Юрий Гальперин - Воздушный казак Вердена

• Название: Воздушный казак Вердена
• Автор: Юрий Гальперин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1990
• ISBN: 5-235-00997-5

Второе, дополненное издание книги о русских летчиках-добровольцах, героически сражавшихся во время первой мировой войны в небе Франции, о русских авиаторах первого поколения. В повести показана романтическая эпоха зарождения и становления авиации, рассказывается о первых русских «летунах», их товарищах и учителях. Автор книги — писатель Юрий Гальперин, в прошлом военный летчик, ветеран Великой Отечественной войны.

---

Его сын — Ростислав Петрович — был военным. Во время Отечественной войны — разведчик, не раз забрасывали его в тыл. Вернувшись с фронта, майор Ростислав Федоров через год скончался в госпитале от ран.

Дядя Петр Петрович хотел быть агрономом, но в двадцатые годы ему отказали в приеме как сыну царского офицера. Хотя его братья были уже коммунистами и на большой ответственной работе, он не стал к ним обращаться. С двумя своими товарищами он добрался зайцем до Москвы, там он добился приема у Михаила Ивановича Калинина и по его рекомендации был принят в институт. Из Ташкента Петра Петровича послали в глухое село Гиждуван создавать колхоз. Я была ребенком, но помню, как переживали за него в нашей семье. Ему угрожали басмачи, сожгли дом, в котором он жил, но он остался там до конца и помог стать Гиждувану процветающим агрогородом. В 1941 году дядя Петр ушел на фронт и погиб в 1942-м. Вот так защищали родину мужчины Федоровы…»

Интересна и полнокровна жизнь третьего и уже четвертого поколений этой ветви федоровского рода, в нашем же повествовании нельзя не привести еще одной судьбы — сына Ростислава Петровича. Владимир Ростиславович Федоров, внучатый племянник «воздушного казака Вердена», стал советским военным летчиком!

О всех же Федоровых, потомках гимназического учителя из Верного и сибирской казачки, можно написать удивительную книгу.

Сколько таких семей в России!

* * *

Рано, очень рано оборвалась жизнь Виктора Георгиевича Федорова, многое бы он еще мог совершить во славу авиации, во славу России. По его желанию, о чем не раз говорено было близким, вернулись из Франции на родину жена и дочь, но… исчезли бесследно в огненном смерче второй мировой войны… По-разному складывались и судьбы соратников Федорова, Славороссова — героев сражений в небе Франции и России.

Венсенский замок. Историческая служба военно-воздушных сил Франции. Несколько документов, найденных спустя 60 лет: «…Капитан Павел Аргеев в 1918, вернувшись на западный фронт, сбил за пять месяцев 9 вражеских самолетов. Во время одного из своих сражений он один атаковал 8 немецких самолетов и поджег один из них».

Бумаги из личного дела сообщают, что русский летчик награжден вторым орденом Почетного легиона, на Военном кресте уже девять пальм, многократные благодарности в приказах по армии. Его краткая боевая характеристика и портрет помещены в специальной книге, посвященной самым выдающимся французским асам и выпущенной в Париже после войны.

«Замечательный летчик-истребитель, один из лучших во французской и русской армиях», — подводит итог последний приказ о боевых заслугах Аргеева.

Следующая, печальная находка-некролог… «Самолет, известный как «Лимузин Потэ», обслуживающий линию Прага — Варшава, в районе Трантенау вошел в слой густого тумана. Было 12 часов 30 минут пополудни 30 октября 1922 года.

Из открытой пилотской кабины все стало неразличимым. Самолет на подлете к горному массиву Ризенгебирге. Надо было еще набрать высоту. Альтиметр, установленный в Праге, показывает 950 метров.

Вдруг с правой стороны биплана, совсем рядом, появились верхушки сосен… Падает, перебитый крылом, ствол дерева. Павел Аргеев последним инстинктивным движением выключает контакт…» Некролог подробно освещает жизнь и подвиги русского летчика, его место в плеяде подлинных асов. «…Начало 1922 года. Мы находим Аргеева на авиалиниях Франко-Румынской кампании, где он вместе с Деленом обслуживает линию Париж — Страсбург, затем до Праги и, наконец, Прага — Варшава…» Еще раньше — весной 1919 года — сообщение телеграфных агентств: «19 апреля погиб в авиационной катастрофе пионер авиации, герой минувшей войны, гордость Франции Жюль Ведрин. Вылетев из Парижа в Рим, его самолет упал в районе Дорм. Пилот и механик погибли. Причина катастрофы не выяснена».

Сколько таких последних вылетов…

Разбитые крылья

Аэродром, где стояла авиагруппа Казакова, располагался далеко от наземных частей, напряженная боевая работа продолжалась и после февральской революции, они были как бы в стороне от бурливших страстей.

— Наш долг бить врага и побеждать, — определил положение Казаков, — Россию защищать — это наша главная политика. В остальном без нас разберутся.

Но так долго быть не могло. После отступления армий Юго-Западного фронта на реку Збруч группа Казакова перебазировалась в местечко Дунаевцы Каменец-Подольской губернии. Летать стали реже, а вести о переменах, политической борьбе распространялись все шире, все сильнее будоражили души. Офицеры, среди которых было немало монархистов, ощущая приближение новых событий, все больше отгораживались от солдат, ударились в разгульное пьянство.

Казаков держался в стороне, в попойках не участвовал, почти не показывался на глаза. После появления в армии приказа № 1 о снятии погон, отмены офицерских привилегий и выборности командиров положение в группе обострилось еще больше. На следующее утро после получения приказа, когда офицеры собрались на завтрак, прапорщик Леман заявил, что не может вынести такого позора для русской армии, как снятие погон, и тут же у стола застрелился. Это сильно подействовало на свидетелей трагического события. Жизнь требовала серьезного отношения к переменам в стране. Известия об Октябрьской революции были для большинства авиаторов этой группы неожиданными. Единственное, что могли сделать солдаты и Павлов вместе с ними, как человек, сочувствовавший большевикам, привести самолеты в такое состояние, которое лишило бы офицеров возможности воспользоваться ими, если начнутся контрреволюционные выступления.

Казаков оставался на месте. Павлов, как и большинство личного состава, относился к полковнику с уважением за его выдающееся летное мастерство, безусловное мужество и командирский талант. Трудно лишь было понять его отношение к свершившимся переменам. Никак не высказывал его Казаков, то ли размышляя, с кем ему быть, то ли выжидая возврата к старому.

На собрании группы выбирают нового командира. Кандидатов двое: Казаков и Павлов. Как ни спорили авиаторы, а внутреннее чутье подсказало им, что нельзя сейчас доверить свою судьбу Казакову; командиром авиационной группы Юго-Западного фронта стал Иван Ульянович Павлов. Высокий худощавый Казаков в шинели без погон, в фуражке с овальным пятном на месте снятой кокарды без тени усмешки поздравил Павлова и добавил:

— Я в Петроград, в Увофлот. Не возражаете?

— Жалко, что вы не остаетесь с нами, Александр Александрович, — искренне пожалел Павлов. Потом, решившись, задал вопрос, не требовавший пространных рассуждений: — Не решили?

— Не решил, — честно ответил Казаков, нервно теребя усы.

Ему и в самом деле необходимо было разобраться, понять самого себя, Россию он любил, но крушение привычного мира, которым он был воспитан, развал армии, разгул страстей на собраниях, подменивших власть командиров, — все это представлялось ему началом страшнейшей катастрофы. По дороге в Петроград Казаков с ужасом вспоминал, как на собрании его группы, в основном состоявшей из русских, украинцев и кавказцев, поступило чудовищное предложение: разделить между ними все самолеты и отправиться по домам. Украинцы заявили, что, если им не дадут причитающуюся часть аэропланов, они обольют их бензином и сожгут на глазах у всех — «шоб никому не було обидно». Такое действительно произошло, и Павлову стоило больших трудов разъяснить всю нелепость и вредность для революции национального размежевания, доказать необходимость передать группу вместе с техникой в распоряжение народной власти Советов.

Пребывание в Петрограде, встречи с новыми руководителями авиации, предлагавшими Казакову достойный его незаурядного таланта командный пост, не вразумили летчика. Верх взяли старые, привычные связи…

В Петрограде, где затаились, ожидая краха большевиков, немало офицеров, Казакова всячески остерегали от «перехода в стан погубителей отечества». Проведя всю войну на фронте, за исключением нескольких месяцев лежания в госпиталях, откуда он дважды сбегал, боевой летчик прежде не задумывался о своей популярности в военных кругах. Теперь же, пусть с опозданием, он был встречен как герой.

И его же славой, его героизмом объясняли Казакову невозможность перехода на службу «предателям России». Разобраться, кто заблуждается или просто лжет, он оказался не в состоянии. Оставалось положиться на авторитет уважаемых им людей своего круга, в том числе нескольких бывших начальников. А тут еще появился школьный друг, гатчинец Модрах, тоже командовавший на фронте авиационной группой. Он-то и свел Казакова с эмиссарами англичан, начавшими на севере свою интервенцию.

Располагая в достатке самолетами, интервенты весьма нуждались в летчиках. Заполучить же такого аса, как Казаков, было бы для них большой удачей. Летчика «обложили» со всех сторон. После долгих уговоров, не сразу, словно чувствуя, какое совершает падение, Казаков дал англичанам свое согласие. Вместе с Модрахом и еще несколькими летчиками, завербованными его именем, они бегут из Петрограда в Архангельск.