Нина Михальская - Течёт река…

• Название: Течёт река…
• Автор: Нина Михальская
• Издательство: Литературный институт им. А. М. Горького
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005

Мемуары известного советского литературоведа-англиста охватывают период с середины 20-х годов XX века до 2006 года.

---

Аделаида Александровна между тем смогла вывести наш класс на первое место среди всех остальных классов «среднего звена». Но в этом помогли и остальные учителя. Математику преподавала нам Мария Ивановна Анисимова, а потом, с 7-го класса — Петр Лукич Суриков. Анатомию и биологию — Антонина Ивановна. Русский язык и литературу— Лариса Владимировна, в 7–8 классах — Наталья Владимировна Булавенко. Физичку звали Анна Александровна Пикунова, а учительницу по химии — Анна Николаевна. В школе работали два очень сильных учителя, которые появлялись в нашем классе лишь периодически, — Александра Ивановна Анисимова (сестра Марии Ивановны) и Николай Оскарович Корст, который был завучем и учителем литературы, а также работал в пединституте и вместе со студентами обучал нас во время педагогической практики. Фигуры учителей — колоритные, а уроки такие интересные, что хотелось и самим стать то географом, то биологом, то историком, увлекаясь рассказами Константина Фёдоровича Орлина о войне с Наполеоном или о Крестовых походах. Одно время под влиянием уроков по анатомии, на которых проводилось вскрытие лягушек, а потом голубей и кролика, мы с Женей Коробковой решили поступать в медицинский институт, стать врачами, а пока попрактиковаться по вскрытию млекопитающих. Мною была поймана и помещена на лестнице парадного входа нашего горбатковского дома рыжая кошка. Там я её кормила и поила около недели, а мы с Женей заготавливали необходимые инструменты и медикаменты Приближался назначенный нами день. Женя должна была прийти утром в воскресенье. Всю ночь накануне я с содроганием думала о предстоящем усыплении несчастной, ничего не подозревающей кошки, о вскрытии её розового брюшка. о том, что мы будем делать с её внутренностями и куда денем потом кошачий труп. Эти невесёлые мысли не давали спать. Утром я встала очень рано. Тётя Маша, как и всегда по субботам, ушла в церковь. В передней её не было. Остальные спали. Я вышла из передней на площадку парадной лестницы. Уже светило солнце. В его лучах на ступеньке сидела рыжая кошка и умывалась. Было тихо. Картонная коробка со всем необходимым для операции скрывалась под перевёрнутой плетёной корзиной. Взяв кошку на руки, я спустилась вниз по лестнице, открыла парадную дверь, вышла на улицу и пошла к персюковскому дому. За ним я выпустила кошку. Домой вернулась не оглядываясь. Пришла Женя, мы вышли с ней во двор — поговорить. Она была грустной и сразу же призналась, что резать кошку ей совсем не хочется. Тут и я обо всём ей рассказала. Обе повеселели. После этого я уже не хотела становиться врачом, а Женя, окончив школу, поступила в медицинский институт и стала терапевтом.

Учителя любили задавать нам монументальные задания: то сделать альбом о жизни и творчестве какого-нибудь писателя (чаще всего это связывалось с юбилейной датой), то написать былину собственного сочинения, то сделать гербарий из трав Подмосковья или любой другой местности, то совместно (всем классом) составить коллекцию черепков фарфоровой посуды, представлявшей в её прежнем (целом) виде определенную ценность, то собрать образцы устного народного творчества. Мы, как могли, выполняли эти задания. За свою школьную жизнь я сделала альбомы о Тарасе Шевченко, о Лермонтове и об Островском. Стекляшки от чашек и осколки тарелок собирали кто где мог и вычитывали, тоже кто где мог, сведения о владельцах фарфоровых заводов и мастерских прошлых лет и современности.

Но пик нашей деятельности пришелся на седьмой и восьмой классы, когда нашей учительницей литературы стала Наталья Владимировна Булавенко. Впервые мы познакомились с ней ещё в шестом классе. Тогда студентка-практикантка, она давала нам уроки под руководством завуча Николая Оскаровича Корста. Она была старше остальных студенток, у неё уже была в то время довольно большая дочка — лет 10. И был муж — то ли полковник, то ли генерал Нам хотелось, чтобы был он генерал. Уроки её всем нравились, а уж сама-то она нравилась ещё больше — красивая и добрая. Вместе с Николаем Оскаровичем водила нас Наталья Владимировна по московским музеям: литературу изучали в связи с другими искусствами В Третьяковке знакомили нас с картинами русских художников XVIII и XIX века, в разных литературных музеях— Толстого, Пушкина, Островского — с бытом их времени, с их окружением, в Бахрушинском музее — с историей русского театра. Особый упор делали на культуру XVII века: это был главный конёк Николая Оскаровича. Он писал книгу об изучении литературы XVIII века в школе. Потому мы готовили ещё спектакль «Недоросль» и проводили бесконечные репетиции. Кроме того, Николай Оскарович любил читать нам вслух и другие произведения. Особенно хорошо у него получались сцены из «Горя от ума» с Фамусовым и из «Ревизора» с Городничим. Была всегда какая-то праздничная атмосфера, когда в одно и то же время были вместе с нами и Наталья Владимировна и Николай Оскарович. Гораздо позднее узнали мы о том, что они стали мужем и женой, вместе работали в пединституте на кафедре методики преподавания литературы. Узнали, к нашему всеобщему сожалению, что совместная жизнь их завершилась страшным событием: Наталья Владимировна застрелилась, зная о том, что Николай Оскарович полюбил другую женщину. Трое из нас были на похоронах нашей учительницы, над гробом которой рыдал Николай Оскарович. Но было это много позднее.

Новая избранница Николая Оскаровича — тоже учительница литературы — была мне известна уже по совместной работе на факультете по русскому языку и литературе все в том же пединституте. Жизнь шла своим чередом. Николай Оскарович был столь же представителей и интересен, как прежде. И всю свою жизнь продолжала вздыхать и вспоминать о нём учительница литературы 113 образцовой школы Александра Ивановна. И он оставался верен своей любви к любительским спектаклям. И прекрасным был Собакевичем в инсценировке «Мертвых душ», осуществленной научными сотрудниками Института дефектологии на Погодинской улице, где мне и пришлось увидеть его на сцене.

Из общего ряда учителей-профессионалов выпадают двое. Одного из них звали Василием Пименовичем, и появился он в классе на уроке литературы во время болезни основной нашей учительницы (тогда это была Лариса Владимировна). Вошел, остановился, не доходя до учительского стола, несколько приподнялся на цыпочках и почти шепотом, как бы не желая нарушить тишину, в которой мы в ожидании замерли, начал читать:

Я пришел к тебе с приветом
Рассказать, что солнце встало,
Что оно весенним светом
По листам затрепетало,
Рассказать, что лес проснулся,
Весь проснулся, веткой каждой…

и так далее.

Это произвело впечатление, но, очевидно, не совсем то, какое он ожидал. Сразу же прилепилось к нему прозвище — «С приветом». Никак больше между собой мы его не называли, а стихотворение, прочитанное им и заданное для выучивания наизусть, уже никто и никогда без смеха читать не мог. Не получился первый урок, не удавались и последующие. Он медленно ходил между рядами парт, поглаживая время от времени волосы, свисавшие почти до плеч, пытался читать стихи, которые знал в огромном количестве, но слушать его не хотели. Через некоторое время «С приветом» из школы исчез.

А второго из этих незадачливых педагогов мы полюбили и всегда очень тихо сидели на его уроках, но научить нас хоть чему-то он так и не смог. Впрочем, и не стремился к этому. Дитрих Львович должен был преподавать немецкий язык. Сам он тоже был немец. Но дело не в этом. Он прекрасно знал свой родной язык, а по-русски говорил немного смешно. Дитрих Львович, придя в класс, с облегчением опускался на стул, тяжело вздыхал, подпирал рукой поседевшую голову и начинал доверительно рассказывать нам о себе. Начинал говорить по-русски, потом, увлекаясь, переходил на немецкий. А тема была всегда одна — сложные отношения с племянником, который был единственным родственником Дитриха Львовича на всем белом свете. Племянник его — известный фокусник Кио, выступавший на арене Московского цирка и известный в других городах. Его все знают, но не знают, как несправедлив он по отношению к дяде, как плохо относится он к Дитриху Львовичу. Что бы сказала об этом мать Кио? — спрашивал нас Дитрих Львович. Что бы сказал его отец? Мы сочувственно молчали. Дитрих Львович вспоминал, как много сделал он для своего любимого племянника, как заботился о нем. Рассказ о прошлых временах так сильно действовал на него самого, что иногда слезы выступали на глазах. Борису Боссарту, который до этого учился в немецкой школе и хорошо говорил по-немецки, было поручено переключать Дитриха Львовича на что-нибудь другое. Тогда наш учитель вспоминал об уроке, вызывал кого-нибудь к доске, просил почитать из учебника кусочек текста, потом звал другого ученика и диктовал ему пару фраз, а тот старательно писал их на доске. Потом он задавал нам урок: прочитать дома следующую страницу в книжке и перевести пять-шесть предложений на русский язык. На следующем уроке все повторялось в той же последовательности и без всяких вариаций. Месяца через три Дитрих Львович заболел и больше не появлялся.