Роксана Сац - Путь к себе. О маме Наталии Сац, любви, исканиях, театре

• Название: Путь к себе. О маме Наталии Сац, любви, исканиях, театре
• Автор: Роксана Сац
• Издательство: Воскресенье
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-88528-143-2

Автор книги Роксана Сац — дочь легендарной Наталии Сац, основательницы первого в мире драматического, а затем первого в мире музыкального театра для детей. Роксана Николаевна пережила арест матери, тяготы детского дома в военное лихолетье. Непросто сложилась и ее дальнейшая судьба… В книге много ярких событий, встреч с неординарными людьми, личных переживаний.

---

— Чему же ты радуешься? — ответила она. — Ведь твоя задача, чтобы у нас что-то было.

Сама она все время занималась репертуаром, постоянно знакомилась с творчеством современных композиторов. Как-то мы вместе были в министерстве культуры СССР и там встретились с Маргером Заринем, замечательным латышским композитором.

— Как бы я хотела, чтобы вы стали нашим автором, — обратилась к нему Наталия Ильинична.

— О! Это прекрасно, я как раз мечтаю написать оперу «Маугли» по Киплингу, вот только, кто сделает либретто, их совсем нет, этих либреттистов.

— Почему нет? Вот моя дочь. Она прекрасно с этим справится. Кстати, отныне ты будешь совмещать две должности: завпед и завлитчастью. Разумеется, ни о какой прибавке жалования не может быть и речи — это честь. Но завлит музыкального театра обязан уметь не только работать с другими авторами, но и сам писать либретто.

Так неожиданно началась новая страничка в моей творческой биографии. Скажу сразу: либретто я завалила. То есть сначала наоборот: его с восторгом без сучка и задоринки приняли на худсовете, затем в министерстве, дал добро Заринь. Я получила полностью гонорар и стала ждать вестей из Риги о ходе работы над музыкой. Но их не было. Написала одно письмо, второе, в ответ — молчание.

Весной у театра гастроли в Ленинграде. От кого-то из пришедших на спектакли музыкальных деятелей случайно узнаю, что Заринь сейчас в Репино — пригороде Ленинграда, в композиторском Доме творчества. Приезжаем в Репино. Наталия Ильинична интересуется, здесь ли Заринь. Да, здесь, но к ужину не выходит, зато к завтраку ровно в 9 минута в минуту.

Минута в минуту и мы появляемся в столовой. Встречаемся. Он с ходу:

— Я не мог писать на этот ужасный либретто, — и всю дорогу, от столовой до своей дачи, куда он нас пригласил, путая русские слова с латышскими, повторял «какой это ужасный либретто».

На рояле напротив друг друга лежали два либретто: мое — все исчерканное вопросительными и восклицательными знаками (наверное, в совокупности они обозначали: какая гадость!) и его — чистенькое, на хорошей бумаге.

— Да, я писал сам, — сказал он, указывая на свои листки, — потому что я не могу писать на ваш ужасный либретто.

Мама просит поиграть музыку. Заринь сыграл нам только один номер «Танец медвежат», но это было восхитительно.

— Вот что, — сказала Наталия Ильинична, — мне наплевать на фамилию либреттиста и на его родственные связи. Не нравится вам это либретто, выкиньте его на помойку и пишите сами. Пишите, пишите для нашего театра!..

Я горько плакала, оставшись одна, и без конца задавала вопрос: ну, почему, почему оно ему не нравится. Но слезы высохли, вопрос остался: а в самом деле, почему? Ведь не нарочно же он! Ясно, что он хотел, но не смог ничего создать на этой основе, не пошло у него.

Вспомнила, кажется, Верди говорил своим либреттистам: вы мне даете слова, а мне нужны ситуации… Ну, а какие у меня ситуации? В первом действии волки ссорятся между собой из-за младенца Маугли. Во втором — из-за юноши и в эпилоге опять ссорятся уже из-за Акелы. Да это же как на коммунальной кухне! Змей у меня нет. И обезьян тоже. Да ведь я выхолостила Киплинга, лишила сюжет ситуативности, развития, приключений… В самом деле, какое ужасное либретто!

Между тем, вернувшись в Москву, Наталия Ильинична ни словом не обмолвилась, словно забыла о моей неудаче (у нее вообще была особенность: за крупное, важное не ругать, а второстепенного в назидание другим не прощать). Мало того, она предложила мне новую работу. Старейший советский композитор Анатолий Александров, давний ее друг и сподвижник, готов написать для нас оперу, правда, еще не знает, на какой сюжет.

Вечером мы у Александрова в его огромной квартире на 3-ей Миусской. Какой симпатичный творческий старикан! Возраст под 90, а сколько огня, интереса к поэзии, театру, самой жизни. Хохочет, вспоминает с Наталией Ильиничной, как они вместе работали в самом первом из созданных ею театров. На его открытии он играл марш Голиафа в перчатках с отрезанными пальцами, — в зале было очень холодно.

— А как вы смотрите, Наталия Ильинична, если написать оперу на сюжет «Липанюшки» — русской народной сказки.

— Прекрасно! Русская сказка — это то, что мне нужно.

Уже по дороге домой, переходя на материнское, она говорит:

— Пожалуйста, с Александровым не медли. Он уже стар, вряд ли сможет долго работать. Если надо, дня четыре, нет, не больше трех, не являйся в театр.

Срочно нахожу сборник русских народных сказок. Вот и «Липанюшка». Ну и ну! Весь сюжет в трех фразах. От скуки старик смастерил куклу из липы и стали они со старухой жить-поживать да добра наживать. Да это же Буратино в усеченном варианте! Зачем нам это? Тем более «Золотой ключик» уже пишет для нас Игорь Морозов. Хочу позвонить и сказать обо всем Наталии Ильиничне, но что-то останавливает. А может, что-то придумать? Название симпатичное — «Липанюшка». Может, это девушка-сирота, не рожденная, а превращенная в липу? Да, но кто превратил? — Баба-яга? Надоели эти бабы-яги да серые волки, в каждой сказке одно и то же. А если Кикимора? Есть какая-то острота в самом слове и относительная новизна. Да, но этого мало… «Жили-были царь, царевич, король-королевич, сапожник, портной, кто ты такой», — всплывает в памяти детская считалочка. Ну, королевичи и прочие мне не нужны, а вот царь… Беру царя!

Хожу по квартире из угла в угол. Ход неясных мыслей прерывает свист — песенка нашего нового жильца — клеста Фомки, подаренного мне одним из бывших учеников.

— Прямо дрозд-пересмешник, — говорит Юра, тоже слушающий его рулады-дразнилки.

— Дрозд-пересмешник! А ведь какой это может быть яркий забавный персонаж… И два брата-дуралея — Фома и Ерема, а третий, герой, конечно, Иванушка. Что-то во мне закопошилось-закрутилось, нитью сюжета повело за собой.

Прошло два дая. Вся драматургия пьесы у меня разработана, нужно только написать стихи, ну, это для моего друга поэта Викторова не проблема.

Вечером позвоню Александрову, договорюсь о встрече. Но звонит мама:

— Никакие Липанюшки мне не нужны. Это какой-то кастрированный Буратино, а у меня будет настоящий.

— Нет, Липанюшка не Буратино, — пытаюсь я вставить слово, — я придумала…

— Что ты там придумала, меня не интересует. Короче: эта тема отменяется. Немедленно поезжай к Александрову, я договорилась — у него есть прелестная музыка к кинофильму «Левша». На этой основе делай либретто. — Трубка шмяк!

Черт возьми! Мне так нравится моя Липанюшка и вот… А Александров уже «заболел» «Левшой». Торопливо стаскивает с меня пальто, тащит к роялю:

— Какая прекрасная идея пришла в голову Наталии Ильиничне, вот вы послушайте, послушайте, — он ведет меня в комнату, садится за рояль и… я уже очарована, увлечена его музыкой, все готова делать, чтобы только зазвучала она в нашем театре.

Позже Юра часто говорил, что «Левша» — лучшее произведение и лучший спектакль нашего театра и сердился, что мы этого недопонимаем. Кстати, «Липанюшка» тоже нашла применение: композитор Жанна Кузнецова написала на ее основе очень милую оперу, которая много шла и до сих пор идет в музыкальных театрах.

* * *

Мама и Юра. Я снова обращаюсь к вам, когда вспоминаю о своей «либреттной деятельности». Одной, как бы вскользь сказанной фразой Юра не однажды помогал мне выйти из тупика. Когда приступала к работе над «Максимкой», он задумчиво произнес:

— Его должны продавать.

— Продавать? Кому? Каким образом? Кто купит? Кто продаст? Как спасут?..

И пошло-поехало… И в «Джунглях» — так переименовали «Маугли», когда над оперой стал работать Ширвани Чалаев, из тупика помог выйти Юра. Впрочем, о «Джунглях» хочется рассказать поподробнее.

* * *

Однажды Наталия Ильинична, придя чуть ли не за продуктами в ресторан Дома композиторов, услышала, как из концертного зала доносится очень своеобразная музыка. За роялем — небольшого роста очень смуглый человек с огненными глазами пел на неизвестном языке с таким темпераментом, что дух захватывало:

— Кто это?

— Ширвани Чалаев — дагестанский композитор, народный артист.

Наталия Ильинична прослушала весь концерт, потом познакомилась с Ширвани. Культура, своеобразие, талант соединились в этом человеке из маленького лакского аула в Дагестане, любимом ученике Дмитрия Шостаковича. Конечно, сразу возникла мысль привлечь его к нашему театру.

— Я знаю, о чем бы вы могли написать.

— И я знаю — «Маугли» Киплинга.

— Я как раз об этом и думала.

— Значит, наши мысли совпали, а это неплохое предзнаменование.

О примерно такой беседе, состоявшейся между ними, мне рассказывал Ширвани, с которым в это время я была уже очень хорошо знакома и творчески, и человечески — мы совместно написали музкомедию «Странствия Бахадура» для музыкального театра в Тарту.