перечнем наказаний и взысканий - всем, всем, включая боцмана и "злоумышленника" Васю Митина. Комфлот задумался. За что наказывать? За то, что он ноги промочил? А надо ли было комфлоту лезть по штормтрапу?

Комфлот все перечеркнул: "Взысканий не надо. А вот лучше обучать людей морскому делу необходимо". Вряд ли Кузнецов после того случая пользовался штормтрапом без острой необходимости. К слову, лет тридцать спустя "матрос-злоумышленник", уже капитан 1 ранга В. А. Митин напомнил об этом Николаю Герасимовичу. Он рассмеялся: "Ну за что же вас было судить? Какой моряк не плюхался в воду - в жизни это не самое страшное"...

Известно, не ошибается лишь тот, кто не работает. У каждого моряка и в молодости, и в зрелом возрасте случаются неприятности, малые и большие. Но не всякий, возвысясь, хочет о них вспоминать. А бывает, и не терпит, когда ему о них напоминают. Не в том достоинство, чтобы всегда и во всем выглядеть непогрешимым, а в том, чтобы из собственных ошибок извлекать пользу и для себя, и в поучение другим. Этому Кузнецов стремился следовать всю жизнь.

Но вернемся на его корабль, в тот последний год "доиспанского" периода, в пору удач и невезений, напряженной борьбы за боеспособность и боеготовность корабля. Опять будни, опять плановые и срочные выходы, то с комбригом, то с комфлотом, то с членами правительства - с Ворошиловым, Орджоникидзе, то встреча с таким почетным гостем, как Георгий Димитров; снова борьба за "первый залп" - это перешло и на другие корабли флота, борьба за первенство - экипаж сплавался, поверил в командира, сопереживал все огорчения и радости. "Червона Украина" подошла к победному финишу. Опять последнее испытание. В сентябре 1935 года прошли учения флота совместно с авиацией под началом Кожанова и в присутствии представителя Морских Сил страны Э. С. Панцержанского, известного флагмана. К концу учений крейсер в полной тьме и при сильном ветре возвращался в Севастополь. Панцержанский стоял на мостике молча, как и все эти дни, что-то записывал в книжечку и, видимо, ждал, как командир, войдя в базу, справится с последним маневром.

Много раз Кузнецов отлично выполнял этот маневр в полной темноте, не задевая бочки кормой, не повреждая винты и не освещая бочку прожектором. А тут все внутри напряглось, так и тянуло скомандовать: "Включить прожектор!" Ох как тяжко, когда от твоего последнего шага в какие-то считанные минуты зависит итог всего, чего в течение года добивался весь экипаж.

За десять минут крейсер, такая махина, не освещая бочек, отдал якорь. Панцержанский, искуснейший моряк, пожал руку Кузнецову и. воскликнул: "Браво, кэптен!.."

Разве это не равно признанию: отличный командир?! Кузнецов и потом, на всех ступенях службы, считал должность командира корабля главной в биографии моряка. Это понимал, чувствовал каждый из плавающих командиров.

Контр-адмирал Трифон Григорьевич Катышев, мой давний знакомый, рассказывал, как его, еще капитана 1 ранга, перед назначением на крейсер вызвал в 1953 году в Москву главнокомандующий ВМФ Адмирал флота Н. Г. Кузнецов, Сорок минут главком наставлял его, как следует начинать на крейсере службу, как лучше командиру корабля строить отношения с матросами, с офицерами - молодыми и постарше, наставлял, не навязывая своего мнения, а советуя на основе опыта и наблюдений, и ни минуты не потратив на обычные расспросы о том, что можно прочесть - и он, конечно, прочел - в личном деле, оно лежало на столе.

Уважение к должности командира испытал и лейтенант Щедрин на Тихом океане, уже старший лейтенант, когда пришел в конце 1938 года к комфлоту с необычной просьбой: снизить в должности. Четыре года Щедрин командовал и "малюткой" и "щукой" без аварий, командир бригады аттестовал его на командира дивизиона, очень тогда флот нуждался в комдивах. А Щедрин просил комфлота не утверждать повышения. Просил оставить командиром подводной лодки, только не "щуки", а "эски", быстроходной, хорошо вооруженной, способной пройти 10 тысяч миль без заправки топливом. "Очень хочется покомандовать таким кораблем?" - "Очень, товарищ командующий. Уж больно корабль хорош". Кузнецов удовлетворил его просьбу. Корабль, на который назначили Щедрина, стал его главным кораблем, знаменитая в войну "С-56", гвардейская и краснознаменная кругосветница: в октябре 1942 года в числе других подводных кораблей ее отправили на воюющий Северный флот через два океана - Тихий и Атлантический - в третий. Ледовитый, а после Победы "С-56" вернулась Северным морским путем на Тихий океан, ее подняли на Корабельную набережную Владивостока, превратив в мемориальный музей. Много лет спустя Герой Советского Союза вице-адмирал Г. И. Щедрин, сам прошедший путь до командира соединения, а потом и до командующего, говорил: "Я еще не был утвержден комдивом. Сложнее было моему Другу Льву Михайловичу Сушкину, он больше года командовал дивизионом и тоже упросил комфлота понизить в должности ради такой же "эски". Наверно, Николай Герасимович, как и многие из нас, разделял мнение, что самая ответственная, трудная, но зато и самая романтичная на флоте должность, а потому и лучшая для морского офицера должность командира корабля".