Нина Михальская - Течёт река…

• Название: Течёт река…
• Автор: Нина Михальская
• Издательство: Литературный институт им. А. М. Горького
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005

Мемуары известного советского литературоведа-англиста охватывают период с середины 20-х годов XX века до 2006 года.

---

Первым нанес визит Николай Сергеевич. Он пришел дней через десять после того, как расстались на московской пристани. С цветами и коробкой конфет. Пили чай, и просил он бывать у него без церемоний, передал приглашение и от брата своего, с которым жил. Брат его был известным уже в то время врачом, его имя — Александр Сергеевич Пучков с уважением называлось и докторами, жившими в нашем доме, и многими мамиными знакомыми. Позднее А.С. Пучков стал основателем и главным врачом Московской службы скорой помощи, а потом и возглавил всю эту службу. Родители мои посетили Пучковых. Оба брата были холостяками, вели своё хозяйство сообща. Впрочем, хозяйства как такового и не было, но была обширная квартира, оставшаяся от умерших отца и матери их в старом московском доме в районе Армянского переулка (на Маросейке). Всем было ясно, что Николай Сергеевич благоговел перед Ниной Фёдоровной, а ей его поклонение было по душе, она его принимала. Павел Иванович не перечил, но в Армянский переулок ходить отказался. Николай Сергеевич время от времени приходил, тётя Маша почтительно с ним здоровалась, поджимая губы, удалялась. Так прошла зима, а весной отец уехал на Север. Мама была, как всегда, погружена в свои педагогические заботы и составление задачника для олигофренов первого года школьного обучения. Визиты Николая Сергеевича прекратились. Телефона в то время у нас не было. Осенью, когда папа вернулся, пришло от Пучкова письмо. Он сообщал о своей женитьбе и справлялся о возможности посетить нас совместно с женой его Верой Александровной. Они появились однажды, и состоялось знакомство. Вера Александровна была молода, белокура, с огромной косой вокруг головы, розовощёка и очень красива. Глаза голубые и сияющие, голос глубокий и волнующий, на руках кольца с красивыми камнями, платье синее-синее. Рядом с ней и Николай Сергеевич выглядел представительным и совсем не таким сутулым, каким казался прежде. Говорили о том, что новая полоса началась у него не только в личной жизни, но и служебной. Он получил место бухгалтера в солидном учреждении, оставив прежнюю контору. Все были оживлены и веселы. Тётя Маша светилась улыбками, угощая вкусными пирогами, папа от души смеялся любой шутке, мама и Вера Александровна симпатизировали друг другу. Вечером родители пошли проводить гостей до трамвая, а тётя Маша перед тем, как убирать со стола перекрестилась перед иконой, висевшей у неё за занавеской в передней. Весной у Веры Александровны и Николая Сергеевича родилась дочка Танечка, а на следующее лето у нас появилась Марина. Прошло немного времени — года полтора, наверное, как мы узнали, что Николай Сергеевич арестован. О семье его заботился брат, а о нём самом очень долго ничего не было известно. Александр Сергеевич работал в больнице Склифосовского, хлопотал о своём брате, но безрезультатно. И только через несколько лет после окончания войны, уже в середине 50-х гг. Николай Сергеевич Пучков снова появился в нашем доме. Он выглядел иссохшим и старым, но, как и прежде, был в шляпе и длинном пальто, при строгом галстуке и в костюме. И, как в прежнее время, принёс цветы. Все ахнули, увидев его, потому что пришел он без всякого предупреждения. Говорил мало. Сказал, что потом расскажет обо всем, а пока сидел молча, смотрел на всех нас, на маму, тоже примолкшую, на Марину, ставшую уже большой девочкой, на меня, уже вышедшую замуж. Выяснилось только то, что места к северу от Сыктывкара, в которых приходилось бывать отцу, теперь хорошо известны Николаю Сергеевичу.

Связь с семьей Пучковых возобновилась. Мы с мамой изредка бывали у них. Танечка стала большой и красивой, Николай Сергеевич снова ходил на работу. Он много болел. В газетах появлялись статьи его брата, и статьи о работе скорой помощи в Москве, так хорошо организованной А.С. Пучковым. Николай Сергеевич умер в начале 60-х годов.

12

Прекрасные учителя были в 113 школе. Каждое лицо, многие слова их помнятся до сих пор. Казались нам они людьми солидными, значительными. О возрасте их не задумывались, но сейчас, вспоминая о прошлом, можно твёрдо сказать, что молодых учителей во второй половине 30-х годов у нас не было. Появилась несколько позднее одна учительница, но об этом скажу попозже. Преподавали не только женщины, но и мужчины, что лишало занятия и общую школьную атмосферу несколько унылого однообразия. Хорошо и то, что обучение было совместным, а не раздельным, каким стало оно несколько позднее. Классы наполнялись и мальчишками, и девчонками примерно в равном количестве, и чем старше мы становились, тем важнее для каждого это было.

В пятом классе я влюбилась в Витю Лемберга, и так хотелось сидеть за партой с ним рядом, освободившись от Вовки Давыдова с его вечными шашками и стойкой привычкой списывать с чужих тетрадок и домашние задания, и классные контрольные. И вдруг мечта осуществилась! Пришла новая классная руководительница — Аглаида Александровна Дометти{«Учительница географии Аглаида Александровна Дометти стала близким другом нашей семьи». — А.Д. Сахаров. Страницы жизни. 1934, январь, Дометти А.А. Воспитывающее обучение на уроках экономической географии СССР. География в школе, 1950, № 4, с. 38–44. Дометти А.А. Школьное преподавание географии. // Вопросы географии. 1955. № 37.}.

Она преподавала географию, в школе нашей работала давно, но наш класс прежде не знала, а вот теперь стала нашей главной наставницей. Приземистая и довольно полная, в походке медлительная, в речи обстоятельная, с большими голубыми глазами и добрым выражением на лице, с неизменной длинной указкой, которая была в её руках и дирижёрской палочкой, она неспешно передвигалась своей утиной походкой по коридорам школы, по классу, держа в поле зрения все происходящее. Вовка стал объектом её особого внимания с самого первого урока и сразу же оказался на самой передней парте, откуда на третью была пересажена примерная девочка Софа Маскина; были сделаны и некоторые другие передвижки: из поля зрения Димки Полонского была убрана Оля Кирзнер, на которую он беспрестанно пялил глаза; толстый Лазя Лотман оказался у окна и был тем самым разделён с Витькой Лембергом, посаженным рядом со мной, а их прежняя парта у двери заполнилась кем-то ещё. Трудно было поверить свалившемуся счастью! Но приходилось особенно его не показывать. Общий язык мы нашли с новым соседом сразу. Вместо шашек и картонной доски с чёрно-белыми квадратиками Витя носил в портфеле, помимо учебников и тетрадок, интересные книжки и не жалел их давать желающим. Давал и мне, а когда понял, что книжки про ученых и всякие научные изобретения и открытия, которыми сам он увлекался, меня не очень захватывают, то принес роман Вальтера Скотта «Квентин Дорвард», потом рассказы Конана Дойла. Мы обменивались с ним книгами и говорили о них. Однако очень скоро стало очевидно, что списывать решения заданных на дом задачек он любил ничуть не меньше, чем Вовка Давыдов, а решать те, которые выбирались учительницей для классных работ, не умел вовсе. Контрольные в классе писались таким образом: доска делилась пополам, в левой половине— первый вариант контрольного задания, в правой половине — второй. Сидящие на одной парте всегда писали разные варианты. Списывать можно было только у сидящего впереди или сзади, что не всегда легко. К тому же мы сидели на последней парте, и сзади уже никого не было, а впереди сидела немощная Светлана Курицкая, всегда ожидавшая хоть какой-то возможности заглянуть в чью-нибудь тетрадку для ориентации. Тогда Витька стал прибегать к простейшему способу: уже в самом начале урока он говорил, чтобы свой вариант я решала побыстрее, а потом переходила к его варианту. Результатами моих трудов он пользовался с легкостью. Сначала и мне было приятно помогать ему, но не всегда успевала, а это его раздражало. Он мне опротивел, и я стала его презирать. Он отнесся к этому спокойно, поднапрягся и скоро уже сам кое-как, но все же справлялся с задачками. Мне было досадно, даже горько, но виду не показывала. Между нами началось необъявленное соревнование: кто лучше учится. Старались изо всех сил и уже во второй четверти оба вышли в отличники, а в конце года получили даже похвальные грамоты. Витькина мать, когда он позвал нескольких человек к себе в гости, сказала, что я хорошо на него влияю и посоветовала нам и в следующем году сидеть за одной партой. Так и было, только любовь моя испарилась, да к тому же и дружбу с Бокиным нельзя было предавать. Ведь школой вся жизнь не исчерпывалась, а с горбатковскими друзьями всегда было надёжно. Недолговечный школьный роман завершился, едва начавшись.

Аделаида Александровна между тем смогла вывести наш класс на первое место среди всех остальных классов «среднего звена». Но в этом помогли и остальные учителя. Математику преподавала нам Мария Ивановна Анисимова, а потом, с 7-го класса — Петр Лукич Суриков. Анатомию и биологию — Антонина Ивановна. Русский язык и литературу— Лариса Владимировна, в 7–8 классах — Наталья Владимировна Булавенко. Физичку звали Анна Александровна Пикунова, а учительницу по химии — Анна Николаевна. В школе работали два очень сильных учителя, которые появлялись в нашем классе лишь периодически, — Александра Ивановна Анисимова (сестра Марии Ивановны) и Николай Оскарович Корст, который был завучем и учителем литературы, а также работал в пединституте и вместе со студентами обучал нас во время педагогической практики. Фигуры учителей — колоритные, а уроки такие интересные, что хотелось и самим стать то географом, то биологом, то историком, увлекаясь рассказами Константина Фёдоровича Орлина о войне с Наполеоном или о Крестовых походах. Одно время под влиянием уроков по анатомии, на которых проводилось вскрытие лягушек, а потом голубей и кролика, мы с Женей Коробковой решили поступать в медицинский институт, стать врачами, а пока попрактиковаться по вскрытию млекопитающих. Мною была поймана и помещена на лестнице парадного входа нашего горбатковского дома рыжая кошка. Там я её кормила и поила около недели, а мы с Женей заготавливали необходимые инструменты и медикаменты Приближался назначенный нами день. Женя должна была прийти утром в воскресенье. Всю ночь накануне я с содроганием думала о предстоящем усыплении несчастной, ничего не подозревающей кошки, о вскрытии её розового брюшка. о том, что мы будем делать с её внутренностями и куда денем потом кошачий труп. Эти невесёлые мысли не давали спать. Утром я встала очень рано. Тётя Маша, как и всегда по субботам, ушла в церковь. В передней её не было. Остальные спали. Я вышла из передней на площадку парадной лестницы. Уже светило солнце. В его лучах на ступеньке сидела рыжая кошка и умывалась. Было тихо. Картонная коробка со всем необходимым для операции скрывалась под перевёрнутой плетёной корзиной. Взяв кошку на руки, я спустилась вниз по лестнице, открыла парадную дверь, вышла на улицу и пошла к персюковскому дому. За ним я выпустила кошку. Домой вернулась не оглядываясь. Пришла Женя, мы вышли с ней во двор — поговорить. Она была грустной и сразу же призналась, что резать кошку ей совсем не хочется. Тут и я обо всём ей рассказала. Обе повеселели. После этого я уже не хотела становиться врачом, а Женя, окончив школу, поступила в медицинский институт и стала терапевтом.