Пирс Рид - Женатый мужчина

• Название: Женатый мужчина
• Автор: Пирс Рид
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Политика
• Год: 1990
• ISBN: 5-1-02091-2

Английский романист, драматург Пирс Пол Рид (р. 1941), автор романов «Игра на небе с Тасси Маркс» ("Game in Heaven with Tussy Marx", 1966), «Юнкеры» ("The Junkers", 1968), «Монах Доусон» ("Monk Dawson", 1970), «Выскочка» ("The Upstart", 1973), повести «Полонез» ("Polonaise", 1976), документальных повестей «Живы!» ("Alive: The Story of the Andes Survivors", 1974), «Грабители поездов» ("The Train Robbers", 1978), пьес для телевидения и радио. На русский язык переведен роман «Дочь профессора» (М., 1974). Роман П. Пола Рида «Женатый мужчина» печатается с небольшими сокращениями ("A Married Man". London, An Alison Press Book, Seeker & Warburg, 1979). По внешним признакам он следует традиции «семейной хроники». Писатель ненавязчиво подчеркивает, сколь хрупко на деле кажущееся «процветание» Великобритании 70-х гг.

---

Джон побледнел:

— Ты считаешь, что я хочу, чтобы все знали, какой я замечательный?

Клэр ответила, чуть, впрочем, помедлив:

— Да. Именно так я и думаю. Всю жизнь ты занят собственной персоной. Ты упиваешься собой, и, как закоренелому пьянице, тебе нужна все большая и большая доза. Вперед и выше — вот твой девиз. И всегда так было. Меня ты ни в грош не ставишь. Да и детей тоже. Мы нужны тебе для украшения жизни — гарантированная супружеская ласка, еда и дружеское участие, — а сам продолжаешь свое героическое шествие во имя приумножения славы Джона Стрикленда…

Бледный как смерть Джон отодвинул тарелку с остатками пельменей.

— Ты действительно думаешь, — спросил он ее, — что я стремлюсь домой ради, как ты выразилась, гарантированной супружеской ласки, еды и дружеского участия, какими меня здесь одаривают? — Он встал, взял из вазы на буфете яблоко. — А может быть, ради приятной беседы?

— Ах, иди ты к черту.

Он встал и направился по лестнице вверх. За его спиной раздались всхлипывания, но было уже половина десятого, а он как раз хотел посмотреть телепередачу. Клэр появилась позже — он даже не повернулся в ее сторону. Они сидели, уставившись на экран, как две усталые собаки — на затухающий костер. В половине одиннадцатого — раньше обычного — Клэр приняла ванну и отправилась спать. Джон досмотрел программу до конца, а когда вошел в спальню, свет у нее на тумбочке был выключен, и она лежала, отвернувшись к стене. Он даже не попытался, по обыкновению, обнять ее: в крови оставалось достаточно джина, чтобы тут же заснуть.

Глава седьмая

Джон проснулся без вчерашнего раздражения, но не забыв обиды. Он не разговаривал с Клэр — просто не замечал ее, словно это был движущийся предмет. За завтраком он прочел газеты, как всегда, поцеловал сына, когда тот собрался в школу, и, как только за Томом закрылась дверь, снова уткнулся в «Таймс», а Клэр — в «Дейли мейл». Случись им встретиться взглядом, они бы обнаружили в глазах друг у друга абсолютно одинаковое выражение: не гнев и обиду, а скуку и неприязнь.

Газета, как и телевизор накануне, отвлекла Джона от мрачных мыслей, но когда он вошел в метро и поехал по Центральной линии в суд, то снова задумался и понял, что мысли Ивана Ильича, терзавшие его летней бессонной ночью, теперь не покидают его и днем. Он понимал, что половина жизни прошла почти впустую, но вот он достиг поворотного пункта, однако жена мешает ему исполнить задуманное. Женщина, ставшая его женой, губит его — она сначала сковала его по рукам и ногам, теперь набросила удавку на его душу.

В суде ничто в его поведении не выдавало душевных страданий, хотя он пришел к окончательному выводу, что его брак «потерпел крах». От самого слова «крах» ему стало не по себе: он обычно с ухмылкой читал о подобном в светской хронике «Гардиан». Он презирал тех, кто считает, будто брак бывает либо удачным, либо терпит крах — это же не химический опыт и не восхождение на пик Маттерхорн, тем более брак и не ломается, как автомобиль или стиральная машина, — будущие супруги, прежде чем связать себя семейными узами, могут выбирать, но, когда узел завязан, он столь же крепок, как тот, что связывает мужчину с матерью или, дочерью. Их можно любить или не любить, но разорвать эти узы нельзя.

И тем не менее Джону было совершенно ясно, что ему не стать политиком с такой женой, как Клэр. Она не разделяла его взглядов, не была готова на жертвы ради них, да и не верила в его способности. В избирательном округе Хакни-и-Харингей были мужчины и женщины, которых он едва знал, но они верили в него, в его будущее, а вот собственной жене важнее, чтобы он выплатил очередной взнос за загородный коттедж, чем посвятил себя общему благу. В то утро он представлял себя Прометеем, прикованным к скале своего брака, а Клэр — стервятницей, клюющей ему печень; если бы он мог предположить, как переменится вся его жизнь, он женился бы совсем на другой.

Когда в половине пятого он добрался до своей конторы, его ждала записка: просила позвонить Паула Джер-рард. Он тут же набрал номер. Она сказала, что разговаривала с Терри Пайком и хотела бы снова повидаться с Джоном. Он обещал заглянуть к ней по дороге домой.

Он снова взял такси. Паула открыла ему дверь, как старому другу. Она вынула из холодильника лед, и Джон снова отнес наверх поднос, словно это уже вошло у них в обычай.

— Терри виделся утром с Джимми, — начала она, когда они опять сели перед камином.

— И что тот сказал?

— Сказал, что подумает.

— А как Терри ему это изложил?

— Не знаю.

— О деньгах шла речь?

— Насколько мне известно, Терри предложил ему «подмазку» или что-то в этом роде.

— Не за ваш счет, надеюсь. Она улыбнулась.

— Нет. Не за мой. — И тут же пошла к проигрывателю поставить пластинку. — Они просили узнать, должны ли они говорить об этом со своими поверенными.

— Нет, лучше не надо.

Она поставила пластинку и вернулась, но не к своему месту на диване, а остановилась перед Джоном спиной к камину. Джон полулежал, запрокинув голову, и неторопливо рассматривал ее стройную фигуру — в этот вечер на ней была черная юбка и голубая блузка.

— Вы очень великодушны, — сказала Паула. — Мне немного не по себе, оттого что я уговорила вас поступить, как это вы выразились — «неэтично».

Джон покачал головой.

— Пустое, — сказал он. — Возможно, немногие адвокаты заходят так далеко, но у всех этих «терри» и «стоттов» так мало шансов в нашем мире, что не беда, если чаша весов правосудия хоть раз склонится в их сторону. В конце концов, полиция же нарушает правила, изобретая свидетельства и подбрасывая вещественные доказательства…

— Конечно.

— При нашей системе правосудия, где состязаются стороны, цель судебного разбирательства — не добраться до истины, аразыграть, согласно определенным правилам, искусную и ловкую партию. Свидетельство — карта, которой вы располагаете с самого начала, а лжесвидетельство — своего рода мошенничество, дозволенное самой системой.

— Но большинство людей об этом понятия не имеет. Джон рассмеялся:

— Конечно! И не надо, чтобы имели. Прочь сомнения! Это так же необходимо в юстиции, как в политике или, скажем, в театре. Если зрители будут думать, что Гамлет никакой не принц датский, а обычный актеришка, снимающий однокомнатную квартиру в Кригливуде, — да они больше в театр не пойдут.

— А политики — тоже актеры?

— Всякое бывает.

— Я думала, у вас есть твердые принципы.

— Принципы — да, но никаких иллюзий. Люди жаждут социальной справедливости постольку, поскольку она им что-то сулит.

— Так чего же ради мы с вами стараемся изменить общество, если это не сулит нам ничего хорошего?

— Клэр сказала бы — из тщеславия.

— Разве она не социалистка?

— Нет. Совсем наоборот. — Он допил джин.

— Забавно. — Паула подошла, взяла у него стакан. Ощутив ее близость, ее запах, Джон совершенно непроизвольно подался лицом вперед и коснулся губами ее губ. Она, как ему показалось, покраснела под прядями, упавшими ей на лицо, и вскинула голову, не отстраняясь, а как бы завершая движение от камина к столику с напитками.

— Значит, она из консерваторов? — продолжала Паула, как будто никакого поцелуя не было.

— Инстинктивно — да, но не по убеждению.

— А кто же будет устраивать приемы?

— Надеюсь, в Хакни-и-Харингее ей этого делать не придется.

— Это дела не меняет. Социалисты ведь приветствуют в женщинах независимость суждений. — Она вернулась к камину и протянула Джону его стакан.

— Все гораздо сложнее, — сказал он.

— А именно? — Она стала спиной к камину, глядя на Джона сверху вниз.

— Вопрос в деньгах, — сказал он. — Но это вас не должно интересовать.

— Меня интересует все, что вас касается, — сказала Паула, — но я не хочу лезть в вашу личную жизнь.

— Лезть-то, собственно, не во что. Все дело в том, что, если я стану членом рарламента, мои доходы сократятся и нам придется изменить образ жизни. А Клэр этого не хочет. Она считает, что игра не стоит свеч.

— Как странно, — тихо произнесла Паула, не поднимая глаз от стакана. — Другая бы на ее месте гордилась вами.

Она произнесла это с необычной для нее застенчивостью, и весь ее облик — резко очерченное, смуглое лицо и тоненькую стройную фигурку — словно затянуло дымкой несказанной, нежности. Джон поставил на столик стакан, поднялся и шагнул к ней. Взяв ее за плечи, он спросил:

— А вы гордились бы мной?

Она продолжала смотреть в свой стакан. Затем подняла глаза на Джона; во взгляде ее были страсть и одновременно боязнь.

— Да, — сказала она. — Я бы вами гордилась.

Он взял ее за плечи, прижал к себе, поцеловал, а она осталась неподвижно покорной — лишь едва коснулась его губами.