Галина Карпенко - Самый младший

• Название: Самый младший
• Автор: Галина Карпенко
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1964

ДОРОГИЕ РЕБЯТА!

Самый младший в этой книге — Алёша Бодров. Сероглазый, не очень-то шустрый, скорее робкий мальчик. Он так же, как и вы, учился в школе, бегал на каток и радовался каникулам.

Но вот в жизнь маленького Алёши пришло горе. На помощь ему поспешили простые, хорошие люди, окружили его лаской и вниманием. Они никогда не оставят его одного, и Алёша вырастет честным, добрым человеком.

Вы прочтёте эту книгу, ребята, и, может быть, увидите, что кому-то совсем рядом с вами тоже нужны помощь и участие. И будет хорошо, если вы не останетесь в стороне.

Напишите, понравилась ли вам книга, какие чувства и мысли она вызвала у вас.

Свои письма посылайте по адресу: Москва, А-47, ул. Горького, 43. Дом детской книги.

Для младшего школьного возраста

---

Степан Егорович прочёл записку, которую оставил Анатолий Павлович.

— Что же теперь делать? — спросила тётя Маша.

— Сам не знаю, — ответил Степан Егорович.

* * *

В тот же вечер из командировки вернулся сосед Петров. Ему открыл Степан Егорович — он ещё не спал. От него Петров узнал обо всём, что случилось в его долгое отсутствие. Он выслушал всё молча, потом спросил:

— Где же теперь Алексей?

— Теперь здесь, спит с Макаркой, — ответил Степан Егорович. — А решили, и Оля так просила, что будет он жить у Гуркиных.

— Ну и как же?

— Сегодня прибежал, говорит — соскучился. Они на даче живут. Условия у них замечательные, с нашими разве сравнить, а вот скучает.

Фёдор Александрович вынул большую пачку денег и положил перед Степаном Егоровичем.

— Будь другом, — сказал он, — возьми.

— Это зачем же? — удивился Тимохин.

— Алёшке возьми. Мне деньги не нужны. Я всё равно…

— Пропьёшь? — усмехнулся Степан Егорович. И вдруг рассердился: — Пропей, пропей на здоровье. Алёшке твои деньги не понадобятся. У Гуркиных деньги есть. Так что возьми, пожалуйста. Разве дело в деньгах? Дело, брат, глубже — в человеке дело. Не гляди, что ему пошёл десятый год. Он тоже своё думает и своё переживает.

— Зря ты меня обижаешь, — сказал Фёдор Александрович. — Я ведь не сердобольничаю. Я с тобой как коммунист с коммунистом говорю. Может, что и нужно? А пить я, старик, кончил. Баста.

— Не нужны Алёшке деньги, — повторил Степан Егорович и добавил: — Я, кстати, беспартийный.

Они ещё долго говорили. Степан Егорович отвечал на вопросы Петрова, который сидел перед ним совсем потерянный.

— Несчастный случай! Сколько их, этих случаев, было на фронте, на каждом шагу? Остался цел. А здесь… Ах ты, Сергей, Сергей, — повторял Петров. — Что ты наделал?

Обхватив руками голову, Фёдор заплакал от обиды и горя, которое будто шло за ним по пятам и не давало опомниться.

* * *

На другой день было решено, что Алёша вернётся на дачу вместе с Макаром. Поэтому поводу у Степана Егоровича был с Макаром разговор:

— Алёшке-то с тобой будет весело. Только ты смотри не заскучай. В лагерь ведь с охотой собирался?

— Конечно, с охотой, — подтвердил Макар. — И Алёшка бы с охотой поехал. Да ты говоришь, что нельзя вдвоём ехать?

— Нельзя, брат. Заводских и то не всех берут.

— Тогда на следующий год двоих пиши.

Макар сдвинул брови. Он был сердит на отца.

Зачем он его уговаривает? Ну, не поедет он в лагерь, что ж из того? Ничего с ним, с Макаром, не случится.

— Ты-то цел будешь, — сказал Степан Егорович, будто угадав его мысли. — Только гляди, вдруг передумаешь. Отбой бить поздно будет.

Макар даже вспыхнул. Как это он передумает? Он же сам решил остаться с Алёшкой. Вот бы посадить отца на всё лето одного на дачу к Гуркиным, тогда бы не говорил: лагерь, лагерь…

— Чего я там, в лагере, не видел? — пробурчал Макар. — А на даче мы с Алёшкой такую жизнь устроим!

Степан Егорович усмехнулся, но, спрятав улыбку, сказал строго:

— Смотри, Макарка, только не баловать.

Но Макар уже понял, что разговор окончен, и побежал собираться.

Алёшка сиял. Макар едет с ним на дачу!

Вот как удачно всё получилось.

У Макара перед отъездом было много забот. Хорошо ещё, что за голубями и чижиком взялся ходить Миша. Он же дал мальчишкам крючки для удочек.

— Только осторожнее, — предупреждал Миша, — крючки острые, в руку засадишь.

— Не засадим, — сказал Макар. — Что мы, маленькие, что ли!

Тётя Маша уложила в авоську всякой всячины.

— Там у нас всё есть, всё есть, — уверял её Анатолий Павлович.

— Ну и слава богу, что есть, — сказала тётя Маша. — Глядишь, и пригодится.

Дачники попрощались и уехали.

Нет у него родственников…

И хорошо, что уехали. Именно в этот день в квартиру пришла странная женщина. Ей, наверное, по ошибке поручили очень важную работу, и она совсем не знала, как её нужно выполнять.

— Алексей Бодров дома? — спросила она громко, не здороваясь, когда тётя Маша открыла ей дверь.

— Ах, Алёша! — сказала тётя Маша. Она сначала даже не поняла, про кого та спрашивает. — Нет, его нет.

— А кто мне за него ответит? — спросила женщина ещё громче, будто перед ней никого не было.

— Я отвечу, — сказала тётя Маша. — Проходите.

Женщина прошла в кухню. Она села к столу, вынула из портфеля какую-то бумагу, ручку-самописку, пачку папирос и закурила.

— Вы что же, родственница? — спросила она.

— Нет, — ответила тётя Маша.

— А есть кто из родственников?

— Нет у него родственников, а в чём дело? Я отвечу.

— Как это — нет родственников? — усмехнулась женщина. — Где же живёт Бодров?

— Дома, с нами живёт, — ответила тётя Маша.

— Вы же сказали, что вы посторонняя.

Тётя Маша промолчала.

— А посторонние — это не родственники. Ему пенсия назначена, а он её третий месяц не получает. Это порядок?

— Ему девять лет, — сказала тётя Маша. — А вы не кричите, я и так вас слышу.

— Вы меня разговаривать не учите. — Женщина порылась в портфеле, вытащила новую бумажку и стала её читать: — «В случае отсутствия опекунов»…

— Что же «в случае отсутствия опекунов»? — спросила тётя Маша.

— Что? В детский дом полагается помещать.

— Я не знаю, что полагается, а вы оставьте мне свою фамилию, — сказала тётя Маша.

— Это ещё зачем? — Женщина пускала изо рта дымовые колечки. — Я вашей фамилии не спрашиваю.

Она продолжала говорить, пуская колечки и подозрительно глядя на тётю Машу, не отвечая на вопрос:

— Предупреждаю, если кто заинтересован в жилплощади малолетнего Бодрова, то номер не пройдёт! — И она помахала пальцем перед своим носом. — Таких опекунов тысячи найдутся. Поняли?

Женщина потушила папироску о табуретку, щёлкнула портфелем и, поправляя своё пёстрое платье, направилась к двери.

— Мне нужна ваша фамилия, — сказала тётя Маша строго.

— Ну, Лазебная, Лазебная моя фамилия, — сказала женщина таким тоном, будто говорила: «Отстаньте от меня, отстаньте».

— Вы к нам больше не приходите, товарищ Лазебная, — сказала тётя Маша.

— То есть? — удивилась женщина.

— Мы сами сходим в Совет к Василию Ивановичу, к председателю, — сказала тётя Маша и закрыла за Лазебной дверь.

* * *

— Ты что, мама, такая расстроенная? — спросил Генка, поглядев на тётю Машу. — Ну что ты такая? Я есть не буду, пока не скажешь!

— Не расстроенная, а сердитая.

— Если тебе на собрание — иди, я и сам пообедаю, — сказал Генка и стал снимать с огня кастрюлю.

— Уйди от плиты! Нет сегодня собрания.

Тётя Маша никак не могла успокоиться.

И она рассказала Геннадию про инспекторшу.

— Понимаешь, если бы Алёшка здесь был, что бы произошло?

— Нехорошо бы получилось, а ты пойди в Совет да выясни, — сказал Геннадий.

— Непременно пойду.

Тётя Маша не стала убирать посуду, а села у стола и задумалась. Генка примостился рядышком. Такая привычка у него с детства: если маме не по себе, он тут как тут. И тётя Маша, бывало, как ни сердита и то скажет: «Ну, замурлыкал!» — да и потреплет его по макушке. Значит, отошла, успокоилась.

Она и теперь положила Генке на голову свою тяжёлую руку и легко, чуть касаясь пальцами, стала перебирать его непослушные вихры. А Генка прижался к ней и ничего не сказал о том, что у него в кармане лежит призывная повестка, по которой он, Геннадий Тимохин, призывается во флот, на военную службу.

* * *

Татьяна Лукинична понимала, что Алёша на даче гостит, так же как и Макар. Мальчики теперь без её помощи находили дело и дома почти не бывали. Даже в дождливые дни ухитрялись совершать путешествия.

— Дождик, он тёплый, — успокаивал её Макар, когда они возвращались мокрые до нитки.

— Я за тебя спокойна, — говорила Татьяна Лукинична, — вот как бы Алёша не простудился.

— Алёшка? Да он здоровее меня. Вы смотрите, какие у него мускулы.

Алёша надувался, становился красный. И Татьяна Лукинична должна была щупать его руку чуть пониже плеча.

Татьяна Лукинична удивлялась тому, что Макар без её просьбы по утрам непременно приносил воды. Вместе с Алёшей они набрали для самовара мешок шишек. А как-то после сильного дождя Макар сам вымыл террасу. Мальчик делал всё ловко и просто. Он привык к тому, что в доме он делает то, что может.

Один раз мальчики принесли из лесу корзину грибов. Они разобрали их по кучкам, и Макар спросил:

— Татьяна Лукинична, что, если я свою половину посушу и увезу домой?

— И я тоже, — сказал Алёша и сдвинул свою кучку.

— Конечно, конечно, — сказала Татьяна Лукинична и сама помогла им нанизать грибы на суровую нитку.