Пирс Брендон - Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997

• Название: Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997
• Автор: Пирс Брендон
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-065002-6 (АСТ), 978-5-403-03364-0 (АСТ Москва)

Книга Пирса Брендона и по названию, и по содержанию перекликается с эпохальным трудом Эдуарда Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи». И это не случайно: британцы, стремясь к завоеванию мира, всегда оглядывались на Древний Рим. Они нашли ключ к обретению истинного могущества на руинах Рима. Но там же следует искать и причины падения Британской империи.

Об этом и многом другом автор размышляет на страницах данной книги и рисует многоплановую картину упадка и разрушения Британской империи между 1781 и 1997 годом.

---

Используя пароходы и электрический телеграф, британцы смогли призвать свежие белые войска — некоторые из-за границы, другие — с крымским опытом. Они включали Шотландский Хайлендерский полк — с волынками, в красных мундирах, шляпах с плюмажем и в юбках. Их считали то женщинами, то евнухами, то демонами, любящими поживиться «черными младенцами под соусом карри»[801].

Определенно, шотландцы представляли устрашающее зрелище. Генерал Хавелок один раз сделал им комплимент за сдерживание огня, пока «не увидите цвет усов противника»[802].

Восставшие не получили поддержки от Дост Мухаммеда из Афганистана, зато Герберт Эдварде нанял людей с северо-западной границы: «Все бродяги и праздношатающиеся, которым было нечем заняться, все профессиональные грабители, все агрессивные ученики из мечетей, у которых руки чесались от фанатизма, нашли рынок для своих сабель»[803].

Сэр Джон Лоуренс, который сменил своего брата Генри на посту хозяина Пенджаба, подавил мятеж, предоставив свободу действий своим непримиримым и безжалостным христианским солдатам. Самым знаменитым из них был генерал Джон Николсон, угрюмый и замкнутый гигант, отличавшийся нечеловеческой смелостью. У него был свой метод убивать тигров. Он ездил вокруг тигра на коне, снова и снова, пока у животного не начинала кружиться голова, а потом убивал его холодной сталью. Некоторые аборигены из племен фактически поклонялись Николсону. Но когда их поклонение начало мешать ему жить, он приказал их высечь.

У него была густая черная борода и блестящие серые глаза. Николсон обладал гипнотическим влиянием на всех, с кем встречался. Он подавил проявления неповиновения в Пенджабе и пронесся по его желтовато-коричневым равнинам, как воплощение мести[804]. Знаком его появления были трупы, свисавшие с только что построенных виселиц.

Другие британские командующие тоже убивали. В Аллахабаде полковник Джеймс Нейлл, превосходя ревностность своих соотечественников, казнил шесть тысяч человек— больше, чем было убито с его собственной стороны во время всего восстания. Он уничтожил столько деревень во время марша к Канпуру, что его офицеры начали протестовать: «Если Нейлл лишит страну населения, то не сможет получать припасы для своих людей»[805].

В июне измотанные защитники этого пыльного города сдались, когда Нана-Сахиб, возглавлявший восставших, пообещал им безопасный спуск вниз по Гангу. Вместо этого англичан перебили, когда они садились в лодки.

В следующем месяце, когда свежие силы приблизились к Канпуру, по приказу Нана-Сахиба выживших буквально зарезали. Изуродованные тела 197 женщин и детей, некоторые из которых все еще дышали, сбросили в колодец. Это преступление, к которому добавились другие истории зверств (причем во многих происходили изнасилования, а почти все жертвы оказывались случайными), привели в ярость британцев.

До того некоторые офицеры выражали отвращение к репрессиям. «Это повешение вызывает тошноту, — сказал капитан Кэмп-белл своей жене. — Я не чувствую удовольствия, которое, как кажется, сейчас ощущают некоторые при виде мертвых повстанцев. Они же Божьи существа»[806]. Но убийство так называемых «ангелов Альбиона»[807] вызвало ужас во всем мире. Многие совершали паломничество к местам убийств. Один офицер нашел «кровь на стенах, отметки от сабель и пуль, валяющиеся вокруг локоны волос и ботиночки маленького ребенка»[808].

Такие рассказы, вероятно, вызывали тупую ярость и жажду отмщения. Капитан ГарнетУолслидал клятву, которую «давали большинство солдат — кровь за кровь, которую они пролили в Канпуре. Но не капля за каплю, а бочки и бочки мерзости, которая течет в венах этих ниггеров, за каждую каплю крови». Там Нейлл порол восставших и подозреваемых, заставлял их слизывать кровь с пола скотобойни до того, как их вешали. Перед тем, как «станцевать хорнпайп»[809], или получить «канпурский обед»[810] (штык в живот), многих «Пандис» [это жаргонное название восставших сипаев происходит от часто встречающейся фамилии брахманов в Бенгалии, Панде] радостно или небрежно пытали. Их оскверняли свининой и говядиной. Им говорили, что их трупы скормят собакам, чтобы души не знали успокоения[811].

Многие священнослужители в ярости оправдывали все происходящее. Они и их соотечественники частично делали это, поскольку восставшие разрушили миф о неуязвимости британцев, а последствия этого нельзя было просчитать. Как писал один британский купец в Калькутте, «случись еще один Канпур, и я твердо уверен, что нас погонят в море или убьют, и тогда Индия будет потеряна для англичан»[812].

Но патологическая враждебность изначально вдохновлялась тем, что казалось адским переворотом космического порядка. Как писал военный корреспондент «Тайме» Уильям Говард Рассел, «бойни в Канпуре особенно усугублялись тем, что были делом подчиненной расы — чернокожих, которые осмелились пролить кровь своих хозяев»[813].

У себя в стране британцы объявляли восставших животными и варварами, которые не заслуживают снисхождения. Каннинг говорил: господствующие чувства по дикости и яростности можно сравнить с тем, что «выражала газета американского рабовладельческого государства»[814]. Однако получилось так, что они эхом отозвались в Бостоне и Нью-Йорке.

Победные и хвалебные песни ненависти заставили замолчать такие организации, как Общество защиты аборигенов. Англичане радовапись кровавым сообщениям о массовом расстреле восставших из пушек — наказании, которое долгое время считалось «прекрасным примером нравственной силы»[815]. Один человек писал: «Я отчасти ощущаю страсть римского императора, желавшего, чтобы у нации была только одна шея, которую можно уничтожить одним ударом»[816].

Мартин Тапер хотел покрыть Индию «рощами виселиц»[817], Джон Тенниэл выдал победную карикатуру под названием «Месть британского льва бенгальскому тигру»[818]. Лондонцы фактически смеялись и дразнили тигра в зоопарке — во многом так, как их потомки станут пинать такс во время Первой Мировой войны.

Даже Маколей опустился до истерии: «Я не могу видеть, как животное или птица страдает от боли, но смог бы, не мигая, смотреть, как пытают Нана-Сахиба»[819].

Историка удивляли его эмоции. Он признавал, что садизм ущербен и вреден для характера, вспоминал испытанный ужас после прочтения о том, как Фульвий убил весь сенат Капуи во время Второй пунической войны. Но автор говорит: он не расстроится, услышав, что весь гарнизон в Дели постигла та же судьба.

Многие британцы ожидали, что столицу моголов «возьмут, словно понюшку табака»[820]. Но город с глубоким сухим рвом, толстыми красными стенами и мощными зелеными бастионами оказался хорошо защищенным. Как писал один британский офицер, «Панди были исключительно мужественными и сражались, словно дьяволы»[821]. Более того, из-за мощного гласиса, осадные 24-фунтовые орудия, которые тянули слоны, могли делать пробоины только в верхней части укреплений. Они не сумели превратить Дели в то, что военные умы называли «Панди-мониумом».

Поэтому штурм города, который начался 14 сентября, превратился в кровавую бойню. Атаку возглавлял Николсон, он получил смертельное ранение у Лахорских ворот. Последовало долгое и яростное сражение на узких улочках, в окруженных стенами садах, белых особняках, мечетях под куполами и рощах кипарисов. Британское наступление остановилось, когда солдаты напились украденным алкоголем. Отмечалось, что их союзники-сикхи «пили ром, как истинные христиане»[822]. Даже когда люди были трезвы, некоторые из них вели себя очень трусливо, — писал один офицер. — Они регулярно пугались»[823].

Но пятая часть всех задействованных войск погибла, как и тысячи гражданских лиц. Бойня шокировала даже такого закаленного молодого младшего офицера, как Фредерик Роберте, который сообщал, что вошел в фактически в город мертвых: «Мы зашли в тишине и непроизвольно говорили шепотом, словно опасались побеспокоить эти жуткие останки людей. Картины, с которыми мы сталкивались, были ужасными и тошнотворными в крайней степени. В одном месте собака грызла непокрытую конечность, в другом наше приближение побеспокоило стервятника на мерзком пиру, но он так нажрался, что не мог взлететь, поэтому ускакал на безопасное расстояние. Во многих случаях положения тел были поразительно жизненными. Некоторые лежали с поднятыми вверх руками, словно призывали кого-то. На самом деле вся сцена получилась странно жуткой и кошмарной, не поддающейся описанию. Казалось, наши лошади чувствовали ужас всего, как и мы, потому что тряслись и фыркали в явном страхе. Атмосфера оказалась невыразимо отвратительной»[824].

Лейтенант Уильям Ходсон усилил ужас, убив трех сыновей Бахадур-Шаха, которые сдались вместе с отцом у гробницы Хумаюна. С принцев вначале сорвали роскошные одежды, а в дальнейшем капитан Уильяме «отправил своей жене все кольца и украшения, которые нашли на сыновьях короля, когда их застрелили»[825].