Теодор Моммзен - Моммзен Т. История Рима.

• Название: Моммзен Т. История Рима.
• Автор: Теодор Моммзен
• Жанр: История

Теодор Моммзен. История Рима. — СПб.; «НАУКА», «ЮВЕНТА», 1997.

Воспроизведение перевода «Римской истории» (1939—1949 гг.) под научной редакцией С. И. Ковалева и Н. А. Машкина.

Ответственный редактор А. Б. Егоров. Редактор издательства Н. А. Никитина.

---

Что касается легендарного времени, то для истории происхождения города Рима, которая везде излагается очень подробно, главное затруднение заключалось в том, что, как уже было ранее замечено, на этот счет было в ходу два совершенно противоположных воззрения: национальное, которое по всей вероятности уже было письменно занесено в городскую книгу в своих главных чертах, и греческое воззрение Тимея, которое не могло оставаться неизвестным этим составителям римских хроник. Первое из них связывало происхождение Рима с Альбой, а второе с Троей, поэтому первое приписывало основание Рима сыну альбанского царя Ромулу, а второе — троянскому принцу Энею. Соединение этих двух сказаний в одно целое произошло в описываемую нами эпоху и, по всей вероятности, было делом или Невия, или Пиктора. Сын альбанского царя Ромул остается основателем Рима, но он вместе с тем называется сыном Энеевой дочери; Эней не основывает Рима, а переносит римских пенатов в Италию и строит для их местопребывания Лавиний, между тем как его сын Асканий основывает метрополию Рима и древнюю метрополию Лациума — Альбу Лонгу. Все это было придумано очень плохо и очень неискусно. Римлянин должен был возмущаться при мысли, что древние римские пенаты хранились не в храме на римской торговой площади, как все до тех пор думали, а в храме, который находился в Лавинии; греческий вымысел был еще менее удачен, так как согласно ему боги даровали только внуку то, что предоставляли в удел деду. Тем не менее, эта редакция рассказа достигла своей цели: она прямо не отвергала национального происхождения Рима, но в то же время не оставляла без удовлетворения эллинские тенденции и как бы легализировала бывшее в то время в моде кокетничанье происхождением от Энея; оттого-то она и сделалась стереотипной и вскоре после того официальной историей происхождения могущественной общины. Впрочем, помимо басни о происхождении Рима греческие историографы мало заботились о римской общине или вовсе о ней не заботились, поэтому следует полагать, что дальнейшее изложение отечественной истории брало свое начало преимущественно из туземных источников; но по дошедшим до нас скудным сведениям нет возможности решить, какими преданиями кроме внесенных в городскую книгу могли пользоваться древнейшие летописцы и что прибавляли эти летописцы сами от себя. Заимствованные у Геродота анекдоты282, конечно, еще не были знакомы этим древнейшим летописцам, а непосредственное заимствование греческих материалов в этом разделе не может быть доказано. Тем более достойна внимания очень ясно проглядывающая повсюду, и даже у недруга греков Катона, тенденция не только связать Рим с Элладой, но и доказать, что италики и греки первоначально составляли один народ, — сюда относятся рассказы о переселившихся в Италию коренных греках, или пеласгах.

Хотя нить общепринятого рассказа была очень слаба и ненадежна, все-таки она не прерывалась через весь период царей вплоть до установления республики; но в этом пункте источник легенд оказывался совершенно иссякнувшим, и было не только трудно, но даже совершенно невозможно составить сколько-нибудь связный и удобочитаемый рассказ по записям должностных лиц и по дополнявшим их скудным заметкам. Это было всего более чувствительно для поэтов. Кажется, именно по этой причине Невий перешел от эпохи царей прямо к войне из-за обладания Сицилией, а Энний, описывавший в третьей из своих восемнадцати книг еще эпоху царей, а в шестой — уже войну с Пирром, был в состоянии описать первые два столетия республики в лучшем случае в самых общих чертах. Нам известно, как преодолевались эти затруднения теми летописцами, которые писали по-гречески. Но Катон избрал своеобразный путь. Он также не чувствовал, как сам сознается, никакой охоты «рассказывать то, что написано на доске в доме первосвященника — как часто имело место вздорожание пшеницы и когда происходили лунные и солнечные затмения», поэтому он и наполнил вторую и третью книги своего сочинения рассказами о возникновении остальных италийских общин и о вступлении этих общин в союз с Римом. Таким образом он сбросил с себя оковы хроники, рассказывавшей события год за годом и предварительно выставлявшей имя кодового правителя общины; этим и объясняется то мнение, что в историческом сочинении Катона события описывались «по отделам». Столь необычайное в римском сочинении внимание к остальным италийским общинам было отчасти результатом того, что принадлежавший к оппозиции автор опирался в своей борьбе со столичными нравами главным образом на италийские провинции; частью же оно служило как бы вознаграждением за недостаточность исторических сведений о промежутке времени между изгнанием царя Тарквиния и войной с Пирром, так как на свой манер описывало главный результат этой войны — объединение Италии под римским владычеством.

Напротив того, современная история излагалась связно и подробно: Невий описал первую, а Фабий вторую войну с Карфагеном по добытым ими самими сведениям; Энний посвятил промежутку времени от Пирра до войны в Истрии не меньше тринадцати из восемнадцати книг своей хроники; Катон описал в четвертой и пятой книгах своего исторического сочинения войны, начиная с первой пунической и до той, которая велась с Персеем, а в двух последних книгах, по всей вероятности составленных по иному плану и более подробно, рассказал события, происходившие в течение последних двадцати лет его жизни. Для описания войны с Пирром Энний мог пользоваться сочинениями Тимея или другими греческими источниками, но в общем итоге его рассказы основаны частью на его личных наблюдениях или на сообщениях очевидцев, частью на тех и на других.

Одновременно с исторической литературой и как бы в виде дополнения к ней появляется литература речей и писем; она ведет свое начало также от Катона, так как от предшествовавшей эпохи не осталось ничего кроме нескольких надгробных речей, найденных в семейных архивах, большей частью уже в позднюю эпоху; такова, например, надгробная речь, которую противник Ганнибала Квинт Фабий произнес, уже будучи старцем, над могилой своего сына, умершего в цвете лет. Напротив того, Катон записал в старости те из своих бесчисленных речей, произнесенных в течение его продолжительной и деятельной общественной карьеры, которые были важны в историческом отношении; таким образом он составил нечто вроде политических мемуаров, которые частью включил в свое историческое сочинение, частью, по-видимому, опубликовал в виде самостоятельных дополнений к этому сочинению. Им же был составлен и сборник писем. Неримской историей занимались постольку, поскольку знакомство с ней считалось необходимым для образованного римлянина; еще о престарелом Фабии рассказывали, что ему были хорошо знакомы не только римские, но также иностранные войны, а то, что Катон прилежно читал Фукидида и других греческих историков, определенно доказано. Однако кроме сборника анекдотов и изречений, составленного Катоном для себя по прочитанным им сочинениям, нет никаких следов литературной деятельности в этой области.

Само собой разумеется, что вся эта зарождавшаяся историческая литература простодушно обходилась без всякой критики: ни писателей, ни читателей не смущали никакие внутренние или внешние противоречия. Хотя царь Тарквиний Второй был уже совершеннолетним к моменту смерти своего отца и воцарился через тридцать девять лет после того, тем не менее он вступает на престол юношей. Пифагор, прибывший в Италию почти за целое поколение до изгнания царей, тем не менее считался римскими историками за друга мудрого Нумы. Государственные послы, отправленные в Сиракузы в 262 г. [492 г.] от основания Рима, ведут там переговоры с Дионисием Старшим, вступившим на престол через восемьдесят шесть лет после того (348) [406 г.]. Это наивное пренебрежение к исторической критике особенно заметно проявляется в отношении к римской хронологии. По римскому летосчислению, которое в своих основных чертах установилось, по всей вероятности, уже в предшествовавшую эпоху, Рим был основан за 240 лет до освящения Капитолийского храма и за 360 лет до сожжения Рима галлами, а это последнее событие, упоминаемое и в греческих исторических сочинениях, случилось по их утверждению в год афинского архонта Пиргиона, за 388 лет до н. э., и в 1-й год 98-й олимпиады, из чего следует заключить, что Рим был основан в 1-м году 8-й олимпиады. По считавшемуся в то время несомненно достоверному летосчислению Эратосфена, то был 436 год после падения Трои, тем не менее основатель Рима считался по общепринятому рассказу сыном Энеевой дочери. Катон как хороший финансист проверил этот счет времени и обратил внимание на заключавшееся в нем противоречие, однако и он, кажется, не указал никакого способа устранить это затруднение, так как впоследствии вставленный с этой целью список альбанских царей, конечно, был составлен не им. Таким же отсутствием критики отличалось до некоторой степени и описание исторических времен. Все без исключения исторические рассказы, без сомнения, были окрашены таким же сильным пристрастием, за какое Полибий со свойственной ему хладнокровной язвительностью порицает рассказ Фабия о начале второй войны с Карфагеном. Однако недоверие здесь было более уместно, чем порицание. Было бы некоторым образом смешно ожидать от римских современников Ганнибала беспристрастных суждений об их враге, но в намеренном искажении фактов, поскольку оно не зависит от наивного патриотизма, отцов римской истории нельзя заподозрить.