Михал Вивег - Роман для женщин

• Название: Роман для женщин
• Автор: Михал Вивег
• Издательство: Geleos Publishing House
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-8189-1629-3

Михал Вивег — самый популярный современный писатель Чехии, автор двадцати книг, которые переведены на 25 языков мира. Поклонниками его таланта стали более 3 миллионов человек! Михал Вивег, так же как и Милан Кундера, известны российским читателям благодаря блистательным переводам Нины Шульгиной.

Главная героиня романа — Лаура, двадцатидвухлетняя девушка, красивая, умная, влюбчивая, склонная к плотским удовольствиям. Случайная встреча Лауры и Оливера, сорокалетнего рекламного креативщика, остроумного и начитанного, имеет продолжение: мимолетные переглядывания в гостиничном ресторане выливаются в серьезный роман. Возвратившись в Прагу, они сближаются, и Лаура до поры до времени счастлива в объятиях Оливера. Однажды в квартире молодой женщины неожиданно появляется ее мать, Яна, и — о ужас! — узнает в Оливере своего возлюбленного по прозвищу Пажоут, с которым встречалась еще до замужества. Так начинается этот удивительно интеллигентный и умный роман про женщин, роман про любовь…

В издательстве «Гелеос» также вышел роман Михала Вивега «Игра на вылет».

---

— Бинго, — кивает Оливер.

— Я точно знала, что у тебя именно такое авто, — говорит мама удовлетворенно, столь удовлетворенно, что мне становится даже не по себе.

— «Шкода-105» больше, чем просто авто, — говорит Оливер, открывая побитую дверь. — «Шкода-105» — стиль жизни…

Как бы он ни острил, чувствую, что мамина язвительность ему неприятна. Мы садимся, мама садится сзади. В машине холодно, не убрано, более того, тут всегда чем-то пахнет (Оливер уверяет, что это мои выдумки). Он с шумом заводит мотор.

— Абсолютно беззвучный мотор… — скалится он.

Мне приятно, что ради меня он пересиливает себя. Мы покидаем стоянку.

— Все утверждают, что разница во времени — самое худшее, — раздумчиво говорит мама. — Думало, это неправда. Куда хуже разница в культуре…

Для Оливера это уже чересчур. Он неожиданно оборачивается к маме.

— Знаешь что, Яна? — говорит он. — Только не обсирай нас из своей Америки…

Мама вздыхает, но уже не говорит больше ни слова. Остаток пути мы молчим. Когда Оливер останавливается у бензоколонки, я пересаживаюсь назад к маме и трусь лицом о ее шею.

— У тебя жутко холодный нос, — говорит мама. — Холоднее, чем всегда.

— Ага.

— Было дело?

— Сегодня утром.

— У меня тоже утром, — говорит мама.

Мы улыбаемся друг другу.

— Ну как Стив? Когда свадьба? — спрашиваю. — Рассказывай…

Мама смотрит, как Оливер вешает насосный пистолет на стояк и идет расплачиваться.

— Никакой свадьбы не будет.

Я в шоке.

— Как не будет?!

— Он идиот. Хочет голосовать за Буша. Обожает оружие.

— Постой! — обрываю ее. — Ты не выйдешь за богатого, успешного, внешне привлекательного и вежливого Стива только потому, что он хочет голосовать за Буша?!

— Ни за кого, кто за смертную казнь, я не выйду, — решительно говорит мама. — Кроме того, он настаивал на церковном обряде…

Оливер возвращается.

— Я не хочу сейчас говорить об этом, — добавляет она поспешно.

Глава XIX

Коней две пары во дворе — Разговор с покойником — День благодарения в Богницах 1

А кроме всего, через неделю Душички[67].

Мама этот праздник ненавидит всей душой и совершенно его игнорирует.

— Для того чтобы вспомнить, что мои прародители, мать, отец и муж — все до единого мертвы, мне ни к чему находить в календаре День поминовения усопших, — объяснила она мне, когда несколько лет назад я напомнила ей, что надо навестить папину могилу, — я отмечаю это весь год…

Возразить мне было нечего.

Бабушка Душички, естественно, отмечает, и тот, кто ей ежегодно в конце октября покупает свечки (бог знает почему, она настаивает на фиолетовых), букеты ирисов, маленький веночек и в этот день провожает ее на кладбище, разумеется, я. Обычно мы добираемся туда на такси, но на сей раз нас везет Оливер.

— Кто этот человек? — спрашивает меня бабушка с подозрением.

Она прямо сидит на заднем сиденье, на коленях у нее свечки и венок, и показывает на Оливера согнутым указательным пальцем.

— Это мой друг Оливер, бабушка.

Никакой реакции.

— Тут холодно, — недовольно говорит чуть погодя бабушка. — А тебе тут не холодно?

Теперь в машине уже жарко. Оливер поворачивает ручку отопления до предела и по-дружески улыбается бабушке.

Бабушка не отвечает на его улыбку, напротив, вид у нее довольно хмурый.

— Почему мы не едем на такси? — спрашивает она.

— Потому что Оливер был настолько любезен, что предложил отвезти нас на кладбище.

Бабушка ухмыляется и мое сообщение оставляет без комментария. Она начинает мурлыкать песенку «Коней две пары во дворе, на них не пашут в ноябре». Я смотрю на Оливера и глажу его по бедру. Бабушка вдруг затихает. Я быстро отнимаю руку.

— Так что, Лаура? — наклоняется ко мне бабушка и подмигивает.

Я знаю, что последует.

— Значит, у тебя уже есть парень?

— Есть, бабушка, — говорю я. Иду на риск: — Зовут его Оливер.

Бабушка презрительно смеется.

— Да ну тебя, — говорит она. — Что за дурацкое имя…

2

На кладбище я перед ним немного смущаюсь и потому спасаюсь цинизмом.

Прежде чем нам с бабушкой удается пробраться сквозь поминальную толпу к папиной могиле, проходит чуть ли не двадцать минут. Бабушка сразу достает из сумки необходимые инструменты и берется чистить мрамор. Я боюсь, как бы она не заплакала, но, к счастью, она лишь ругает кладбищенскую контору. Оливер растерянно отходит в сторону. Я откашливаюсь.

— Здравствуй, папа, — обращаюсь я вполголоса к тем нескольким посеребренным буквам. — Как твоя жизнь?

Папа не отвечает.

Я все еще не могу привыкнуть к этому.

— Вон там Оливер, — сообщаю я папе приглушенным голосом. То есть Пажоут… Ты, наверное, знаешь его по маминым рассказам.

3

Душички мама саботирует, зато уже несколько лет справляет День благодарения. Я знаю, милые дамы, что вы хотите сказать. Да, День благодарения — американский праздник. Но как вы, верно, догадались, началось это тогда, когда я встречалась с Джеффом.

Джефф в середине декабря улетал к родителям в Штаты и хотел, чтобы я отправилась вместе с ним. Я напомнила ему, что мы с мамой Рождество не празднуем, и вежливо отвергла его предложение. Джефф огорчился, но тотчас следом предложил мне, чтобы мы вместо Рождества отметили Thanksgiving Day, День благодарения. Сперва мне это показалось полным абсурдом, но маму, как я и предполагала, предложение Джеффа привело в восторг.

Утром в назначенный день она убрала всю квартиру, приняла душ, подкрасилась и надела нарядное платье. Я наблюдала за ней с некоторым любопытством. Джефф приехал вскоре после обеда в превосходном темно-синем костюме и начищенных до блеска полуботинках (поэтому мама даже простила ему, что индейка и три бутылки калифорнийского Chardonnay он нес через всю Прагу в пакете). Он снял пиджак, закатал рукава рубашки, чуть освободил галстук, обвязал вокруг пояса фартук и приступил к готовке. Должна заметить, что выглядел он вполне сексуально (во всяком случае, мама при нем была абсолютно раскованна). Он нафаршировал индейку миндальной начинкой, поставил в духовку и, не забывая подливать туда воду, переворачивал ее и при этом еще готовил брусничный соус и картофельное пюре с луком. Мама весь вечер буквально сияла от радости и говорила, что на будущий год мы непременно повторим это.

На будущий год Рикки изо всех сил старался соответствовать ее желанию.

4

После Рикки эстафету новой семейной традиции принимает бедняга Оливер.

— Что, что? — ужасается он, когда я осторожно намекаю ему, что ожидается от него в последний ноябрьский четверг. — День благодарения?! Я не ослышался?

— Да, ну да… — говорю я извиняющимся тоном.

— Американский христианский праздник Thanksgiving? — изумляется он все больше и больше. — Почему мы не празднуем песах в память исхода израильтян из Египта? Или Рамадан?

Я объясняю ему, как это возникло.

— Хорошо, что ты еще не встречалась с китайцем, — усмехается он. — А то пришлось бы справлять с вами китайский Новый год…

— Оливер! — говорю я и многозначительно замолкаю. — Это наше личное Рождество взамен настоящего… Понимаешь?

— Н-да, понимаю… — стонет Оливер, сдавливая обеими руками виски. — Нет, этого я понять не могу. Что поделаешь, извини. Я серьезно не понимаю этого.

— Но все равно я была бы очень рада, если бы ты пришел. Причем в своем черном костюме.

— Ты что, шутишь? В костюме? Ни за что!

— Прошу тебя.

— Говорю — нет.

— Сделай это для меня. Пойми: тебя приглашает мама… Ты, пожалуй, согласен со мной, что этот ее жест нам надо уважать…

(Незадолго до этого дня мама за завтраком, к моему удивлению, сказала, что если я хочу, то могу пригласить Оливера.)

Однако Оливер все время отрицательно качает головой.

— Оливер, ну пожалуйста!

— О боже, хорошо! — наконец восклицает он. — Я когда-нибудь от твоей семейки спячу!

— Спасибо за понимание. Приходи в семь.

— Okay, at seven, — говорит Оливер. — В семь пополудни…

5

Он приходит вовремя; без галстука, но в костюме и полуботинках. Из портфеля вынимает три бутылки белого муската и Историю США, которую за день до этого взял на время у Губерта. Бегло целует меня, мама подставляет ему щеку. Потом он открывает книгу на странице, которую заложил дома.

— В 1607 году приблизительно сто членов секты английских религиозных фанатиков, именующих себя сепаратистами, бежали от преследований Якова I и англиканской церкви в Голландию, — наставляет он нас, не вдаваясь в подробности. — Оттуда в 1620 году они переправились в Америку, где основали колонию Плимут. Страдали от голода и болезней.

— Поставь вино в холодильник, — говорит мама.