Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2012)

• Название: Новый Мир ( № 4 2012)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

[1] Б а с и н с к и й  П а в е л. Четвертая правда Леонида Бородина. — В кн.: Б о р о- д и н  Л. Третья правда. М., 2007, стр. 467.

[2] «Считаю себя русистом». Беседа с Владимиром Бондаренко. — «Завтра», № 4 (68), 4.12.2002.

[3] Здесь и далее: Б о р о д и н  Л е о н и д. Без выбора. М., 2003, стр. 172. Цитаты из других произведений Леонида Бородина также приведены по этому источнику.

[4] А л е к с е е в а  Л ю д м и л а. История инакомыслия в СССР. Новейший период. Вильнюс — М., «Весть», 1992. Цит. по: <http://www.memo.ru/history/diss/books/ALEXEEWA/index.htm> .

[5] Из постановления президиума Верховного суда Российской Федерации. г. Москва, 20 ноября 1996 года <http://vshson.narod.ru/ippvs.html> .

[6] «Выжить надо, коль Смуте конец». Интервью с Леонидом Бородиным. — «Родина», 2005, № 11.

[7] «Выжить надо, коль Смуте конец». Интервью с Леонидом Бородиным.

[8] Ср.: «С этого момента мы с моим другом смертники, потому что согласны действовать по программе и уставу, но не верим в победу, мы не можем представить ее себе, эту самую победу...», — Бородин в романе «Без выбора» о своем участии в ВСХСОНе.

[9] Бородин подчеркивает: «...она не была красавицей, имела довольно низкий рост — метр пятьдесят с чем-то. Когда шла речь об экранизации романа, я видел только одну актрису, подходящую на роль Марины, Джоди Фостер. Узкогубая, остроносенькая...» («Выжить надо, коль Смуте конец». Интервью с Леонидом Бородиным).

[10] С о л ж е н и ц ы н  А. И. Леонид Бородин — «Царица смуты». Из «Литературной коллекции». — «Новый мир», 2004, № 6.

[11] «Если не придет дерзкий». Диалог Юрия Беликова и Леонида Бородина. — «День и ночь», 2011, № 4.

[12] Ср.: «Нынче я при деле, пустяковом „по сравнению с мировой революцией”, но зато при деле верном», — говорит Бородин в романе «Без выбора» о нежелании переезжать в Москву после того, как нашел работу в Сибири.

[13] К у б л а н о в с к и й  Ю р и й. «Без выбора»: неволя, нищета, счастье. — «Новый мир», 2004, № 3.

[14] К о к ш е н е в а  К а п и т о л и н а. «Бородинское поле». «Трики, или Хроника злобы дней» — новый роман Леонида Бородина. Цит. по: <http://glfr.ru/biblioteka/kapitolina-koksheneva/borodinskoe-pole.html> .

Литературный задачник

Н и к о л а й   Б а й т о в. Думай, что говоришь. 41 рассказ. М., «КоЛибри»,  «Азбука-Аттикус», 2011, 320 стр. («Уроки русского»).

 

У этой книги есть какой-то оттенок запоздалого дебюта, недаром во всех рецензиях и даже в оценках неформального характера непременно употребляется слово «долгожданная». Честно говоря, я не вижу принципиальной разницы между книгой «Прошлое в умозрениях и документах», изданной Зверевским центром современного искусства в 1998 году тиражом 500 экземпляров, и сборником рассказов «Думай, что говоришь» с тиражом 3 тысячи экземпляров. Не говоря уже о том, что довольно значительный корпус произведений Николая Байтова выложен в Интернете, где с ними может познакомиться любой желающий того читатель. Так что в этом случае, разумеется, следует говорить не о дебюте, а о попытке выйти к чуть более широкому кругу читателей, причем сделанной не столько самим Байтовым, сколько его издателями. Байтов-прозаик давно известен всем знатокам русской литературы последней четверти ХХ — начала ХХI века, и если какой-нибудь критик выстраивает общую концепцию современной русской прозы, не учитывая произведений Байтова, то это знак исключительно непрофессионализма этого самого критика. Впрочем, если чего нам сейчас в критике и недостает, так это как раз такой общей концепции, пусть даже гипотетической, с которой можно было бы спорить и от которой можно было бы хоть как-то отталкиваться. Поэтому позволю себе не согласиться с Игорем Гулиным, который считает, что появление этой книги — это и «выход на поверхность» прозаика Николая Байтова, и серьезная заявка на изменение общей картины современной русской прозы. Ведь для того, чтобы что-то изменить, нужно это что-то иметь, а у нас, повторюсь, нет ни одной более или менее адекватной теоретической концепции. И это, конечно, свидетельствует о тотальном кризисе современного литературоведения. Впрочем, вернемся лучше к Байтову.

Игорь Гулин в рецензии на OpenSpace.ru (публикация от 15.08.2011) замечает, что рассказы из книги «Думай, что говоришь» трудны для восприятия, причем не по языку, а скорее по сюжету — читателю довольно сложно понять представленную в тексте последовательность событий, ведь «настоящим сюжетом в них часто является само сложноуследимое движение текста». Читатель не может применить эти рассказы к своему опыту; чтобы их понять, нужна совершенно другая оптика, да и анализ этих текстов весьма затруднителен: «…о байтовской прозе писать очень сложно. Ее практически невозможно пересказать, описать стиль и конструкцию, слишком свободную, стремящуюся к саморазрушению». К реальному жизненному опыту эти рассказы, конечно, применять бесполезно — это не нарративная проза, она ничего не объясняет и ничему не учит. Но зато можно вспомнить свой читательский опыт, и тогда какие-то параллели все-таки найдутся. Мне, к примеру, эта книга сразу же показалась чем-то вроде Борхеса, пропущенного через «Занимательную физику» Перельмана. И если смотреть с этой точки зрения, то наблюдения, сделанные Игорем Гулиным, окажутся как раз очень правильными и точными. Во-первых, он отмечает центральную роль понятия «тайна» в прозе Байтова: «В какой-то степени вся проза Байтова строится на подобном нарушении неприкосновенности таинственного: его научном расследовании, ироническом сомнении по его поводу. Однако результат этих операций не разоблачение, а некое новое торжество тайны, в том числе и тайны языка». Во-вторых, обращает внимание на ключевое значение принципа коммуникации: «В прозе Байтова происходит парадоксальная встреча вроде бы противоречащих друг другу подходов к миру. <…> Вроде бы не способные к взаимодействию, эти сознания удивительным образом сосуществуют в его прозе; они никогда не синтезируются, но и не вступают друг с другом в противоречия».

Если добавить эти наблюдения к собственным читательским впечатлениям, то сразу же выявятся три основные категории, необходимые для анализа прозы Николая Байтова, — это «конструкция», «тайна» и «коммуникация». Рассматривая эти рассказы, ни в коем случае нельзя упускать из виду, что они не сочинены спонтанно, а достаточно жестко сконструированы. У каждого — своя структура, изначально задуманная и последовательно воплощенная в тексте. Сперва автор, как мне кажется, отбирает некий логический, лингвистический, математический или еще какой-то казус, действительно напоминающий истории из «Занимательной физики», и лишь затем вокруг него выстраивается более плотная сюжетная ткань. Часть рассказов, и об этом прямо говорится в самой книге, основана на сновидениях (например, «Велосипед»), но и здесь опять-таки за основу берется некая логическая загадка. Эти рассказы на самом деле читателю ничего не рассказывают, но это не значит, что книга «Думай, что говоришь» закрыта с точки зрения коммуникации. Даже наоборот: ничего не рассказывая, эти произведения все время что-то сообщают. Читателю, по идее, следует отнестись к этой книге как к сборнику занимательных задач, именно тогда заложенное в нее сообщение будет правильно прочитано и расшифровано. И в то же время — прав Игорь Гулин — ни в коем случае нельзя отказываться от категории «тайна», ведь любая расшифровка будет всего лишь одной версией из множества возможных, да и любая задача подобного рода есть лишь частный случай проявления таинственного и неведомого.

Эти три категории естественным образом снова извлекают из литературной кладовки несколько уже запылившийся термин «постмодернизм». Однако, как это ни удивительно, этот термин до сих пор не был употреблен ни в одной из появившихся рецензий на эту книгу. Впрочем, вопрос влияния на Байтова идей постструктурализма затронул в своей статье Денис Ларионов: [1] «Его проза отмечена интересом к проблематике, представленной в работе Барта „S/Z”: как уже было сказано, проза Байтова являет собой классический (если это слово здесь уместно) пример описанного Бартом „текста-чтения”, она полисемантична, фрагментарна, представляет собой динамичный процесс означивания и, соответственно, имеет практически бесконечный герменевтический потенциал». Еще один рецензент — Елена Сафронова [2] обратила внимание на математическую организацию прозы Байтова и на то, что эти тексты все время стремятся стать больше литературы и захватить какие-то смежные области искусства: «Проза Николая Байтова — образец текста, „самого себя читающего”, самого себя и формирующего (отсюда и рассказы-„формулы”). Текст является здесь сюжетом, смыслом, идеей и выражением. Дело за малым: за читателем, подготовленным к восприятию такого „математического” текста».