Вера Колочкова - Добрая, злая

• Название: Добрая, злая
• Автор: Вера Колочкова
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-227-04691-8

Случай сыграл с ее именем жестокую шутку. Мама, увлеченная мексиканскими сериалами, назвала дочь Сантаной, а регистраторша «потеряла» одну букву. Имя в документе, конечно, поправили, но бабушка Анна убедила родителей оставить девочку при ней, в деревне, чтобы отмолить первоначальное «сатанинское» имя в церкви и вложить в ребенка только доброе, и никак не злое. Бабушка давно умерла, Санька переехала в город, выросла, но так и не может понять, какая же она все-таки – добрая или злая…

---

И весь день ее не покидало это двоякое ощущение – то именинницей себя чувствовала, то преступницей. Но если уж быть до конца честной, именинницей все же больше… Тем более отец, когда ему позвонила, радостно сообщил ей, что вопрос Тимошиной отправки в клинику уже решен, Катя бегает по инстанциям, документы оформляет. Правда, немного царапнуло – отец даже не спросил, откуда она такие деньги раздобыла. Конечно, она бы даже под китайской пыткой ему не призналась откуда. И все же…

А впрочем, это уже мелочи. По крайней мере на сегодня. Цель достигнута, процедура судилища по оправданию средств отодвинута по меньшей мере на месяц. А месяц – это так долго! Бог знает, что за этот месяц может произойти!

А сегодня пусть она будет именинницей. Бутылку хорошего вина по дороге домой купит, ореховый тортик, любимую Кирюшину сырокопченую колбасу, еще всяких вкусняшек по мелочи… Да, еще свечи надо купить! Пусть это будут не именины, а настоящий романтический ужин! Ах, как она это хорошо придумала, про ужин, про свечи…

Нагруженная пакетами, долго нажимала на кнопку звонка, переступая на месте от нетерпения.

– Ну чего трезвонишь? Ключей, что ли, нет? – появилось в дверях рассерженное Кирюшино лицо. – Заходи быстрее, разговор есть!

– Какой разговор, Кирюш? А я тут всякого вкусненького купила, стол сейчас накроем, и свечи вот…

– А свечи нафига?

– Ну, чтоб красиво было… Я хотела романтический ужин при свечах…

– Это с тобой, что ли, романтический ужин? При свечах?

Насмешливый голос Кирюши ткнулся острием промеж лопаток, и она обернулась испуганно, опуская пакеты на кухонный стол. И – обомлела. Кирюша стоял в проеме двери, но честное слово, это уже был не тот Кирюша. Нет, все вроде было при нем, все то же самое, что и вчера, но – совсем другое. Откуда вдруг взялось это пренебрежение во взгляде, в голосе, в выражении лица…

– Что случилось, Кирюш? Что с тобой?

– А что со мной такого? Я-то как раз в полном порядке! Вот вещи свои собираю. Ты не знаешь, где мой синий свитер?

– Какой свитер? А, свитер… Так он грязный, я его в стиралку вчера засунула…

– Черт… А что, он сильно грязный?

– Да что случилось, Кирюш?! Почему ты свои вещи собираешь? Ты… Ты от меня уходишь, да?

– Да, ухожу.

– То есть… Что, вот так? Прямо сразу?

– Нет, по частям!

– А… Куда ты уходишь? Ты… меня разлюбил, да?

– А я разве тебе говорил чего-нибудь про любовь?

– Да, говорил…

– Правда? Ну, извини. Действительно, как-то глупо все получилось.

– Значит, совсем не любил?

– Да что ты ко мне привязалась: любил, не любил! Не порть мне праздник, Сань!

– Ка… Какой праздник?

– А разве я не сказал тебе? Я же в Москву уезжаю, у меня поезд через два часа!

– В Москву? Зачем – в Москву?

– Ну не всем же с Англией фартит… Меня, знаешь ли, богатая мамочка не содержит, мне самому в жизни пробиваться надо. Вот и пробиваюсь, как могу. И у меня сегодня утром свой фарт случился, я его давно ждал! Меня на «Стройку любви» взяли, Сань! Представляешь, утром редакторша с телеканала позвонила, я прямо обалдел… Кастинг-то я еще месяц назад прошел, а вызова все не было и не было! Я уж думал, все, забыли про меня. А тут вдруг! Как обухом по голове! Так что завтра можешь любоваться на меня уже в телевизоре! Я с поезда – и прямо туда… Даже не верится…

– И… Что ты там будешь делать, Кирюш? Любовь строить?

– Да, именно так, буду любовь строить! Не тупи, Сань, не задавай глупых вопросов! Ты что думаешь, я просто так, что ли, все выпуски реалити-шоу каждый день смотрел? От нечего делать?

– А как же я, Кирюш? – сипло пропищала она, краешком подсознания удивляясь невесть откуда взявшейся в ней унизительной настойчивости. Хотя вся оставшаяся часть подсознания громыхала достоинством и гордостью: молчи, что же ты делаешь, молчи! Сказали же – не любят тебя! И никогда не любили! Вот и молчи!

– А что – ты? – глянул на нее Кирюша с таким искренним удивлением, что краешек подсознания, тот, в котором сидела унизительная настойчивость, пискнул и захлебнулся отчаянием. – При чем здесь ты, Сань? Или ты думала, я около тебя до старости просижу, что ли? Да ты хоть посмотри на себя повнимательнее! Ты же… С тобой же…

– Все. Не надо, Кирюш. Я все поняла.

Опоздала правильная часть подсознания с достоинством и гордостью. Неправильная унизительная настойчивость уже сделала свое черное дело – Кирюшу понесло:

– Сань, да неужели ты думаешь, что нормальный пацан может на тебя по серьезке запасть? Ты в зеркало на себя не смотришь, что ли? Не, я прямо на тебя удивляюсь…

– Выходит, ты ненормальный, если со мной жил?

– Э, нет… Жить и по серьезке запасть – это разные вещи, Сань, их не попутаешь. Да и жить с тобой, знаешь, тоже мало радости было… Сплошная преснота – ни пива попить, ни поржать…

– А над чем бы ты хотел… поржать?

– Ну, я не знаю… Мало ли… Ты вообще в этом смысле мутная, непростая какая-то, все помалкиваешь да в книжку норовишь уткнуться. Не душевная ты, Сань. Скучно с тобой. Что за жизнь, сама посуди?

– Зато крыша над головой у тебя не текла и холодильник с продуктами всегда под рукой был!

– Это ты что сейчас, меня куском хлеба попрекнула?

– Да, попрекнула. А что, нельзя?

– Не-а, нельзя.

– Почему?

– А ты что, сама себе этот кусок раздобыла, да? Сначала заработай его, потом попрекай. А то ишь устроилась на мамкиной шее… Туда же… Всяк бы так-то знал…

– Значит, так, дорогой Кирюша. Пошел-ка ты вон отсюда. И побыстрее, пожалуйста.

– А я что, я и собираюсь… Где, говоришь, мой синий свитер? В стиралке? Сильно грязный или так себе?

– Пошел вон, говорю!

– Так я еще это… Поужинать хотел. У меня до поезда два часа еще. Если хочешь, можно и при свечах… Ну что мы с тобой, Сань, как-то нехорошо прощаемся? Я ведь, ей-богу, не хотел по-плохому!

– Где твоя сумка, Кирюш? Уже собрана? – решительно двинулась она из кухни в комнату, по пути выхватив из стиральной машины Кирюшин так и не постиранный синий свитер.

Сумка, по-собачьи опустив уши-ручки, виновато притулилась к спинке дивана, словно ей было стыдно за своего хозяина. С остервенением сунув в ее нутро свитер, дернула собачку молнии, и она закрылась с визгом. Стащив сумку с дивана на пол, пнула ее к ногам Кирюши:

– Давай вали отсюда.

– Сань, ну зачем ты так… Можно, я хоть чаю с бутербродом попью?

– Нет, нельзя. Ничего, от голода не умрешь. На «Стройке любви» тебя классным хавчиком кормить будут.

– Ишь ты, запомнила… Все-таки злая ты, Сань.

– Я – злая?!

– А что, добрая, что ли?

– Ладно, пусть я буду злая. А еще – страшная, мутная и не простая, потому что вместо «Стройки любви» книжки читаю. И любить меня нормальному пацану никак невозможно. Давай иди уже, нормальный пацан. Построй свою любовь.

– А ты смотреть-то на меня в телевизоре будешь?

– Ага, размечтался… Делать мне больше нечего. Ключи от квартиры в прихожей на тумбочке оставь!

– Ладно, пока!

– Пока-пока. Смотри на поезд не опоздай, иначе как они там без тебя, в телевизоре-то…

Дверь за Кирюшей захлопнулась тихо, невразумительно, будто извиняясь за случившееся. Лучше бы он со злостью ее захлопнул, что ли!

Наступившая тишина обескуражила, и раздрызганное беспорядком Кирюшиных сборов комнатное пространство будто замерло, отодвинулось в испуге. Открытая дверца платяного шкафа поехала было со скрипом, пытаясь встать в привычное закрытое состояние, но не доехала, тоже замерла в испуганной деликатности. А вон, около кресла, забытый Кирюшин носок валяется, коричневый в розовую полоску. Дурацкое сочетание – розовое с коричневым.

Подошла к этому носку, почему-то на цыпочках. Наклонилась, подняла, сунула на опустевшую полку в шкаф, с силой захлопнула дверцу. Потом снова рванула ее на себя, сцапала проклятый носок двумя пальцами, потащила его на кухню, к мусорному ведру, держа перед собой на весу, как дохлую мышь. А на кухне – пакеты с продуктами на столе… Вкусняшки всякие. И колбаса. И свечи. И торт ореховый…

Именно этот торт ее и доконал. Слишком уж празднично просвечивало через купол пластикового контейнера вкусное сердечко из крема, выложенное по краям половинками бразильского ореха. А по кругу – орехи кешью. И все это хозяйство еще и аппетитной зеленой фисташковой крошкой присыпано, будь оно неладно. Сладкоежка Кирюша такой торт уважал, для него, собственно, и старалась… Выходит, зря старалась. Господи, как же обидно… Еще и это сердечко нагло в глаза лезет – пошлость какая…

Села на стул, уронила лицо в ладони, разрыдалась истово. Но легче не стало. Наоборот, сидящая внутри обида, которой следовало бы истечь потихоньку слезами, вдруг полыхнула злостью, жаждой физических действий. Подскочила, протянула злую руку к коробке, и пластик жалобно захрустел под рукой – туда же ее, эту пошлость, вслед за носком в розово-коричневую полоску! Туда, в мусорное ведро!