Роксана Сац - Путь к себе. О маме Наталии Сац, любви, исканиях, театре

• Название: Путь к себе. О маме Наталии Сац, любви, исканиях, театре
• Автор: Роксана Сац
• Издательство: Воскресенье
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-88528-143-2

Автор книги Роксана Сац — дочь легендарной Наталии Сац, основательницы первого в мире драматического, а затем первого в мире музыкального театра для детей. Роксана Николаевна пережила арест матери, тяготы детского дома в военное лихолетье. Непросто сложилась и ее дальнейшая судьба… В книге много ярких событий, встреч с неординарными людьми, личных переживаний.

---

Роксана Сац Путь к себе

О маме Наталии Сац, любви, исканиях, театре

Перепутья детства

Посвящается Ане и Никите

Я обыкновенная. Подвигов не совершала, громких титулов не имею. Собственно, моя обыкновенность была запрограммирована еще до рождения моей матерью — легендарной Наталией Сац, создательницей первого в мире театра для детей. В то время в дополнение к театру она организовала Школу эстетического воспитания для особо одаренных детей. Учились там в основном мальчишки, многие впридачу к гениальности обладали еще и несносными характерами. В какой-то момент юные гении со своими капризами и претензиями ей так надоели, что захотелось другого, прямо противоположного: девочку, причем самую обыкновенную. Такой я и получилась.

Однако люди, встретившиеся на жизненном пути, часто были неординарны, повороты судьбы резки и неожиданны. О самом ярком, высвеченном из прошлого прожектором памяти, мне и захотелось рассказать.

Самый длинный день

Мне 13 лет. Сегодня день моего рождения. Строго говоря, если следовать хронологии, это произошло 9 дней назад, 13 июня, но тогда не было денег, а старший брат Адька ушел со своим классом в какой-то поход, решили отметить знаменательное событие потом. И вот это потом наконец наступило.

Еще очень рано. В дачном поселке Отдых Казанского направления, где я провожу это лето, сонная тишина. Не поскрипывают отворяемые калитки, не брякают ведра возле колодца, у пристанционного Продмага, на крылечке которого я примостилась, не толпится народ.

Пусто и на платформе, только две собаки совершают традиционный ритуал обнюхивания, поочередно орошая столб с расписанием движения пригородных поездов. Ощущение тишины и покоя не нарушают бегущие мимо поезда: нескончаемые товарные, визжащие электрички…

Но вот мимо станции пролетает пассажирский поезд. Новенькие темно-зеленые вагоны, белоснежные, блестящие от крахмала занавески на окнах. Точно в такой вагон четыре года назад мы входили с братом, отправляясь на юг, к морю.

— А это правда, что вода в море такая соленая, что можно горло полоскать, если заболит? — спрашиваю провожающую нас бабушку.

— Нет уж, пожалуйста, пусть лучше не болит, — отвечает она, кладет мне на лоб руку, но смотрит не на меня — по сторонам, выискивая обещавшую прийти на вокзал маму.

— Вон она! — кричит первым заметивший ее Адька, и мы все трое смотрим, как она идет…

Она в чем-то голубом и желтом, вокзальная толпа расступается, образуя одной ей, яркой, стремительной, победной, предназначенную дорожку, и все громче слышится шепот узнавания, а какой-то парень уж подбежал к ней, прося автограф…

В то лето мама достала нам путевки в дом отдыха в Гаграх. Мы жили на втором этаже белоснежного коттеджа, а ласковое Черное море всем своим великолепием сверкало прямо под нашими окнами. Bnepвые мы жили одни без взрослых и впервые нам никто ничего не запрещал. Можно было сколько хочешь купаться и дочерна загорать, смотреть взрослые фильмы, объедаться черешней, росшей под окнами и носиться с гиканьем по дорожкам, изображая разбойников и дикарей. А однажды ночью, облачившись в казенные простыни и вставив огарок свечи в выдолбленную тыкву, мы предстали «привидениями» перед вышедшей полюбоваться лунным пейзажем старушкой-отдыхающей. Перепуганная чуть не до потери сознания, она пожаловалась на нас самому директору. Но, узнав о случившемся, директор громко расхохотался и тотчас стал рассказывать о проделках «этих сорванцов» отдыхающим и персоналу. Вообще у меня все время было ощущение, что мы просто осчастливили этот роскошный для избранных дом отдыха своим в нем пребыванием.

— Какая девочка… красавица… волосики, как пух, вся в мамочку свою распрекрасную. А мамочкин-то портрет опять в газете напечатали.

Конечно, я отлично понимала, что никакая я не красавица, что толстая сестра-xозяйка все врет, но ведь все равно приятно, когда тебя называют красавицей, даже если ты знаешь, что это ничем не прикрытая лесть. И всегдашнее подхалимство сестры-хозяйки добавляло еще какую-то каплю к моей счастливой жизни, уверенности в прочности и незыблемости этого счастья.

И вдруг однажды сестра-хозяйка не колыхнулась мне навстречу. Ее прозрачные глаза в студенистых веках были устремлены прямо на меня, но взгляд так холоден, что подумалось: она меня не узнала. Но тут сестра-хозяйка громко сказала дежурной:

— До чего распустили девчонку, опять полотенце измазала. Вот они какие дети у хваленых-то родителей, знаменитостей бывших…

Поведение сестры-хозяйки ошеломило. Особенно слово «бывших», которое явно относилось к моей маме…

* * *

«Жизнь — явление полосатое», — так назвала моя мама Наталия Ильинична Сац свою последнюю книгу. Черное и белое в ее жизни почти всегда сменялось внезапно, не затрудняясь оттенками и полутонами. Одна из самых трагических перемен наступила как раз в то время.

* * *

И все-таки в тот момент я не придала этому большого значения. Меня звало море. Оно в тот день было таким освежающим и прозрачным, такой маняще-нежной была морская вода, что, погрузившись в нее, я забыла обо всем и купалась до самого обеда.

В столовой официантка Вера, подавая борщ, сказала, что директор приказал нам с Адькой сразу после обеда идти к нему в контору. Меня как-то неприятно резануло это «приказал», да и Адриана, видно, тоже, потому что он пробурчал: «а директорский приказ нам совсем и не указ». Тем не менее после обеда мы тотчас отправились в контору. Не поднимая глаз, весь какой-то насупленный директор пробормотал, что есть причины, из-за которых мы должны сегодня же уехать, и протянул два билета на вечерний поезд.

— Какие причины? — опешил Адриан. — У нас путевки, еще 9 дней.

— Это все теперь недействительно. И по правилам, если хотите знать, дети без родителей у нас не могут жить, здесь не пионерский лагерь…

По мере того, как директор говорил, его голос менялся, теперь он звучал пронзительно и убежденно.

— Да, да, вы вон отдыхающую до смерти чуть не довели, хулиганы… Вас давно надо было выписать… — он почти вытолкнул нас из конторы.

Но все это было лишь прелюдией, прологом к тому, что произошло потом. На вокзале нас никто не встречал, да и не мог встречать, так как мы никому не сообщили о своем неожиданном возвращении. Звонить тоже почему-то не стали, входную дверь Адриан открыл своим ключом. Вошли и не узнали своей квартиры.

Большая дубовая вешалка ощерилась пиками гвоздей прямо на полу посреди коридора, словно ее одним махом вышибли из стены. Тут же рядом с ней валялся глупо улыбающийся Буратино, сжимая в деревянном кулачке волшебный золотой ключик, тот самый Буратино, которого маме подарили артисты в день премьеры «Золотого ключика» в ее, Центральном детском театре…

Двери всех трех комнат плотно закрыты. Адриан подошел было к маминой и даже взялся за ручку, но тут же отпрянул и прошептал: «Смотри!» Тонкая бечевка перекрывала дверную щель, на ней с двух сторон багровели сургучные нашлепки. Я сперва даже не поняла, что это такое и хотела отковырнуть кусочек сургуча, но Адька испуганно зашипел:

— Ты что! Это же печати! — и показал на выпуклые буквы «НКВД».

Такие же печати были и на двери в столовую и только на третьей, ведущей в детскую, их не было. Я ее толкнула — и она открылась…

Там, среди перевернутой мебели, разбросанной одежды (почему-то назойливо лез в глаза мой пионерский галстук) сидела постаревшая, не похожая на себя бабушка. Увидев нас, она припала к своему любимцу Адьке, повторяя:

— Она не виновата… Ни в чем, ни в чем… Понимаешь?..

* * *

Два слова: мама арестована, всего лишь два, но никак не могла я их одно с другим тогда совместить. И как резко разграничат они мое детство: теперь оно всегда будет разделено на ДО и ПОСЛЕ.

Наступил вечер. Бабушка все плачет, уткнувшись Адьке в плечо, он басит что-то обнадеживающее, а я слоняюсь из коридора в развороченную обыском кухню и все пытаюсь, но никак не могу представить себе мамино лицо. Отдельно глаза и волосы представляю, а целиком никак. Случайно толкнула ногой перевернутую табуретку, стала ее поднимать и вдруг до мельчайших подробностей вспомнился один случай…

Это произошло во втором классе 25-й особой образцовой школы, где учились Светлана и Василий Сталины, Светлана Молотова, а также другие дети «элитных», известных всей стране родителей, я в том числе.

Шел урок физкультуры в большом спортивном зале. Я сидела на низеньком стульчике и смотрела, как ребята выполняют упражнения на шведской стенке. Неожиданно кто-то толкнул в спину. Оглянулась — Дашенька П.

— Встань, — сказала Дашенька, — я сесть хочу!