Семен Луцкий - Сочинения

• Название: Сочинения
• Автор: Семен Луцкий
• Издательство: Berkeley Slavic Specialties
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 1-57201-062-2

В настоящем издании наиболее полно представлено творчество Семена Луцкого (1891–1977) — поэта «первой волны» русской эмиграции. В «литературном Париже» Луцкий был знаком со многими «знаковыми фигурами» той поры: В. Ходасевичем, Г. Адамовичем, М. Осоргиным, А. Ладинским, Б. Божневым, В. Андреевым и другими.

В книге полностью воспроизводятся два прижизненных поэтических сборника С. Луцкого (1929 и 1974 гг.), и впервые публикуется большое количество ранее неизвестных стихов. Проза поэта представлена в разделе «Очерки». Также публикуются письма С. Луцкого, в частности к М.А. Осоргину и В.Л. Андрееву. Завершают книгу воспоминания о поэте.

---

«Мне о любви не говорить, не петь…»[135]

Мне о любви не говорить, не петь,
Но руки сжать и, уронив на руки
Пылающую голову, сидеть,
Перегорать отчаяньем разлуки.

Но мочи нет. И ты опять близка —
О сокрушающая близость эта…
Как дуновенье ветра у виска,
Прикосновенье благостного света.

Я разобью упрямую свирель,
В тебя уйду от звуков, снов и знаков.
…Моя Россия! о тебе ль
Мне петь, и говорить, и плакать?..

НЕОПУБЛИКОВАННЫЕ СТИХИ[136]

Chartreuse(«Мохнатые ели — монахи…»)[137]

Мохнатые ели — монахи
Не зябнут от северной бизы —
Поверх власяницы-рубахи
На них серебристые ризы…

Могучие ветки застыли,
Как руки, поднявшись в молитве,
А ветер им шепчет о были,
А ветер поет им о битве…

Средь них прохожу, точно в храме,
Забыты сомненья и страхи…
Чу, здесь говорят с небесами
Суровые ели-монахи.

Belmont, 19/I <19>17

Северное слово («Оно пронесется, как топот…»)[138]

Оно пронесется, как топот,
Как шелест весенних полей,
Как моря далекого ропот,
Как песня кристальных ночей…

Ему не поверят, как сказке,
Как призраку хрупкой мечты,
Но в поле, как чистые глазки,
Огненные вспыхнут цветы…

Оно пронесется пожаром
И в небе все звезды зажжет,
Ах, светлые крылья недаром
В орлиный срываются лет…

8. III. <19>17

Вечерний гекзаметр

В сумерки долго стоял на мосту, опершись о перила,
Глядя на светлую воду и странно мечтая…
С рокотом нежным куда-то волна за волной уходила,
Грустно ее провожала звезда золотая…

Робко мигая, вдали одинокие точки манили —
Города, вдруг утомленного, бледные очи…
Волны все шли, уходили и вечер с собой уносили…
Веяло ночью, и жизнь казалась короче…

Что так болела душа и о чем так безумно молила?
Или вернуть захотела ушедшую ласку?
Разве не знала — зачем, как живые, дрожали перила,
Разве поверила снова в крылатую сказку?..

Lyon 15.VII. <19>17

1919 («Мы заблудились без дороги…»)[139]

Мы заблудились без дороги,
Покинул нас великий Бог,
Направо — царские чертоги.
Налево — ленинский острог.
Как сон, прошла весна златая,
Погибли правда и любовь,
И стонешь ты, страна родная,
И всюду кровь, и всюду кровь…
Свобода — светлая невеста
Под белоснежною фатой,
Нет, не среди рабов ей место,
Ей нужны сильные душой…
А мы, бесславные потомки
Героев с пламенной мечтой,
Мы — бури жалкие обломки,
Мы — полунищие с сумой.
Могли ли мы ее порыва
Святую чистоту спасти?
Мы были на краю обрыва…
Прости, о родина, прости!..
Твоей тоски, твоих мучений
Мы недостойные сыны,
Свободы гибнет светлый гений,
А мы лишь пламенных стремлений
И лишь бессилия полны.

4. III. <19>19

Вечерняя муза («Монахиня с задумчивым лицом…»)[140]

Монахиня с задумчивым лицом,
С глазами грустными и в траурной одежде
Приходит вечером в мой одинокий дом
Петь песни о любви, о вере, о надежде…

Я жду ее — и знаю, что придет…
Она в углу найдет мою немую лиру
И чуть коснется струн. И лира запоет
И душу унесет к надзвездному эфиру…

Когда же я о Боге загрущу,
Она, зардевшись вдруг, стыдливо поцелует
И скроется, как тень — в обитель, где тоскует…
Я буду вновь один, но миру все прощу…

Givors, 16.V <19>20

Памяти А. Блока («…Перешепот ветвей…»)

…Перешепот ветвей,
Ветер медленной грезой приходит-уходит,
В заколдованной роще лучей и теней
Кто-то бродит.
Кто-то бродит и ждет,
Что-то ищет, зовет
И рыдает душой опустевшей,
Но бесслезные очи, как пропасть — без дна,
И души его тень средь теней так черна,
Как тоска по любви отлетевшей…
О, зачем над бровями терновый венец!
Брат, ты жив иль мертвец?
…Переклики встревоженных птиц,
Звон подземный ручья у корней…
Сколько в мире холодных сердец,
Средь священных страниц сколько черных страниц…
В Богом проклятой роще теней.
…Тот, кто бедных бедней повалился вдруг ниц,
Повалился у пней и молчит…
А над ним высоко в переплете ветвей,
Как алтарь изувера-пророка
Человеческой кровью горит
Черно-алое небо Востока…

28. VIII <19>21

«На русское — так непохожее…»

На русское — так непохожее
Чужое небо надо мной…
Я — странник Божий, я — прохожий,
Иду невольною тропой…

Иду, и все, что яд в «сегодня»
И все, что русское во мне,
Горит в душе, как в преисподней
И стонет на туманном дне…

Чужую землю попираю
Неверным шагом, не спеша…
О, знает кто, о чем мечтаю,
Чем обезумлена душа?

О, знать бы, знать — куда иду я,
Когда, каким путем приду
В родную, пьяную, больную
Россию, бледную, в бреду…

Усталый странник, чуть шагаю,
Сам бледен-бледен, с виду — тих,
И русской песни грустный стих
Непозабытый называю…

А сердце медленным огнем
Роняет тяжкие кровинки
На непонятные мне днем,
А ночью страшные тропинки…

Givors, 15. XII <19>21

«Звезд искристых трепетанье…»

Звезд искристых трепетанье,
Грусть Луны и Солнца блеск,
Ветра чуткого дыханье,
Волн морских мятежный плеск —

Все во мне и все со мною,
Всех стихий волшебный мир,
Я рыдаю под Луною,
Мне под Солнцем светлый пир.

Я влюблен в зарю заката
И в восходную зарю,
В сказку, что была когда-то,
В сказку, что, живя, творю.

Я люблю грозы зарницы
И тревогу странных снов,
Грезы — взлеты Божьей птицы,
Обаянье чистых слов…

Отчего ж я жизнь напрасно
Без тоски хочу любить?
Жизнь-царица, как прекрасна
Ты для тех, кто может жить!..

Я не вижу глаз царицы.
Жизнь, жизнь, не прокляни!
О, открой свои ресницы,
На земную боль взгляни…

Givors, le 16. IV <19>22

«Люблю намеки, полутоны…»

Люблю намеки, полутоны,
В лесах таинственные звоны
Ключей подземных у корней,
В полях колосьев колебанье,
И взора легкое дыханье,
И песню дальних косарей…

Люблю весной седые стены
Старинных замков-теремов,
Вершин волны кружевность пены
И все измены-перемены
И форм, и звуков, и цветов…

Я все люблю. О всем тоскую.
За все Творца благодарю…
Люблю любовь свою больную,
Тебя люблю, мою Святую,
И даже боль свою люблю…

Givors, 5.V <19>22

Молитва («Благодарю Тебя, Творец…»)

Благодарю Тебя, Творец,
Умом, душою, сердцем, кровью
За то, что я опять певец,
За то, что осиян любовью…

За то, что после черных дней
И после бледной полуночи
Ты дал мне солнечных лучей,
Звездами осветил мне очи…

За то, что, вечный пилигрим,
Обрел оазис я в пустыне,
За то, что я люблю, любим,
И Ты привел меня к святыне…

Ты душу напоил зарей,
Наполнил сердце мне цветами…
Да буду я всегда с Тобой!
Да будешь вечно Ты над нами!

Теперь могу я пламенеть,
Теперь зарей гореть я буду,
Придя к любви — земному чуду —
Я Твой певец! Я буду петь!..

6. IX <19>22

Фея-весна («И жабы. И гады. И тина. И омут…»)