Ефим Гольбрайх - Былой войны разрозненные строки

• Название: Былой войны разрозненные строки
• Автор: Ефим Гольбрайх
• Издательство: Издательское содружество А. Богатых и Э. Ракитской
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-98575-166-X

Автор настоящих записей, — свидетельствовал Василь Быков, — безыскусно, но очень правдиво, со скрупулезной точностью участника и очевидца повествует о пережитом, тем самым внося свой благородный вклад во всенародную копилку памяти о тех героических днях, примет которых все меньше остается в нашем сегодня… Ефим Гольбрайх прошел всю Великую Отечественную войну. Был рядовым солдатом пехоты, комсоргом батальона и полка, командиром стрелковой роты, заместителем командира штрафной роты. Участвовал в обороне Москвы, Сталинграда, освобождении Севастополя, Украины, Прибалтики. Был ранен, награжден четырьмя орденами и многими медалями. После войны много лет работал в искусстве. В бывшем СССР и в Израиле вышли его книги «Солдатские судьбы», «Записки театрального администратора»; «Последние участники» и другие.

---

За участие в этой операции крейсеру было присвоено гвардейское звание.

Как только освободили Севастополь крейсер вернулся и снова стал на бочку в Южной бухте. Сейчас «Красный Крым» в учебном отряде, а его место в боевом строю занял новый современный корабль с тем же названием.

Во время Ялтинской конференции в феврале 1946 года группа моряков с «Красного Крыма» была приглашена на американский корабль. Дали концерт. Американцы спросили есть ли на корабле евреи. — «Есть. Вот один». — Среди американских моряков было несколько евреев, они подошли, заговорили с Ханоном на идиш. Уговаривали уехать в Америку. На корабле был магазин, сказали: «Бери, что хочешь, мы все оплатим». Перед этим предупредили: у них ничего не брать. Напихали мешочек шоколада.

Дали концерт и на английском корабле. Но там порядок был жестче. Когда один из матросов подошел к Ханону, офицер ему просто дал по морде. Был и банкет, но нижних чинов не пустили. То ли дело американцы — демократия!

Победу встретил в Севастополе. Как старослужащий получил отпуск и поехал в Москву, в которой никогда не был.

7-го ноября гулял по Красной Площади.

Райхельсон Ханой Абрамович, 1917 года рождения, награжден орденом Отечественной Войны 2 ст., медалью «За отвагу», памятными и юбилейными медалями. Репатриировался в Израиль в августе 1999 года.

А еще был случай…

Дед Бориса со стороны матери был очень уважаемым человеком — он был единственным в Любавичах переписчиком торы, сам выделывал из бараньих шкур пергамент, сам приготавливал чернила. На переписку одной Торы уходил год. Никакие ошибки и исправления не допускались, в этом случае нужно было начинать все сначала. Испорченный экземпляр не выбрасывался — Божье Слово — а хранился в специальном месте.

Отец был мастером головных уборов, но спрос на шапки в небольшом еврейском местечке был невелик и семья перебралась из Любавичей в Астрахань, где отец шил головные уборы для военных. Несмотря на то, что в годы НЭПа однажды пришли и описали все, что было в доме, оставив голые стены, он вступил в партию и стал правоверным коммунистом. Когда по настоянию родственников сыну делали обрезание — он ушел из дома.

Борис родился недоношенным, рос слабым ребенком, часто болел и пошел в школу только в десять лет. После семилетки поступил в Астраханский автодорожный техникум, но на последнем курсе автоотделение перевели доучиваться в Ленинград. Родители помогать не могли, было голодно и Борис с товарищами ходил на Московский вокзал разгружать вагоны — расчет был сразу.

По окончании техникума дали трехмесячный отпуск, присвоили звание младшего техника-лейтенанта запаса и направили в распоряжение Главного Управления дорожного строительства НКВД. Борис оказался в Читинской области, на пограничной станции Васильевка на строительстве военной дороги. Дорогу строили заключенные, гражданских, вольнонаемных было всего двое — начальник колонны и он. Стояли в тайге, болели малярией. На дорогу возили стройматериалы, обратно вывозили раненых из района озера Хасан и рекиХалхин-Гол, где были бои с японскими милитаристами — шли тревожные предвоенные тридцать восьмой — тридцать девятый годы. Начальником колонны был славный человек Василий Григорьевич Свищенко, выдаваемый от малярии спирт пили на пару. Отношения были хорошие и он отпустил Бориса, а то бы тот трубил на Дальнем Востоке и дальше.

Отпуск был четыре месяца, приехал в Астрахань, а вскоре и война началась. На третий день войны Бориса призвали и направили в Сталинград, оттуда в Москву, где в помещении 46-й школы формировалась 20-я автобригада. Борис был назначен сначала командиром взвода, а затем помощником командира роты по технической части 794-го автотранспортного батальона. Батальон получил разнарядку мобилизовать бортовой автотранспорт на предприятиях и в учреждениях Москвы. Под шумок прибрали и несколько легковушек. Никто и не пикнул: немец стоял у стен столицы. Первым заданием батальону было вывезти из города детские сады в деревни по Горьковской дороге. Но основным его делом был подвоз боеприпасов и продовольствия на передовую. Обратно вывозили раненых в Москву и населенные пункты по той же Горьковской дороге.

Погнали немца. Вместе с фронтом передвигался и автобат. Нередко приходилось разгружать боеприпасы в поле. Машина задним колесом задела мину — похоже нашу. Взрывом полуторку разорвало пополам. Кабину, в которой находились водитель и Борис, отбросило метров на восемь-десять. Но они остались целы! Борис был слегка контужен и плохо слышал.

В другой раз закипел радиатор. Запас воды был и пожилой водитель-москвич вышел долить воду. На дороге они были одни, но это еще было время, когда немецкие летчики гонялись и за одним солдатом. Откуда ни возьмись вынырнул истребитель и на бреющем полете пулеметной очередью наповал скосил шофера… Борис посчитал неудобным везтис воего погибшего товарища в кузове машины, а самому ехать в кабине — усадил в кабину рядом с собой убитого, привязал пояс за спинку сиденья и так вернулся в батальон…

Обычно в голове колонны ехал командир взвода или отделения, а в последней машине Борис, чтобы в случае чего оказать техническую помощь или перегрузить боеприпасы с поврежденной или вышедшей из строя машины на другую, исправную. Основной парк батальона состоял из полуторок ГАЗ-АА и трехтонок ЗИС-5. Студебеккеры батальон получил уже во второй половине войны.

Среди водителей в части был молодой, лет двадцати пяти парень, похоже из московских жуликов, по фамилии Сарычев. «Профессионально» сметливый и живой он как-то раз пригнал машину живых кур, в другой раз угнал у зазевавшихся хозяев автомобиль с продуктами. Машину тут же перекрасили, поменяли номер и ни у кого не екнуло сердце, что кто-то, может быть дети, остался голодным…

Но и на боевые дела Сарычев тоже был горазд. Дороги развезло, их гатили бревнами, у водителей это называлось «поперечный асфальт». На этом «асфальте» рессоры полуторок сразу лопались. Шофера замучились. Рядом проходила железная дорога. Непоседливый Сарычев разведал, что у немцев на этой дороге стоит мотовоз, взял с собой пару своих дружков, ночью пробрался в расположение противника. И угнал! Утром немцы хватились, слышно было, как кричали, стали стрелять. Куда там! На этом мотовозе и возили боеприпасы. А комбат отметил находчивость Сарычева в приказе и объявил ему благодарность.

Однажды случилась и совсем невероятная вещь. На Калининском фронте во время бомбежки колонны одна из бомб — крупная, пятисоткилограммовая «тетка» не разорвалась. Когда все успокоилось, солдаты подошли полюбопытствовать — вначале боялись, потом осмелели, вывернули взрыватель. Посыпалась махорка! У ребят глаза на лоб полезли! Стали ковырять дальше: никакой взрывчатки! Вся бомба была набита куревом! Факт абсолютно неправдоподобный, но Борис сам был свидетелем. Непостижимо. Как это возможно? Бомба изготавливается на заводе, это целый ряд операций, в них занято много людей, невозможно что-то сделать в тайне. Никогда и нигде не было слышно ни о чем подобном. Но вот — было. Впрочем, скорей всего это была не махорка — немцы и не знали что это такое, а эрзац-табак, который выдавался подневольным рабочим. Именно они это и сделали, отрывая от своей пайки, больше некому. Спасибо им.

Слух о бомбе, а вернее о дефицитном куреве, быстро распространился, стали приходить из других частей: «Как там насчет закурить?» Командир полка рассказал начальству, приходили смотреть большие командиры. С этой махоркой прогремели на весь фронт.

Невероятных случаев на войне много бывает, но о таком не помнит никто.

Войну Борис закончил в Чехословакии, в селе Иванка. Ночью началась стрельба — решили, что война продолжается. А это была Победа!

Началась война с Японией. Бригада погрузилась в эшелон и через всю страну, зацепив и часть Европы, поехали на Дальний Восток, так знакомый Борису. До Читы ехали месяц, там недолго задержались и на фронт. Шли проливные дожди, дороги развезло. ЗИСы не проходили, тонули в грязи. Боеприпасы и другие грузы перевозили на полуторках, надев на колеса цепи. Рядом с водителем в тесной кабине ехали еще один-два человека. Если полуторка застревала — вдвоем-втроем можно было ее вытащить, а ЗИС вручную не вытащишь, нужен буксир.

В эти дожди Борис сильно простудился, стало болеть сердце, с тяжелым бронхитом его положили в медсанчасть в Чите.

По окончании войны, в сорок шестом году, Борис получилдесятидневный отпуск и приехал в Астрахань. Родители познакомили его с девушкой, которая заканчивала мединститут, с первого взгляда они понравились друг другу и решили пожениться. Надо было торопиться, короткий отпуск подходил к концу! 25 января Аня сдала последний госэкзамен, 2 февраля зарегистрировались. Тогда не нужно было подавать заявление и ждать три месяца. Аня взяла направление в Читу, по месту службы мужа и уже собралась ехать, как пришла телеграмма: «Воздержись, я демобилизуюсь». Вернулся в Астрахань, стал работать завгаром Астраханского аэропорта. Каждый день после работы выпивали — работа такая… Жена заставила перейти в училище механизации, а потом в школу, где Борис преподавал труд — в те годы был такой небесполезный предмет.