Ширли Лорд - Сторож сестре моей. Книга 1

• Название: Сторож сестре моей. Книга 1
• Автор: Ширли Лорд
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-7027-0265-4

«Людмила не могла говорить, ей все еще было больно, но она заставила себя улыбнуться, зная по опыту, что это один из способов притвориться счастливой. Он подошел к ней и обнял, грубо распустил ее волосы, каскадом заструившиеся по плечам и обнаженной груди. Когда он склонился к ней и принялся ласкать ее, она закрыла глаза, стараясь унять дрожь, дрожь гнева и возбуждения… Он ничего не мог поделать с собой и яростно поцеловал ее. И чем больше она теряла контроль над собой, тем больше его желание превращалось в смесь вожделения и гнева. Он желал ее, но в то же время хотел наказать за каждый миг страстного томления, которое возбуждало в нем ее тело. Внезапно она предстала перед ним тем, кем всегда была — всего лишь шлюхой, ведьмой, порочной соблазнительницей, которая завлекла отца в свои сети так же легко, как сейчас пыталась завладеть им».

---

Когда Ван Тиун протянул безукоризненно наманикюренную руку, Чарльз понял, что он, должно быть, менеджер отеля, который, не отдавая явных приказаний, командовал небольшой армией служащих более низкого ранга, готовых кланяться, расшаркиваться и донести все, что бы они ни везли с собой, в то время как их проводили к кабине лифта, обшитой дубовыми панелями и с сиденьями, обтянутыми парчой.

Чарльз утратил представление о времени. Золоченые часы в лифте показывали четыре сорок пять, но до полудня или пополудни? Из-за разницы во времени ему никак не удавалось это вычислить, и, как всегда в Лондоне зимой, за окном стояла непроглядная темень и днем, и ночью. Обычно после перелета через Атлантику он чувствовал себя совершенно обессилевшим и отсыпался двадцать четыре часа. А сейчас Чарльз не был уверен, что вообще сможет заснуть. Он хотел насладиться каждой минутой, когда его принимали, словно прямого наследника трона! Он следовал за отцом по громадному номеру, щедро уставленному цветами и вазами с фруктами, и с лица его не сходила лучезарная улыбка; уважение и красивая жизнь, очевидно, сопутствовавшие отцу повсюду, куда бы он ни поехал, а не только дома, доставляли Чарльзу удовольствие.

По собственному опыту он знал, как упорно отец работал, чтобы заполучить все это, но впервые он оценил по достоинству награду, венчающую труды. Наверное, это произошло так поздно потому, что отец настойчиво вбивал ему в голову с самого детства, что «жизнь — не сахар», что все хорошее в жизни надо заслужить. И он получил множество печальных уроков — гораздо больше, чем Сьюзен, — относительно истинной цены денег.

Принимая душ в ванной комнате — он прикинул, что она ничуть не меньше гостиной в его квартире в Нью-Йорке, Чарльз поклялся, что когда-нибудь он скажет отцу, что именно эта поездка побудила его к активной деятельности и в корне изменила его отношение к деловой карьере. Отныне отцу не придется жаловаться на недостаток усердия с его стороны.

Разбуженный телефонным звонком, Чарльз в течение нескольких минут соображал, где находится.

— Я буду занят весь день. Договоримся встретиться пораньше перед обедом и немного выпьем.

Судя по тону, отец был полон энергии и сил, как, впрочем, и в Нью-Йорке, воплощая в жизнь прозвище, закрепленное за ним «Уолл-стрит джорнал»: «Мистер Встаю-и-Иду». Чарльз попытался вдохнуть какое-то подобие жизни в свой собственный голос:

— Отлично, папа, здорово, я зайду…

Отец перебил его:

— Сегодня пятница, примерно десять пятнадцать утра. Нам обоим нужно лечь пораньше после почти бессонной ночи. Тим Нолан рассчитывает получить от тебя весточку, но можешь не спешить. Прогуляйся по Стренду и полюбуйся, как марширует наша доблестная британская армия попозже утром.

Следовательно, было без четверти пять утра. Чарльз, пошатываясь, поплелся в ванную. Он вычислил, что в изнеможении рухнул на кровать примерно через час после приезда, и если сейчас было десять тридцать, то он спал меньше пяти часов! Но он не отец, которому, как Чарльз знал, вполне хватало трех-четырех часов сна. Среди прочего, это была одна из причин, почему мать постоянно жаловалась на отца, но Чарльз не мог передвигаться, не говоря уж об отчете о визите в главный штаб британского отделения «Тауэрс», расположенный на Стренде, не поспав еще немного. Он попросил телефонистку разбудить его в час дня и снова забрался в постель, уповая на то, что отец не станет звонить ему еще раз.

Почти два часа спустя Бенедикт, даже не замечая, что пошел легкий снежок, быстрым шагом свернул с Пэлл Мэлл, где находилась контора его адвоката, поднялся вверх по Лоуэр Риджент-стрит, пересек Пикадилли и Шафтсбери-авеню, направляясь в уютный по-домашнему чешский ресторанчик в Сохо, который ему порекомендовали. Там у него был заказан столик на двоих на имя Кузи.

Он хотел пройтись. Ему нужно иметь ясную голову, нужно приготовиться к предстоящей встрече, чтобы быть во всеоружии хитрости и обаяния, отпущенного природой. Организовать встречу оказалось очень легко, пожалуй, даже слишком легко. Но Бенедикт ни минуты не сомневался, что Людмила придет. Довольно просто было отыскать в досье Суковых имя, на которое — он мог с уверенностью сказать — Людмила откликнется. И не было лучше кандидатуры, чем духовный наставник семьи, священник, обвенчавший ее с беднягой Милошем.

Чех, которого частный детектив нанял сыграть роль приманки, доложил, что Людмилу не понадобилось уговаривать. Напротив, по словам детектива Бриттена, еще до того, как чех намекнул, что располагает свежими новостями из Праги, Людмила первая загорелась желанием назначить встречу — «страстным желанием», такое определение употребил детектив.

Часы показывали без десяти двенадцать. Людмила придет вовремя, если не раньше. Еще одно качество, восхищавшее в ней Бенедикта, так привыкшего к женской непунктуальности вообще и непунктуальности Хани в частности.

Бенедикту не понравился предложенный ему столик. Он без шума указал на это обстоятельство, и его посадили там, где он хотел, за столик, откуда хорошо просматривалась входная дверь, однако расположенный в уголке; таким образом, хотя он заметит Людмилу, когда она придет, она не сможет его увидеть до последней секунды. Обычно он не терпел ресторанов подобного рода: в зале было сумрачно, почти темно, и царила романтическая обстановка, создаваемая с помощью настенных гобеленов и костяных светильников, сделанных из оленьих рогов. Но на столе лежала безупречно чистая скатерть и стояли высокие бокалы тонкого стекла. Почувствовав, что нервничает, Бенедикт заказал сливовицу.

Людмила появилась в двенадцать двадцать пять; она оказалась выше, чем он помнил, мечтая о ней днем и ночью, выглядела намного элегантнее в модном плотном пальто черного цвета с оригинальным черным вязаным воротником, поднятым до подбородка. Естественно, ведь она теперь стала деловой женщиной, преуспевающей, умной, деловой женщиной. Ее прекрасные волосы — у него заныло сердце при взгляде на черные блестящие волосы, которые он так любил перебирать, — были высоко подняты и собраны на затылке. Он порадовался, что она не подстриглась. Она отдала пальто и зонтик гардеробщице. Слава Богу, что сейчас зима. Она не сможет убежать сразу на улицу, где идет снег, даже если ей очень этого захочется, как только она его увидит.

Пока она шла вслед за метрдотелем по ресторану, Бенедикт успел заметить, что она выглядит напряженной, взволнованной, словно ее гнетет… Что? Тревога? Предчувствие? Едва ли она испытывает то же чувство боязливого предвкушения, как бывало с ней в прошлом, накануне их запретных свиданий, поскольку она не знает, что встречается именно с ним. И эта ее робость всегда разжигала их страсть еще сильнее. Теперь не будет причин считать их свидания запретными. Вряд ли он снова женится. У него не будет жены, которой придется лгать, когда он начнет ездить к Людмиле в Европу, где она сделается его признанной возлюбленной, дамой его сердца.

Эти мысли вихрем пронеслись в его голове в то время, как она приближалась. Он глубоко вздохнул с облегчением: мужчина за соседним столиком поднялся, на миг заслонив его от окружающих — как раз в ту минуту, когда метрдотель указывал ей столик, где ее ждал мистер Кузи. Он встал. Когда человек посторонился, Бенедикт ждал ее с распростертыми объятиями.

Она смертельно побледнела, и он испугался, что она упадет в обморок, но она не отрываясь смотрела ему в лицо, как и он — на нее.

Она все еще любит меня, с ликованием подумал Бенедикт. Он не может забыть меня, но по-прежнему лжет, чтобы добиться своей цели, подумала Людмила со смешанным чувством волнения и негодования.

Позднее, когда к нему вернулась способность разумно мыслить, ему стало любопытно, сколько же они так простояли, он, крепко прижав ее к груди, она, сначала не сопротивляясь? Вероятно, не больше одной-двух минут, хотя им обоим это время показалось вечностью.

Она, по обыкновению, без лишних слов перешла прямо к делу:

— Итак, ты и есть мистер Кузи.

Они посмотрели друг другу в глаза. Людмила увидела в его лице нечто такое, что заставило ее тяжело опуститься на стул. Она взглянула на него снизу вверх глазами, полными слез.

— Но ты в самом деле что-то знаешь? О моей семье? — спросила она.

Идиот! Он забыл, как искренни ее любовь и тревога о родных. Замышляя вернуть ее, он учитывал лишь то, с какой настойчивостью она добивалась, чтобы он по мере сил разузнал о судьбе, постигшей ее семью, — по сути, это единственное, о чем она когда-либо его просила, — и совершенно упустил из виду, что за ее упорством скрывались глубокие, непритворные чувства.

А теперь, после долгих, мучительных месяцев разлуки, он свалял большого дурака, так как первое, что ему придется сделать, это поделиться скверными, очень скверными новостями. Сейчас, когда она прежде всего хочет знать, есть ли хоть доля правды в хитроумной выдумке, которую он использовал, чтобы выманить ее на свидание, он должен сказать, что ее отец умер.