Илья Басс - Жизнь и время Гертруды Стайн

• Название: Жизнь и время Гертруды Стайн
• Автор: Илья Басс
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-7784-0436-6

Гертруда Стайн (1874–1946) — американская писательница, прожившая большую часть жизни во Франции, которая стояла у истоков модернизма в литературе и явилась крестной матерью и ментором многих художников и писателей первой половины XX века (П. Пикассо, X. Гриса, Э. Хемингуэя, С. Фитцджеральда). Ее собственные книги с трудом находили путь к читательским сердцам, но постепенно стали неотъемлемой частью мировой литературы. Ее жизненный и творческий союз с Элис Токлас явил образец гомосексуальной семьи во времена, когда такого рода ориентация не находила поддержки в обществе.

Книга Ильи Басса — первая биография Гертруды Стайн на русском языке; она основана на тщательно изученных документах и свидетельствах современников и написана ясным, живым языком.

---

Наступал долгожданный отпуск, монашеское одеяние сменялось сверкающим красным платьем, и Элис уезжала в Монтерей. Живя в Шерман Роуз, она много читала, общаясь знаками (улыбками и кивками) с сеньоритой, встречаясь со знакомыми. На какой-нибудь день каникул она отправлялась в фешенебельный отель Дель Монте, обедала, бывало и в одиночку, заказывала четырехколку и объезжала океанское побережье. После чего возвращалась обратно в Шерман Роуз.

Однажды Гарриет провела неделю с Элис в такой поездке:

Последнюю ночь нашего пребывания мы отмечали ужином во французском ресторане Луи. Бифштекс, двойная порция жареного по-французски картофеля, бутылка шампанского, и мы послали к черту всех дедушек, дядьев, немецких братьев и всё, мешавшее жизни, свободе и достижению счастья… В упоении от полной свободы, Элис вскочила на стол, подняла бокал кверху. «Вечное проклятие умнику[19] долины Сан-Хоакин» — вскричала она, и мы выпили, давясь от смеха. Вот такой единственный акт раскрепощения возвращал ей душевное равновесие.

На следующий день она вернулась в Сан-Франциско, вновь облачилась в простой наряд, и начался очередной год ее безупречной службы на благо деда Левинского и всего сонма родственников.

После смерти деда отец переехал в меньший дом. Брат требовал все меньше внимания, и у Элис появилось достаточно свободного времени. Об этом периоде жизни девушки известно немногое.

К моменту землетрясения она уже давно перешагнула возраст, когда большинство сверстниц обзаводились семьями. Неудивительно, что и Аннетт и Гарриет по-прежнему оставались ее подругами.

* * *

Для поездки в Европу Элис нужны были средства. Она и так была в долгах из-за нескольких купленных меховых вещей. Гарриет одолжила ей тысячу долларов[20], чтобы расплатиться с долгами и отложить часть на поездку. Отца Элис уговорила довольно быстро, предполагалось ее скорое возвращение. В августе 1907 года обе подруги отправились в Европу на поиски развлечений.

Элис в своих воспоминаниях весьма скупо описывает детали путешествия, равно как и финансовое обеспечение поездки; денег, одолженных у Гарриет, вряд ли хватило бы на длительное пребывание в Европе. Не пишет она, и как долго они планировали проводить время во Франции.

Восьмого сентября Гарриет и Элис прибыли в Париж и остановились в отеле.

В тот же день Майкл Стайн послал им приглашение на обед. На обеде присутствовала и Гертруда. Там и произошла знаменательная для двух женщин встреча. Даже спустя более полувека Элис сохранила трепетные, полные любви воспоминания:

Гертруда Стайн целиком завладела моим вниманием. Она предстала передо мной золотисто-смуглым явлением, опаленная солнцем Тосканы, с золотым мерцанием теплых каштановых волос. На ней был коричневый, вельветовый в рубчик костюм, на груди — большая круглая коралловая брошь. Когда она говорила, немного, или смеялась от души, мне казалось, что ее голос доносится именно из этой броши. Голос не был похож ни на какой другой — глубокий, сочный, бархатистый, как мощное контральто, как два голоса. Она была крупная и грузная, с маленькими деликатными руками и прекрасно вылепленной уникальной головой. Ее часто сравнивали с головой римских императоров…

Почти сорокалетняя Гарриет, на 7 лет старше Гертруды, интересовала последнюю только с точки зрения психологии. А вот Токлас с первого же знакомства целиком привлекла ее внимание своей необычной внешностью. Вот портрет Элис, описанный одной знакомой:

Стройная и хрупкая, смуглая, с прекрасными серыми глазами и ниспадающими ресницами — у нее был опущенный еврейский нос и приспущенные веки; уголки алого рта и мочки ушей прогибались под весом черных, волнистых еврейских волос с длинными тяжеловесными восточными серьгами… Она выглядела как библейская Лия в своем почти ближневосточном наряде: черные волосы, грубые цепочки и украшения, меланхоличный нос.

Прочитав строки об Элис, можно подумать, что он списан с фотографии, до того словесный портрет выразительно точен.

Стайн немедленно выделила Элис и пригласила ее одну к себе на следующий день, предложив совершить совместную прогулку.

Гертруда сразу поставила себя в превосходящую позицию (не будет ошибкой добавить — по Вейнингеру: служанка-госпожа). Элис опоздала к назначенному часу и, хотя послала предупредительное послание пневматической почтой, встретила суровую ответную реакцию — Гертруда предстала «мстительной богиней», выговорив бедняжке за опоздание: «Никто прежде со мной так бесцеремонно не обращался». В рукописи воспоминаний Элис упоминает, что от такой тирады даже расплакалась. В печатный вариант ‘слезы’ не попали. Вскоре Гертруда сменила гнев на милость, и вместе они прогулялись по Парижу, посидели в кондитерской. Гертруда пригласила приезжих на обед.

«В первый же день из меня сотворили идола», записала Гертруда, что и было ее целью.

Хотя Гертруда была старше Элис всего на три года с небольшим, она явно превосходила ее по жизненному опыту, жизненной силе. Элис отметила у Стайн «огромное ощущение жизни, свойственное гению».

С самого момента знакомства Гертруда ввела обеих женщин в круг своих знакомых — Пикассо, Матисса, Аполлинера — и их подруг. И надо заметить, что калифорнийки совсем не чувствовали себя отчужденно в такой компании. Их образование и интеллект вполне пришлись ко двору. Первые дни и недели им только и приходилось, что рассказывать одно и то же — о землетрясении. Гарриет как-то заметила подруге: «Если мы хотим сохранить наше положение в обществе, нам следует добавить что-нибудь, кроме землетрясения». На что Элис заметила: «Мы можем даже сгореть вместе с домом».

Гертруда порекомендовала обеим брать уроки французского языка. И договорилась с Фернандой Оливье, что та станет их учительницей.

Намереваясь задержаться в Париже на долгое время, женщины арендовали квартиру у некоего графа де Курси, но не тут-то было. Решительная Гертруда к тому времени по всей видимости, серьезно ‘положившая глаз’ на Элис, настояла, чтобы они переехали в отель, поближе к улице Флерюс.

Последовали бесконечные совместные прогулки вдвоем (Гарриет постепенно оттерли на второй план), посещения художественных салонов, ателье художников. С самого начала Гертруда отбросила всякую формальность в обращении с новой подругой, чего сама Токлас определенное время не решалась сделать. Не забывала Гертруда и о роли «госпожи». Однажды за обедом Элис вслух заметила, как бы между прочим, что прошлым вечером Пикассо сжал под столом ее руку. Гертруда выронила вилку: «И дальше?». Элис повторила. Гертруда замолчала, размышляя. Затем, минуя Элис, повернулась к сидящей рядом Гарриет и произнесла нравоучительно: «Это может означать многое. Например, случайный, преходящий акт. В таком случае, он не имеет никакого значения, и за ним не последует продолжения. С другой стороны, — продолжала назидание ментор — ее голос приобрел оттенок важности, — если его охватили при этом эмоции, тут, может статься, начало постоянных чувств. Даже любовь».

Постепенно пара становилась неразлучной, совместное времяпровождение быстро сблизило их. Отношения не всегда были безоблачными, главным образом, в первые месяцы. В первых дневниковых записях Гертруда характеризует новую подругу как «жулика, лгунью, лишенную воображения… трусливую, мелочную, бессовестную, посредственную, с грубоватой привычкой торжествовать правоту, беззастенчивую, хамоватую». Элис вспоминала, что в первую же зиму Гертруда обозвала ее старой девой-сиреной. Выражение ‘старая дева’ Элис еще снесла, но ‘сирена’ ей показалась невыносимой. «Впрочем, — добавила она, — к тому времени, когда зацвели лютики, ‘старая дева-сирена’ ушла в забытье, а я собирала дикие фиалки». Возможно, именно тогда Гертруда обнаружила, что Элис «умеет слушать, податлива, недалёка, но умеет завладеть вами…. Постепенно она становится выше вас».

По заметкам Гертруды видно, как со временем записи приобретали положительные нотки, и ранние негативные впечатления сменились более благожелательными. Но когда и как произошел поворот, проследить трудно[21].

С какого-то момента Элис, переняв обязанности Розеншайн, стала приходить по утрам на улицу Флерюс и печатать написанный прошедшей ночью текст.

А затем Гертруда круто поменяла мнение о своей подруге и влюбилась — окончательно и бесповоротно. Она готова была предложить любовь Элис, но не была уверена, как будет воспринято предложение. Гертруда определила Токлас по Вейнингеру как ‘проститутку’, но сексуально неопытную. Она кое-что знала о прошлом Элис из писем Аннетт, знала и от самой Элис, что та вроде дважды была обручена. Позже одна из небольших зарисовок того времени озаглавлена Разве Нелли и Лилли не любили тебя. Так звали двух близких подружек Элис. Круг обитателей улицы О’Фарелл был достаточно узок, доходили слухи об интимной дружбе Элис с несколькими женщинами. Конечный диагноз Гертруды оказался довольно точен, Элис любила флиртовать, не более того. Как случилось, например, во время путешествия на корабле во Францию. Элис почти все путешествие провела в дружеской беседе с командиром корабля, вызвав явное неудовольствие сопровождавшей Гарриет. А уже на берегу, получив письмо с предложением встретиться, оставила его без ответа, разорвав на мелкие кусочки.