Красная Шкапочка - Жнецы Страданий

• Название: Жнецы Страданий
• Автор: Красная Шкапочка
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Каждому в жизни дается выбор, но что делать тому, за кем выбор приходит сам — внезапно и без шанса на отказ? Что делать, когда дорога к мечте оказывается залита кровью, а ты сам себе порой кажешься куском мяса? И как быть, если мечта умирает, оставляя после себя только пустоту? Нельзя стать боевым магом и ни разу не убить. Нельзя быть некромантом, сохраняя чистоту помыслов. Нельзя выучиться на целителя, ни разу не разрезав живую плоть. В этом мире магия — это цинизм, грязь и кровь. Но любовь выдержит все. Даже то, что не в силах выдержать рассудок.

СамИздат, невыправленный черновик!

Дизайн обложки: Frost Valery.

---

За тревожными сумбурными мыслями девушка не заметила, как за окном начали сгущаться сумерки. В комнате заметно потемнело. Девушка зажгла лучину и села на лавку поджидать друзей. За окном повисло черное небо. Ночь… Лишь сейчас Айлиша попривыкла малость, что в Цитадели на ночь не обязательно закрывать ставни… Это тебе не в родной деревне, где и на дверях и на окнах засовы железные. Ночь страшна. Ночь разлучает. Ночь приносит отчаянье. Юная целительница закрыла глаза и тихо-тихо, словно боясь нарушить величественное молчание древней крепости, запела песню, которую часто пела с другими девушками, когда садились чесать кудель или прясть:

Лес шумит вековой за околицей села.
Ой, прядись моя нить поровней, поровней.
Я тебя, милый друг, всё из леса ждала.
А мое веретено только кружится быстрей.
Вот и вечер уже, солнце скрылось за горой.
Ой, прядись моя нить поровней, поровней.
Лишь тревога на сердце, потеряла я покой.
А мое веретено только кружится быстрей.
Ночь пришла на порог. Да от друга нет вестей.
Ой, прядись моя нить поровней, поровней.
Ночь любимого взяла. Мне не быть уже твоей.
А мое веретено только кружится быстрей.
Жаль, что ночью за порог не ступить, не шагнуть.
Как мне жить без тебя? Оборвется моя нить.
Только ночь попросить о тебе хотя б шепнуть.
Да мое веретено сломано — не починить.

И грезилось девушке, будто мелькает в ее руках веретено, в печи потрескивают поленья, а батюшка с братьями при свете лучины сучат пеньковые веревки…

* * *

Тамир поднимался из подвалов Цитадели в верхние коридоры. Голова гудела, а от виска к виску летало глухое и гулкое: «Тук. Тук! ТУК!» Боль пульсировала, давила на глаза, отзывалась в затылке. И так было всякий раз. После каждого урока. Словно занятия колдовством тянули из парня жизненную силу, даря взамен лишь головокружение и тошноту.

Позади остался урок, принесший помимо нынешних страданий знания о том, как упокаивать вставшего на третий день младенца. А впереди еще ждала встреча с креффом Лесаны, предвещающая метание ножа в цель, и урок с наставницей Айлиши. Майрико грозилась сегодня спросить, в каком месяце волчьи ягоды пригодны для лекарских целей, а в каком на них заговор на смерть делают.

Интересно, а сама Айлиша знает, что лекари не только исцелять могут, но и жизни отнимать? Эта мысль, некстати пришедшая в больную голову, ужаснула юношу. Он просто не мог представить любимую, творящей черное колдовство.

Любимая… слово-то какое теплое! Родное! Произносишь его про себя и, кажется, будто руки материнские обнимают, а в плечах сразу такая сила угадывается, словно можешь небо с землей сравнять, лишь бы та, что заставляет сладко замирать сердце, оставалась рядом. Только, как побороть удушающую робость, как сказать самой красивой на свете девушке, что давно ее любишь? Едва увидел первый раз — застенчивую, робкую, с тенью от опущенных ресниц на щеках — так и потерял покой. И лишь она, ее улыбка, ее голос, заставляют сцеплять зубы, не давать воли постыдному страху перед Цитаделью, перед Ходящими, перед наставником, помогают терпеть и отыскивать в душе такие силы, о каких и не подозревал никогда недавний рохля, заласканный маменькин сынок.

Как Тамиру хотелось просто побыть с юной целительницей наедине! Не здесь, не среди этих нагромождений камня, а где-то, где тихо, спокойно и не надо опасаться появления кого-то из креффов или старших выучеников. Хоть на один оборот вырваться из стен, что держат их хуже, чем острог… Сколько раз он пытался найти по углам вытоптанного двора хоть малый цветок, хоть куриную слепоту, хоть сурепку, хоть чистотел, чтобы порадовать девушку. Впусте.

Но зимой, в разгар месяца студенника, когда выпал запоздалый снег, Тамир не утерпел, потащил девок во двор, за конюшни, где не могли их заметить наставники и старшие послушники. Ох и накидались они снежками! Пока кто-то «заботливый» не донес креффу, что подопечный его, вместо урока, в снегу катается с девками. Кто это был? Теперь-то уж, что гадать… Но чутье подсказывало — Фебр.

Досталось тогда Тамиру — надолго запомнит. Донатос сам его плетью стегал. Да с такой яростью, что перед глазами мутилось, а потом отвязал и приказал босиком, в одних портах, пять раз обежать снаружи всю Цитадель. Когда ученик вернулся, истерзанная спина уже схватилась коркой кровяного льда, а в груди свистело и хлюпало. Однако едва наказанный вошел в ворота, крефф ожидавший его появления, поинтересовался — усвоил ли дурень урок.

Парень на ногах-то уже держался из одного упрямства. И из того же упрямства, едва справляясь с дыханием, ответил, что не разумеет, чем забава зимняя так зловредна, что наставник запороть его готов.

Зло сплюнув себе под ноги, крефф отвесил выученику обидную оплеуху и ответил:

— У мага не должно быть слабостей. Слабости смертельны. Потому не будет у тебя в жизни ни праздников, ни гулянок, а только долг перед людьми, который надо исполнить, потому что больше исполнять его некому. Между мертвыми и живыми стоим только мы. Так что будешь ты мертвяков отчитывать, пока другие баб на сеновалах тискают. А еще раз увижу, что вместо урока дурью маешься, при девках оголю и пороть буду уже по заднице. Поглядим, как тебе после этого с ними захочется время терять.

От этих слов у Тамира на душе стало так погано, что захотелось сбежать из ученичества куда угодно, хоть в Гнездо к Ходящим. Не ждал он для себя такой жизни — без радости и веселья. Да и разве жизнь это каждый день упокаивать мертвых, ножи метать, мази нашептывать да обновлять обереги? Не верилось парню, что нет у колдунов ни дня радости. Да и кому захочется бобылем бесприютным топтать дороги? У каждого человека должен быть дом, где его ждут. По дурости он брякнул это и своему наставнику…

Донатос рассмеялся. Впервые — искренне. А когда успокоился, сказал, что не бывает женатых магов да мужних магичек. Не позволено им и домов иметь, потому как оседлый маг — лакомая приманка для нежити. Слишком ненавидят они тех, кто их истребляет, слишком любят убивать.

После этого крефф ушел, оставив ученика заходиться кашлем на морозе. И возможно, уже ночью наставник бы упокаивал своего подопечного, не встреть его Нурлиса. Старая шла, переваливаясь на кривых ногах, через двор, тащила с собой порожнее ведро и на чем свет костерила лютую стужу. Завидев шатающегося под ветром полуголого парня, бабка напустилась на него, тряся сухим кулаком:

— Совсем вы все тут очумели, оглоеды клятые! В одних портках по морозу бегать? Ах вы, захребетники неблагодарные! Как щи хлебать, да мясо трескать — вы тут, как тут, а как уму-разуму набираться, так нет вас! Уже и голыми по снегу кататься готовы, лишь бы хворать, а не учиться! У-у-у! А ну пошел! Я тебя быстро к Майрико сведу, завтра уже будешь опять за свитками своими горбиться. Ишь, чего удумал!

И подстёгивая парня пустым ведром, сварливая старуха погнала его в Башню целителей. Тамир брел, отстраненно слушая брюзжание бабки, но в душе был несказанно ей благодарен — Донатос, конечно, не запрещал ему идти к целителям, вот только… и разрешения ведь не давал. А теперь, даже если и взъестся, всегда можно сказать, что к лекарям его отправила Нурлиса.

Со сварливой каргой не связывались даже креффы. Она жила при Цитадели так давно, что стала уже неотъемлемой ее частью, как брехливый деревенский пес, про которого никто не знает сколько ему лет и откуда он взялся. Бабка жила в казематах крепости, где делала разную грязную работу, да иногда, как сегодня, выбиралась на божий свет, чтобы по пути откостерить кого-нибудь из первых встречных. И кем этот встречный окажется, ей было глубоко плевать. Говорили, будто один раз даже Нэду перепало. И ничего, смиренно выслушал и дальше пошел. Ибо каждый знал — встретить Нурлису для ушей не к добру, такого про себя наслушаешься…

А вот, гляди ж ты, ныне появилась как нельзя к сроку. Позже Тамир пытался вспомнить, как брел к башне целителей, но не смог. Все перепуталось, смешалось, стало каким-то смазанным, смутным. На входе он, видимо, упал и подняться уже не смог, потому что ноги не держали. Кто-то сильный тащил его вверх по лестнице, а сзади бубнила старуха, рассказывая этому «кому-то» какой он «дурень малахольный, еле ноги переставляет и что же они тут все над ней выдумали издеваться и заставляют ходить туда-сюда, как молодую, лоси сохатые!»

Едва не до рассвета выхаживал ученика Донатоса молодой одноглазый крефф. Тамир не знал его имени, но из слов бабки понял — зовут целителя Ихтор. Правда Нурлиса не преминула упомянуть, что он «беззаконнорожденный кровосос, произведенный на свет упырихой, коновал и бестолочь». Но именно Ихтор, беззлобно посмеивающийся над брюзжанием бабки, за ночь выходил полуживого парня, не отдал в лапы смерти, которая уже стояла у изголовья.