Лотар-Гюнтер Буххайм - Прощание

• Название: Прощание
• Автор: Лотар-Гюнтер Буххайм
• Издательство: ACT, Астрель
• Жанр: Морские приключения
• Год: 2007
• ISBN: 5-271-15647-8

Это не просто завершение мировых бестселлеров «Подлодка» и «Крепость» знаменитого автора Лотара-Гюнтера Буххайма, а прощание наших героев с вечным морем, кораблями, которых уже нет, и мужчинами, дни которых больше не вернутся.

Два человека еще раз отправляются в совместный путь: Лотар-Гюнтер Буххайм и «Старик», командир подводной лодки U-96, на которой служил Буххайм. На борту атомохода «Отто Ган», самого абсурдного немецкого корабля послевоенного времени, они плывут из Роттердама в Дурбан. Бесконечное число вопросов остаются открытыми, для ответов на них, оба знают это, остается мало времени.

---

На самой верхней палубе корабля, на пеленгаторной палубе, старик мне объясняет:

— Эти два красных, расположенных один над другим фонаря являются предостерегательными фонарями. Вертикальный интервал между ними 2 метра. Они постоянно висят здесь, чтобы их можно было зажечь мгновенно и чтобы не пришлось тратить время на их установку. По-английски эти фонари обозначаются NUC — not under control — находится не под контролем. Для «Отто Гана» эти фонари имеют большее значение, чем для нормального судна, так как кораблю для проведения определенных экспериментов приходится часто останавливаться. Если корабль останавливается, нормальные навигационные огни выключаются, и сразу же должны зажигаться оба красных NUC-фонаря и при этом сразу же погасить пароходные огни, два белых фонаря на средней линии судна, корабельный и направленный огонь. Как только судно прекращает движение по воде, выключаются также красный и зеленый боковые фонари.

— А если корабль останавливается днем?

— Тогда NUC-фонари заменяют черными шарами.

— А почему эту палубу называют пеленгаторной палубой?

— Название «пеленгаторная палуба» возникло в те времена, когда имели только один магнитный компас, то есть еще не было гироскопических компасов, и магнитный компас приходилось устанавливать как можно выше, чтобы можно было пеленговать все вокруг. С этой палубы уже не пеленгуют, пеленгуют с выступов — мостика. Правда, магнитный компас и сегодня еще используется на этом месте для так называемого девиационного контроля. Этот магнитный компас через телескопическую трубу виден с мостика, а точнее — с места рулевого. Курс, проложенный с помощью гирокомпаса, во время каждой вахты сверяется с магнитным компасом, а его показания заносятся в вахтенный журнал. У гирокомпаса может выйти из строя механическая или электрическая часть, он может давать неверную навигационную информацию, если барахлит компенсационный мотор. Он подвержен механическим и электрическим помехам.

Я мысленно повторяю то, что объяснил мне старик, чтобы ничего не забыть, и тогда старик говорит:

— Итак, — за этим следует длинная пауза, — итак, — начинает он снова, — «вдова Клико» — это действительно идиотизм. Я даже не знал, что у нас на борту такое превосходное вино. Старший стюарт хочет получить на тебе большую выручку. А крюшон, — я еще раз все продумал, — крюшон не подходит. Пиво подходит больше, если заранее на стол выложить солено-копченое мясо.

— Превосходная идея, — говорю я, изображая энтузиазм, а сам не могу понять, чего ради старик все еще ломает голову над моей «пропиской». Неужели ему непременно хочется пощадить мой кошелек?

А он уже ворчливо говорит:

— В конце концов, это же твои деньги, не мои…

— Ну, спрашиваю при всем уважении к должности, — говорит старик, когда мы собрались в его каюте на вечернюю беседу, — как там дальше? Как ты получил этот почетный пост полицейского коменданта?

— Тебе следовало бы знать, — медленно начинаю я, — что этот Фельдафинг сначала был колонией богатых людей с роскошными виллами, принадлежавшими по большей части евреям из Мюнхена. Затем, когда нацисты пришли к власти, местечко быстро превратилось в оплот нацизма, там разместилась «Имперская школа НСДАП», национал-социалистическое воспитательное заведение под названием КАРОЛА. Прекрасных квартир для нацистских бонз было достаточно, еврейских хозяев нацисты прогнали, да к тому же быстренько понастроили школьные помещения и спортивные сооружения для мальчиков, которых собирались выпестовать как национал-социалистическую элиту. Все новостройки были выдержаны в нацистском стиле с верхнебаварским налетом. И самое интересное: все это еще стоит, сегодня там размещается школа связи бундесвера. Сердце, что же тебе еще надо!

— Очень интересно, — говорит старик и подливает себе «Швеппс», попить которую мы договорились после неприятного зрелища толстопузых любителей пива в плавательном бассейне, — но какое отношение это имеет к твоей должности?

— Спокойно! Не так быстро! Когда американцы вошли в этот населенный пункт, там не было видно ни одной живой души. Все прятались в лесу или в погребах. Я был единственным, кто передвигался свободно, из осторожности вставив левую руку в марлевую повязку.

— В форме?

— Нет, сэр. В облаченье своеобразного разбойника.

— Говорить по-английски ты же мог.

— Но не по-американски. Но это уладилось. Потом был своего рода допрос, и выяснилось, что я никогда не принадлежал ни к какой организации партии. Как члена объединения бойскаутов, они перевели меня в так называемую организацию «Немецкая молодежь»… и тогда они меня.

— Что это значит «тогда они меня»?

— Именно такой человек был нужен американцам. И тогда они сделали меня шефом полиции.

Я так же, как и старик, в таких случаях, прежде чем продолжать говорить, делаю небольшую паузу и глоток из бутылки.

— Вернемся еще раз к имперской школе: из этих занятых нацистами или вновь построенных зданий нацисты исчезли, уступив место освобожденным узникам концлагерей. Отовсюду приходили выжившие узники. Вот так в мае 1945 года и возник самый большой лагерь во всей стране: — Displaced-Persons-Camp, сокращенно DP-Camp (лагерь для перемещенных лиц), как эта территория невинно была названа американцами. Имелась своего рода лагерная полиция, но она не могла сделать многого. Занимались мародерством что есть силы.

— И тогда американцам потребовался кто-то для грубой работы.

— Это говоришь ты.

— Сколько человек было в этом лагере?

— Трудно сказать, цифра менялась постоянно. Естественно, тот, кто имел друзей в Америке, исчезал быстро, то есть как только он снова оказывался в состоянии выдержать путешествие. Затем вместо них появились евреи из Польши, даже из Советского Союза, сбежавшие в Польшу от погромов в СССР. Это было чертовски волнительное время! Некоторые хотели мстить нацистам. Но кто были нацисты? Где были нацисты?

Я откидываюсь в своем кресле.

— У меня еще есть лед в холодильнике и джин. От времени это безвкусное пойло становится вкуснее в смеси с такими ингредиентами — или? — спрашивает старик и приступает, когда я киваю, к работе.

— Тащили все что попало, — продолжаю я, — все, что можно было отпилить, отвинтить или демонтировать каким-либо другим способом. И сбыть. Например, целые садовые ворота.

— Кто же покупает садовые ворота?

— А слесаря, и потом — фурнитура. Постепенно лагерь превратился в, очевидно, крупнейший «черный рынок» Европы.

— Ты говорил о лагерной полиции. Но как выглядела эта твоя команда? — хочет знать старик.

— Это были несколько старых социал-демократов. Им я выдал декоративные нарукавные повязки. С этим особенно не пощеголяешь. Важно, что у нас был автомобиль: марки «ДКВ» с двухтактным двигателем.

— Я что-то не припомню, чтобы ты умел водить машину?

— Learning by doing (делаешь и одновременно учишься), — так это делалось. Во всяком случае, я почти не спал. Каждые пять минут что-то происходило. Пятнадцать различных национальностей в лагере. К тому же основательно мародерствовали и французы.

— Французы? — прерывает меня старик. — Я думал, там были американцы.

— Американцы и французы. Теперь ты окончательно сбил меня с темпа. О французах я сейчас еще расскажу. Я, в мои 27 лет, в качестве шефа полиции часто оказывался между двумя стульями. И почти никакой помощи! Можно было подумать, что мужчин в Фельдафинге никогда не было. Все они каким-то образом смылись. А потом капитан Паттерсон, шеф американцев, захотел непременно посмотреть на старых нацистов. Он свихнулся и приказал согнать из домов коричневых бонз, без разбора. При этом ему попались не самые худшие. Их собрали на открытой автомобильной платформе столько, сколько могли. Я этого не видел, но я присутствовал, когда они вернулись из своей поездки и были высажены перед ратушей. Добрый Паттерсон, чтобы нагнать на них страху, покатал их в течение нескольких часов, как скот, предназначенный на убой.

— Не очень-то приятная поездка.

— Но они думали, что это я выдал их…

— Стали ли они позднее твоими друзьями?

— Можешь не сомневаться! Даже сегодня мне приходится выслушивать оскорбления. Но что ты хочешь — популярность приобретают неизведанными путями, а дружба у некоторых продолжается в поколениях внуков.

— У твоего капитана Паттерсона, кажется, было чувство юмора?

— Было. Однажды он поставил меня перед выбором: или до вечера достать десять приборов для обрезания сигар, или спалить Фельдафинг. И я, идиот, носился от дома к дому и, заламывая руки, умолял обитателей поискать машинки для обрезки сигар и отдать их мне. Мне удалось найти целых пять экземпляров. Слава Богу, мерзавцы довольствовались и этим.