Владимир Рудный - Готовность № 1 (О Кузнецове Н Г)

• Название: Готовность № 1 (О Кузнецове Н Г)
• Автор: Владимир Рудный
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

А пока он в походе, на мостике флагманского крейсера "Либертад" рядом с командующим флотом, идет с флотом к новому месту базирования, наблюдает радующую перемену в поведении людей. Ожидающих боя. Словно проснулся в матросах инстинкт когда-то прославленной морской нации. Море заставило каждого вспомнить, что он не только приверженец той или иной политической группировки, но, главное, еще и военный моряк Республики, составная часть экипажа. С корабля не сойдешь на берег к семье, к девушке, в ресторан в священный час обеда. Никто не отстоит за тебя положенную вахту, не выполнит то, что обязан сделать ты. Да, обязан, от каждого зависит судьба всех. Постоянная угроза с воздуха, возможность встречи с кораблями врага - все это втянуло матросов в ритм службы, даже митинги прекратились. Кажется, только вчера бурно оспаривали там, при подготовке к походу, робкую подсказку сведущих людей: не лучше ли оставить линкор в Картахене. Да, он гордость флота, от него в августе крепко досталось мятежникам, он потопил канонерскую лодку, но он стар, у него мощная артиллерия, но тихий ход, в бою он может сковать быстроходные крейсеры и эсминцы. Нет, шумели все те же говорливые анархисты, добились, чтобы и линкор шел в кильватер за флагманом посреди армады. А сегодня, сейчас, пока тихо на корабле, пока полная дисциплина. Пока. Но, как будет в бою? Смогут ли грамотно командовать, управлять боем люди, выдвинутые на место офицеров-изменников, хорошие практики, но без теоретической подготовки, не проверив свои способности в деле? О тренировках, учебных тревогах, командирской учебе и слышать не хотят: "Разобьем мятежников, тогда пойдем учиться в Кадис!" Командующий, в прошлом капитан на вспомогательных судах, еще не успел провести ни одного учения в море. Он приглядывался к сдержанному компанеро русо, чувствуя, очевидно, единомыслие в морских делах, и не прочь был услышать совет, узнать мнение, но дон Николас не высказывал своих опасений, не вмешивался. Однажды командующий, словно вызывая дона Николаса на разговор, обратил его внимание на унтер-офицера фернандо Мира, выдвинутого на должность главного артиллериста крейсера "Либертад". Кузнецов только спросил: "Он умеет управлять огнем крейсера?" - "Ему не приходилось этого делать", - ответил командующий. И Кузнецов понял: у командующего нет права командовать странное положение. Каждый вечер на мостике "Либертада" собирался весь Центральный комитет флота и начиналось обсуждение: что может произойти в самое опасное время похода - ночью и перед рассветом, какие, по мнению каждого, надо принять меры. "Все имели право говорить, - вспоминал потом Кузнецов, - и никто не имел права остановить говорящего". А командующий флотом, кому, как не ему, предстоит командовать боем, "только вставлял иногда замечания, не настаивая на их одобрении".

Была все же существенная разница между этим "испанским Центробалтом" и нашим Центробалтом 1917 года. Наш Центробалт стал главным штабом моряков в условиях революции до гражданской войны. Он выдвинул таких талантливых матросов, как Павел Дыбенко, в нем главенствовали большевики, он контролировал, а не командовал, не указывал командирам, как командовать в бою, он решил воевать против флота кайзера в Моонзундском сражении, чтобы не допустить врага в Петроград, и на его стороне осталось немало офицеров, флот перед Октябрем был организованной и боеспособной силой, Ленин считал его самой надежной опорой революции, и не зря Николай Ильич Подвойский, рассказывая о подготовке Октябрьского восстания, писал: "Мы начали с боевой готовности флота..." А тут судовые комитеты решают когда и по кому открыть огонь, тут на мостике флагманского крейсера царит какое-то вселенское вече. Не пора ли заменить это вече комиссарами, раз Республика не успела подготовить знающих и надежных офицеров, чтобы им безоговорочно доверять?

Эту мысль он мог пока высказать только тому же Педро Прадо, единственному коммунисту в Центральном комитете флота, другу на долгие годы, когда оба сошли с крейсера на берег в шахтерской Астурии, увидели в окопах под Овьедо и боевых комиссаров, и рабочих, голодных, разутых, раздетых, но мужественно сражающихся, только лишенных помощи и руководства с других фронтов.

Трудное он проходил испытание в походе. Эскадрой ему не приходилось командовать, но он видел, как ею командуют другие, помнил и сейчас вспоминал все разборы учений, все накопленное всколыхнулось в нем в дни вынужденного молчания на мостике. Может ли моряк, какую бы он должность ни занимал, остаться сторонним наблюдателем в боевом походе? А если грянет бой?

Главным военно-морским советником Кузнецов стал, когда флот вернулся в Средиземное море и надо было защищать морские коммуникации прежде всего между Испанией и СССР. Это не только организация конвоев, защита, встреча, быстрая разгрузка техники - с причала как можно скорее в бой, это еще и наведение порядка в базе и на кораблях, активные поиски противника, ослабление его сил, настоящая морская война, в которой побеждает тот, на чьей стороне моральное и боевое превосходство. И конечно же обучение людей по ходу дела. Будничная, малозаметная работа, но без нее, как он писал, "было бы немыслимо создать новую республиканскую армию и вести длительную войну на всех фронтах"... Кузнецов уже не сторонний наблюдатель, но и не командующий. Он и его помощники, офицеры нашего флота, прибывающие из Советского Союза, обязаны вмешиваться, но не командуя, а советуя.

"Мы не виделись с Кузнецовым года полтора, - рассказывал мне вице-адмирал С. Д. Солоухин, прежде флагманский минер бригады крейсеров, присланный в Испанию в числе первых советников под начало к своему бывшему сослуживцу. - Меня перевели из Севастополя сначала на Балтику, а оттуда послали в Ливорно. где итальянская фирма строила для нас лидер "Ташкент", Когда вернулся, пошел из Одессы на "Чичерине" в Испанию. Груз серьезный танки, ястребки в ящиках, те "курносые", которым жители Мадрида, измученные бомбежками, вскоре кричали: "Муй бьен, русо!" Тяжкий путь. И мы, и танкисты, и летчики - все дежурили на палубе, следили за морем, до нас прошли "Комсомол", "Курск", "Трансбалт", фашисты озверели. К Картахене подошли ночью - бомбежка, первая в жизни. Потом к этому привыкли. Переждали налет, ошвартовались у мола, пошла разгрузка. Такого я еще не видел: ящики со снарядами швыряют, будто в них апельсины. Выгрузили бочки с бензином перекур у бочек. Беспечный народ!.. Ранним утром вижу - Кузнецов! Никогда не видел его в штатском. Не знал, что встречу здесь, в Москве нам лишнего не говорили, а вдруг попадем к фашистам, зачем лишнее знать. Никогда прежде не обнимались, не в характере нашем. А тут - я рад, он еще больше, тискает, расспрашивает о Севастополе. Завел в свою капитанию, шикарные апартаменты. Тут и мой однокашник Дрозд, он самолетом - через Париж. Тут и Рамишвили, тоже хорошо знали друг друга, потом с ним на Балтике десанты высаживал. Кузнецов предложил отметить встречу, а ведь на корабле не позволял выпивать ни себе, ни другим. Помню, он приехал уже в сороковые годы с инспекцией на флот, я командовал линкором "Октябрьская революция", шутка ли Адмирал флота, главком, обед приготовили, спрашиваю: "Николай Герасимович, разрешите вина подать?" Нет, смеется, с вами рюмку выпьешь, начнете по животу стучать. Должности он занимал большие, бывал суров, случалось и ошибался, выгораживал кого не надо. Но еще по крейсеру помню: что думает, то и говорит, не считался, кто какой занимает пост. Если что, по его убеждению, не так, открыто возражал... Ну вот, посидели, отметили встречу, вдруг он подтянулся, появилась у него такая манера - сигнал, что сейчас пойдет серьезный разговор. Сжато - про общую политическую обстановку в стране и на флоте, про условия работы советников, не командовать, говорит, надо, а помогать. Баламутят анархисты. Каждый приказ объявляют насилием. А люди тут доверчивые, открытые, натерпелись от надменных чинодралов, для них "Да здравствует свобода!" - все, а как эту свободу отстоять, не понимают. Словом, все объяснил и к делу. Прямо узнаю и не узнаю Кузнецова, как вырос. Каждому уже подобрал дело по его характеру. Рамишвили - в главную базу. Там, говорит, такой сидит флегматичный испанец, что ему надо добавить грузинского темперамента. И ведь не ошибся - Рамишвили человек образованный, энергичный, быстро язык освоил, да так, что его чуть ли не за андалузца принимали, он все шуточки, поговорки - все умел пустить в ход, только бы наладить контакт с нужными людьми, подстегнуть, приналечь; а в главной базе, где хозяйство путаное и народ пестрый, такой советник был в самый раз. И с Дроздом не ошибся - командующий флотилией миноносцев был очень вспыльчивый, даже взбалмошный, человек, случалось, надо решение принимать в бою, а он на высоких нотах спорит с командиром эсминца. Валентин Петрович спокойно, с усмешкой подскажет решение, да так, будто и не им оно предложено, моряк он был отважный, его сразу испанцы зауважали... Ну а мне - по специальности сразу две должности: советником главного минера в штаб флота и советником на полуфлотилию эсминцев".