Александр Яковлев - Омут памяти

• Название: Омут памяти
• Автор: Александр Яковлев
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: ISBN 5-264-00458-7

---

Брежнев был прав, когда говорил, что появилась новая общность людей — советский народ, то есть народ с коллективизированной совестью. Ибо большинству ничего не стоило аплодировать расстрелам, требовать смерти вчерашним закадычным друзьям и собутыльникам, травить Пастернака и Бродского, чьих книг оно и в глаза не видело, объявлять Солженицына "предателем", топтать Сахарова и творить прочие мерзости.

Совесть коллективизировалась в процессе неустанной и постоянной борьбы, которая и сформировала человека баррикадного типа. Борьбы с чем угодно, с кем угодно, за что угодно, но борьбы. С буржуазной идеологией и за высокий урожай, с пережитками прошлого и за коммунистический труд, с кибернетикой и генетикой, с узкими штанами и декадентской поэзией. И так до бесконечности.

Мы, реформаторы, видели эту твердыню. Преодолеть ее было невообразимо трудно. Даже самые мужественные из интеллигенции не верили, что сталинский строй можно сдвинуть с места. От подобных мыслей за версту несло маниловщиной. Впрочем, в известной мере так оно и было на практике. Почему? Да потому, что до сих пор больше всего мешаем Реформации мы сами, ибо сами во многом остаемся людьми старой Системы, старых привычек и представлений. А коль так, то в условиях одномыслия не было альтернативы, кроме маниловских бессмыслиц, утешительных и пустых. Постоянно хотели вырваться за какие-то пределы, но оставались на протоптанной дорожке страха. Так легче и безопаснее. Млели от розовой мечты о свободе, но, как кролики, безропотно шли в пасть удава, предвкушая при этом мазохистские страдания во имя народа. Лезли под пули на фронте, но падали в обморок от окрика властвующего хама.

Система засасывала всех, даже самых порядочных и честных. Интеллектуалы писали порой смелые строки, но оставались весьма податливыми к ласкам власти. По-советски грызлись между собой, по-советски доносили, изнемогали от мании особой значимости личного предназначения. Повторяю, все мы были советскими, других у ЦК КПСС и КГБ на учете не состояло.

Когда в 1978 году Брежнев объявил о создании Homo soveticus как нового явления в жизни человечества, люди похихикали и… забыли. На самом-то деле генсек был прав. К этому времени Homo soveticus был уже отучен от собственных мыслей, отлучен от самого себя, лишен частной жизни.

Как и другие аппаратчики, Горбачев и Ельцин карабкались с самого дна. Конечно, я включаю сюда и себя. Демонстрация знания своего места была для всех строго обязательна. На каждой карьерной ступеньке все номенклатурщики должны были хорошенько постучать хвостиком, демонстрируя лояльность и преданность. Искренность каждого стука оценивалась КГБ при очередном назначении, Оставалась только родная кухня, но и там свобода слова нередко давала сбои.

Повторяю, все мы, перестройщики, в той или иной мере были маниловыми, искренними и прекраснодушными. Еще боялись свободно говорить, самостоятельно принимать решения. В совершенстве владели искусством притворства. До истомы грезили о том, чтобы построить ажурный мост через речку, на нем лавочки для влюбленных, а по мосту торопятся наездники на восхитительных скакунах для прогулок на другом берегу. А там воздух любви, цветы на лугах да храм на холме.

Конечно, я преувеличиваю нашу глупость и наивность. Но нечто подобное из романтических грез подталкивало к мысли, что народы России готовы к сладкозвучной свободе. Увы, позднее оказалось, что переход к новому качеству жизни сопряжен с грязью, подлостью и унижениями. Ибо совесть была уже коллективизирована.

Говорят, что между маниловщиной и безответственностью нет особой разницы, когда этакие милые идеалисты попадают на решающие государственные посты. Но все-таки маниловы, а не унтерпришибеевы оказались в нашей стране людьми, обретшими власть во время Перестройки. Они просто не сразу поняли, что с ней делать. Семьдесят лет околоточные отшибали центры в мозгу, которые руководят принятием решений. А потому и появились попытки сооружать хитроумные аквариумы, чтобы оживить рыбок в горячей кастрюле с ухой, например, приладить демократию к советской системе.

Сталинская идея о винтиках была реализована безупречно. Стандартные винтики подходили и для ракет, и для унитазов, и для разгрома любых ревизионистов. Я и сам хорошо помню, как начальники — министры и первые секретари — охотно отзывались на любую просьбу "большого ЦК" выступить на любом собрании, но только просили сказать, кого разорвать в клочья. О каких-то там взглядах даже речь не шла. Российская правящая элита давно уже стала в массе своей безвзглядной.

Спросят: а возможно ли было все задуманное реализовать за тот короткий срок, который был отведен нам, реформаторам? Что-то, наверное, можно было, но далеко не все. Всякоё явление и действие можно более или менее точно оценить только в историческом контексте. Общество по многим вопросам было не готово к кардинальным переменам. Общество, в котором властвовала могущественная партия, насквозь пропитанная догмами, неизлечимр больная утопической идеологией.

Можно себе представить, с каким остервенением были бы отвергнуты аппаратом практические предложения, скажем, о фермерстве, рыночной экономике, частной собственности, будь они внесены в 1985–1987 годах. Степень догматической веры и властной самоуверенности была столь высока, что создавала удушливую атмосферу для любого нового дела. Поворотные решения требовали мужества, но и осторожности.

Теперь все смелые, а сколько их было тогда?

На этом вопросе я и хочу закончить свои размышления относительно замыслов, свершений и неудач Перестройки, прерванной военно-партийным мятежом 1991 года.

Великий вклад внесла Перестройка в оздоровление мировой обстановки. Сейчас на Западе некоторые политики хотят присвоить себе победу в "холодной войне". Странным в этом плане является утверждение бывшего президента США Буша о том, что именно США одержали такую победу. Кого же победили, хотелось бы уразуметь? Если собственную политику и свой военно-промышленный комплекс, то в этом контексте можно поразмышлять, припомнив разные аспекты событий времен ядерного противостояния. К тому же не следовало бы забывать, что первоначальные инициативы об окончании "холодной войны" исходили после 1985 года от Советского Союза, от Горбачева, который хорошо понимал, что непомерный груз гонки вооружений неизменно приведет мир к еще более острой форме ядерного противостояния.

Я помню первую встречу с Рейганом и Шульцем в Женеве. Американцы почти не скрывали, что не верят в крутые повороты в советской политике, более того, были уверены, что перед ними разыгрывается очередной спектакль. А Рейган вообще вел себя подчеркнуто холодно, он еще не отошел от своей формулы, что СССР — это "империя зла". Не буду рассказывать о деталях переговоров на этой и последующих встречах — они достаточно подробно описаны и в мемуарах Горбачева, и в обширной литературе, посвященной окончанию "холодной войны". Ограничусь лишь несколькими памятными событиями и случаями.

Михаил Сергеевич очень волновался перед пресс-конференцией в Женеве. Это и понятно. Первая встреча с американским президентом. Мировая печать гудела. Объективные репортажи перемежались с разными выдумками, предположениями. Фантазия лилась через край. Наша пресс-группа готовила варианты заявлений Горбачева. Однажды, уже за полночь, пошел в его резиденцию согласовать какие-то моменты. Он еще не спал, был в халате, сидел за столом и что-то писал. На следующий день, после замечаний Михаила Сергеевича по тексту, я вносил поправки, приложив бумагу к стене невзрачного коридорчика около сцены. Кажется, мелочь, но и деталь истории.

Надо отметить, что на том этапе далеко не все в нашей делегации поддерживали созидательное направление в переговорах, считали, что надо быть потверже, позубастее. Я видел, как все это начинало надоедать Горбачеву. Он ждал момента, чтобы поточнее обозначить, кто есть кто в делегации. Когда начали обсуждать конкретные вопросы двусторонних отношений, работники МИДа подняли тему об интересах "Аэрофлота". И тут Михаил Сергеевич, мягко говоря, рассердился. В жестком тоне он сказал: "Я приехал сюда представителем не "Аэрофлота", а государства".

Особенно памятной и психологически результативной была встреча в Рейкьявике. Там начал таять лед, там появились ростки взаимного доверия. Мы прибыли в Исландию на корабле, там и жили. В нашей делегации посмеивались над тем, что американцы, мистифицированные эффективностью советского шпионажа, привезли с собой какую-то металлическую кабину, в которой время от времени обсуждали свои "секреты".

В процессе переговоров Горбачев внес предложение о полном ядерном разоружении. Американцы отклонили его. Долго и нудно обсуждалась проблема СОИ, которую называли программой "звездных войн". Американцы не шли здесь ни на какие уступки, пообещав, правда, что в будущем данная программа станет общей с СССР. Американский президент говорил о том, что надо создать своеобразную оборонительную дугу США — СССР, которая служила бы гарантией от любой ядерной авантюры. Он связывал эту идею с опасностью мусульманского фундаментализма.