Арсений Замостьянов - Гаврила Державин: Падал я, вставал в мой век...

• Название: Гаврила Державин: Падал я, вставал в мой век...
• Автор: Арсений Замостьянов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03624-6

Гаврила Романович Державин (1743–1816) — исполинская фигура в истории русской классической литературы. Но верстовыми столбами в его судьбе были, пожалуй, не книги, не оды, не собрания сочинений. Сам себя он ощущал в первую очередь государственным человеком. В разные годы Державин занимал высшие должности Российской империи: возглавлял Олонецкую и Тамбовскую губернии, был кабинет-секретарём императрицы Екатерины Великой, президентом Коммерц-коллегии, министром юстиции при императоре Александре. И при этом оставался первым поэтом Империи.

«Един есть Бог, един Державин» — так мог написать о себе только поистине гениальный поэт, и совершенно не важно, что это цитата из иронического по сути стихотворения.

Для многих из нас Державин остался в памяти лишь благодаря пушкинским строкам: уже на пороге смерти, «в гроб сходя», он «благословил» будущее «солнце нашей поэзии», лицеиста Пушкина. Но творчество самого Державина вовсе не устарело. Оно стало неожиданно актуальным в XX веке и остаётся таковым по сей день. «Многие дороги в России — литературные, политические, воинские — ведут к Державину» — так утверждает автор книги, историк и писатель Арсений Замостьянов.

знак информационной продукции 16+

---

Державин вспоминал: «В исходе того 1780 года учреждена экспедиция о государственных доходах, под ведомством того же генерал-прокурора, яко государственнаго казначея. Она разделялась на 4 части: на I, приходную, на II, расходную, на III, счётную, и IV, недоимочную; в каждой было по 3 советника и по одному председателю. Во вторую — из экзекуторов, тем же коллежским советником, переведён Державин. Председательствующий был действительный статский (советник) из обер-секретарей Сената г. Еремеев, человек уже престарелый». Гаврила Романович своей активностью в два счёта заслонил Еремеева, и Вяземский предпочитал иметь дело с Державиным напрямую.

Можно предположить, что в те дни генерал-прокурор относился к нему с приязнью. Державин (как и некоторые другие сенатские чиновники) пользовался гостеприимством Вяземского, летом нередко квартировал на одной из дач князя — в Мурзинке, где он обыкновенно занимал верхний этаж, а Васильев — нижний.

Вскоре недавний поручик гвардии получил замысловатое поручение: разработать положение о круге действия и обязанностях этих экспедиций, которое сохранило свою силу до преобразования экспедиций в Департамент государственного казначейства аж в 1820 году. Державин заперся в своём кабинете — и за две недели создал проект устава. Проект одобрили — но награды Гаврила Романович не дождался. Между тем он давно заслужил чин статского советника! Вяземский отчего-то медлил с протекцией…

Пришлось Державину, к неудовольствию генерал-прокурора, искать покровительства Безбородко и, по существу, выпрашивать чин у императрицы…

18 июня 1780 года, в день восшествия на престол августейшей императрицы, Державин наконец-то получил чин статского советника. Долгожданный! Всем известны карикатурные стороны Табели о рангах, этой конституции петровского имперского устройства. На человека смотрели как на бездушный механизм, как на колёсико в огромной государственной машине. Ох, страшная картина. Но как ещё прикажете управлять империей? Табель о рангах выдвигала правильный критерий — служебный, профессиональный. Не происхождение, не популярность, а всё-таки профессионализм! Конечно, неизбежны издержки: влиятельные вельможи нередко проталкивали вверх податливых и удобных, а не наиболее способных. Но и талантливые люди получали шанс! Как применить правило золотого сечения к подбору руководящих кадров? Демократическая система не поможет: неизбежно проявится перекос в сторону шумных, искристых провокаторов, которые умеют принимать эффектные позы, критиковать предшественников и обещать златые горы. Необходима логика, которая поможет проявить себя способным людям, независимо от происхождения.

Убеждён, что в ближайшем будущем нам нужно будет задуматься о современном аналоге Табели о рангах, потому что демократическая система (что с приставкой «псевдо», что без оной) подменяет профессионализм интригами и демагогией, и мы деградируем. Демократия навязывает отрицательный отбор. Уж лучше — Табель о рангах.

…Настороженность Вяземского по отношению к Державину летом 1783-го переросла в гнев.

В экспедиции по государственным доходам вместе с Державиным служил коллежский советник Николай Иванович Бутурлин — зять влиятельного секретаря императрицы Ивана Перфильевича Елагина.

Державину приходилось работать за троих: Бутурлин оказался легкомысленным гулякой, к служебным обязанностям относился пренебрежительно, к тому же не обладал литературным даром. Его вполне устраивало, что Державин берёт на себя бремя решений и тянет воз. А Гаврила Романович добивался, чтобы казённые палаты предоставляли в экспедицию ежемесячные отчёты! Бутурлину эта идея казалась излишне хлопотной, он считал, что достаточно и ежегодных отчётов… Князь Вяземский почти каждую неделю проводил близ императрицы воскресенье, в этот день он истязал её докладами, а возвращался в понедельник вечером. Державин, дожидаясь его, подготовился к решительному монологу.

В очередную среду Державин явился к Вяземскому на дачу, в село Александровское — рапортовать о проделанной работе. А Бутурлин уже подготовил князя — и Вяземский принялся придираться. Бесцеремонно — как он умел. Державин подносил ему одну за другой бумаги на подпись. И Бутурлин, который ещё недавно одобрял всё, что пишет Державин, колкими замечаниями ещё сильнее распалял князя против него. Гаврила Романович не мог примириться с коварством, он с ненавистью поглядел на Бутурлина, сунул ему в руки бумаги и буркнул: «Пишите же вы сами, коли умеете лучше». С тем и ушёл, оставив Вяземского в суровом недоумении.

Вскоре к Державину явился Алексей Иванович Васильев — не только талантливый управленец, но и помощник и родственник Вяземского. Все они — родственники! Васильев с дружеской улыбкой передал Державину приказ Вяземского: писать прошение об отставке, поскольку князь им недоволен. Князь не желает служить с Державиным…

Что ж, Гаврила Романович дождался возвращения генерал-прокурора на дачу из Петербурга и явился к нему с решительным ответом.

Державин не без хвастовства вспоминал эту сцену, которую запомнил детально: он «с благородною твёрдостью духа сказал: „Ваше сиятельство чрез г. Васильева изволили мне приказать подать челобитную в отставку, — вот она; а что изъявили своё неудовольствие на мою службу, то как вы сами недавно одобрили меня пред Ея Величеством и исходатайствовали мне чин статскаго советника за мои труды и способности, то предоставляю вам в нынешней обиде моей дать отчёт Тому, пред Кем открыты будут некогда совести наши“. — Сказав сие, не дождавшись ответа, вышел вон». Эффектное выступление, нечего сказать! Державин добавил: «Глубокая тишина сделалась в комнате, между множества людей. Княгиня зачала первая говорить: „Он прав перед тобою, князь“». Она знала цену Бутурлину, знала и некоторые нюансы дела, в которых сгоряча не разобрался генерал-прокурор. Вяземский увидал в окно, что Державин бредёт восвояси пешком, и велел предоставить ему карету. Гаврила Романович гордо отказался…

Державин уже грезил о помещичьем житье-бытье. Можно будет переезжать из деревни в деревню, обустраивать хозяйство, писать… Да, должно образоваться время для стихотворчества. Правда, жалованья не будет — как и надежд на царские милости. Но случилось непредвиденное. Васильев в келейном разговоре поведал Державину, что Вяземский, железный Вяземский, признал свою неправоту и готов примириться с ретивым подчинённым. Но нужно укротить свою вспыльчивость! Нужно первым принести извинения. Державин поразмыслил, вспомнил пословицу «с сильным не бороться, а с богатым не тягаться» и… согласился. Давно князь не держал себя столь радушно с ним.

«В кабинете, поговорив совсем о другом, ничего не значащем, вышли подобру-поздорову, как будто ничего между ними не было». Отставка не состоялась, а помещичья идиллия рассыпалась. Но приближалась и окончательная размолвка: Державин превращался в знаменитого поэта, а Вяземского это не радовало.

КРУЖОК

В первом поколении русских поэтов приятелей не было: Ломоносов, Тредиаковский, Сумароков враждовали непримиримо. Не прощали друг другу успеха, то и дело обменивались пасквилями. Державин избегал литературной вражды. Если отвечал на пасквили — всегда колебался: стоит ли публиковать ответные эпиграммы? Нередко даже близким друзьям не показывал. «Умеренность есть лучший пир».

Друзья — это подчас историко-литературное понятие. Всё началось с перестройки Сената. Державин, по служебной надобности, осматривал облезлые залы и увидел молодого архитектора. Скульптор Жан Доминик (он же — Яков Иванович) Рашет должен был украсить залы аллегорическими барельефами, а Николай Александрович Львов присматривал: где лучше установить барельеф и на какой сюжет. Там они и познакомились.

С Рашетовыми барельефами связана ещё одна история, о которой никогда не забывал Державин:

«Между прочими фигурами была изображена скульптором Рашетом Истина нагая, и стоял тот барельеф к лицу сенаторов, присутствующих за столом; когда изготовлена была та зала, и генерал прокурор, князь Вяземский осматривал оную, то, увидев обнажённую Истину, сказал экзекутору: „Вели её, брат, несколько прикрыть“. И подлинно, с тех пор стали от часу более прикрывать правду в правительстве». На дружбу Державина и Львова казус с аллегорическими статуями не повлиял.

Необыкновенно одарённый самоучка (а кто в разгаре XVIII века не был самоучкой?), острослов, красавец — Львов сразу рассмотрел в Державине уникальный характер. Вокруг Львова всегда образовывались кружки пытливых доброхотов — книгочеев, любителей искусства, архитекторов… Это началось ещё в полковой школе — Львов, гвардеец-измайловец, и там был лидером, объединял неравнодушных под флагом просвещения. Позже он притягивал к себе художников, зодчих, поэтов. Сам намечал интересных людей и обхаживал их, чтобы ввести в свой кружок. Однажды Львову попалась на глаза «Ода на взятие турецкой крепости Журжи», он счёл её небезынтересной и бросился искать автора. Им оказался Иван Иванович Хемницер он станет самым скромным и молчаливым участником львовского кружка. В Могилёве Львов наблюдал за строительством собора Святого Иосифа — и приметил художника Боровиковского. Удивительного, несравненного портретиста.