Игорь Смирнов - Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

• Название: Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
• Автор: Игорь Смирнов
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 1994
• ISBN: 5-86793-002-5

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.

Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).

И. П. Смирнов

---

473

Подробный обзор некоторых новейших исследований в этой области см.: Hans Günther, Verordneter oder gewachsener Kanon? Zu einigen neueren Arbeiten über die Kultur der Stalinzeit. — Wiener Slawistischer Almanach, 1986, Bd. 17, 305–327.

474

Hans Günther, Die Verstaatlichung der Literatur. Entstehung und Funktionsweise des sozialistisch-realistischen Kanons in der sowjetischen Literatur der 30er Jahre, Stuttgart 1984, 170–193.

475

Владимир Паперный, Культура «два», Ann Arbor, Michigan 1985, passim.

476

Boris Groys, Gesamtkunstwerk Stalin. Die gespaltene Kultur in der Sowjetunion, München, Wien 1988, passim.

477

Régine Robin, Le réalisme socialiste. Une esthétique impossible, Paris 1986, 272 ff.

478

Katerina Clark, The Soviet Novel. History as Ritual, Chicago, London 1981 (в дальнейшем ссылки на это издание — в тексте нашей работы).

479

Tzvetan Todorov, Dialogisme et schizophrenic. — In: Language and Literary Theory. In Honor of Ladislav Matejka, ed. by B. A. Stolz, I. R. Titunik, L. Doležel, Ann Arbor, Michigan 1984, 566 ff.

480

Впрочем, даже у Захера-Мазоха (роман «Venus im Pelz») сексуальный мазохизм осуждается, а не прославляется. До наступления мазохистской эры страдание от любви оценивалось в литературе по преимуществу именно как страдание, а не как наслаждение им, так что понимание этой вечной темы мирового искусства в качестве мазохистской является ошибочным — ср.: Wolfgang Kaempter, Masochismus in der Literatur. Zum Thema Liebe im Zeitalter ihrer technischen Reproduzierbarkeit. — In: Freiburger literaturpsychologische Gespräche, Bd.7. Masochismus in der Literatur, hrsg. von J. Cremerius, W. Mauser, C. Pietzcker, F. Wyatt, Würzburg 1988, 23–33. В других случаях наслаждение болью, хотя и рисуется авторами домазохистского времени, принимает у них, однако, вид смертельной опасности (таковы, например, приведенные выше стихи Блока).

481

G. Deleuze, Sacher-Masoch und der Masochismus (= Présentation de Sacher Masoch, 1967). — In: Leopold von Sacher-Masoch, Venus im Pelz, Frankfurt am Main 1980, 176 ff.

482

Юрий Олеша, Избранное, Москва 1974, 309.

483

Там же, 324.

484

Ср. перемещения домов в процессе перепланировки Москвы. В насыщенной интереснейшим материалом книге «Культур? „Два“» В. З. Паперный описывает сталинскую архитектуру, противопоставляя ее с помощью набора бинарных оппозиций строительным проектам исторического авангарда. Среди прочего, В. З. Паперный упоминает в этом описании контраст «движение»/«неподвижность», отождествляя авангардистское архитектурное мышление с первым из данных полюсов, а сталинистское — со вторым (47 и след.). Как — мы могли убедиться, дело, однако, обстояло не столь просто: в архитектуре 1930–50-х гг. дифференциация статического и динамического подверглась диалектическому снятию.

485

Петр Павленко, Счастье, Москва 1948, 70.

486

Федор Панферов, Волга-матушка река. Книга первая, Москва 1958, 241.

487

П. Павленко, цит. соч., 28–29.

488

Константин Симонов, Собр. соч. в 6-ти тт., т. 1, Москва 1966, 205.

489

Этим была вызвана чрезвычайная неразвитость CP-поэтики, что прямо противопоставляло мазохистскую литературу садоавангарду с его глубоким самопониманием. Жестко нормированная на уровне художественных текстов, культура сталинизма не создала нормирующей их поэтологии, отделавшись самыми общими суждениями о том, чем должна быть литература, — см. об этом подробно: Л. Ржевский, Зашифрованный термин (О существе социалистического реализма). — Новый журнал, 1981, № 145, 103 и след.

490

М. С. Бубеннов, Белая береза. Книга первая и вторая, Москва 1955, 621.

491

С. Бабаевский, Кавалер Золотой Звезды, Москва 1949, 122.

492

Мазохист, следовательно, рассчитывает на то, что исчезнувшее найдется (ср. мотив пропавшей без вести полярной экспедиции в «Двух капитанах» (1944) Каверина; истина о том, что произошло с ней, долгое время утаивается, но затем все же открывается). В модели мира, которую строит СР, особо значима категория ожидания (ср. прежде всего один из самых популярных лирических текстов сталинских лет — стихотворение Симонова «Жди меня», множество раз повторяющее императив «жди»). Параллель этому в мазохистском сексуальном ритуале — та его фаза, которую Т. Райк называет «suspence» (Theodor Reik, Aus Leiden Freuden…, 79 ff). Здесь, по-видимому, кроется одна из причин, по которой СР отводил привилегированное жанровое место многотомному роману, максимально растягивающему читательское ожидание. На уровне организации быта длящееся ожидание, без которого не может обойтись мазохист, нашло воплощение в стоянии в очередях, столь показательных для советского мира. Роман В. Г. Сорокина «Очередь» документирует эту особенность мазохистской социальности, возвращая нас к домазохистской, авангардистской «литературе факта» как к жанру, способному фиксировать лишь негативное.

493

Л. Леонов, Русский лес, Москва 1967, 698.

494

Павленко был, безусловно, одним из самых проницательных творцов сталинистской литературы. Весьма возможно, что он сознательно ориентировал «Счастье» на роман Захера-Мазоха «Venus im Pelz». Место действия в романе у Павленко — захваченная Красной армией Вена, где когда-то жил и преподавал Захер-Мазох. Северин, герой романа «Venus im Pelz», просит Ванду, в которую он влюблен, чтобы та наступала ему ногой на голову, — у Павленко Горева отрезает Воропаеву именно ногу (орудие сладкой пытки становится ее предметом). И Северин, и Воропаев — философы. Подобно тому как Ванда наряжается в меха, Горева носит «кожаное пальто» — ср. о культе кожи (leathersex) в нынешней садомазохистской сексуальной субкультуре: Gerhard Falk, Thomas S. Weinberg, Sadomasochitm and Popular Western Culture. — In: S and M…, 137–144.

495

В мазохистской сексуальности составлению планов соответствует (как это показал с иной, чем наша, точки зрения Ж. Делез (G. Deleuze, Sacher-Masoch…, 240 ff)) заключение контракта между мужчиной и женщиной, характеризующего их будущее поведение. Лишенный мазохистского сексуального содержания мотив любви по контракту находим в «Как закалялась сталь»: «Союз наш заключается до тех пор, пока ты не вырастешь в настоящего, нашего человека <…> До тех пор мы союза рвать не должны. А вырастешь — свободна от всяких обязательств. Кто знает, может так статься, что я физически стану совсем развалиной…» (Н. Островский, Как закалялась сталь, Москва 1954,311). Мазохистская сексуальная символика во многом предвосхитила социальную символику, циркулировавшую в культуре сталинизма. Укажем, в частности, на ходовые в СР мотивы «перековки», «переплавки», «закаливания стали», символизировавшие процесс изменения общественного или индивидуального сознания. Этот смысловой комплекс близок к проходящему через весь роман Захера-Мазоха «Venus im Pelz» («Венера в мехах» была, кстати сказать, переведена на русский язык) мотиву «молота-женщины» и «наковальни-мужчины» (ср.: «In einem solchen Verhältnisse aber kann nur eines Hammer, das Andere Amboß sein. Ich will Amboß sein» (L. von Sacher-Masoch, Venus im Pelz, 38)). Значительное no своему объему воздействие Захера-Мазоха на русскую литературу ждет своего исследователя; кроме Блока, испытавшего влияние романа «Die Gottesmutter» (см. выше), этим текстом Захера-Мазоха (в русском переводе названном «Пророчица») был, кажется, увлечен и Белый — см. подробно: И. Р. Деринг-Смирнова, Сектантство и литература («Серебряный голубь» Андрея Белого) (в печати).

496

О мотивах борьбы с грязью в нацистской культуре ср.: Klaus Theweleit, Männerphantasien, Bd. 1 (1977), Frankfurt am Main 1986, 492 ff.

497

Алексей Толстой, Собр. соч., т. 6, Москва 1959, 684.

498

Абрам Терц, Что такое социалистический реализм? (1959). — В: Фантастический мир Абрама Терца, New York, Inter-Language Literary Associates 1966, 421–422.

499

Th. Reik, Aus Leiden Freuden…, 382 ff. Ср. уже у В. Штекеля: «…Sadism is changed to masochism through all sorts of moral-religious influences of childhood» (Wilhelm Stekel, Sadism and Masochism. The Psychology of Hatred and Cruelty (1929), Vol. 1, London 1935,144); ср. также: W. Stekel, op. cit, Vol. 2, 433–434.

500

Этот эпизод обнаруживает разительную структурную близость к мазохистской сексуальности. Сталин поставляет Ленину сведения о важности Царицына для ликвидации голода — тот поручает Сталину возглавить «крестовый поход» за хлебом. Как и в сексуальной практике мазохистов, партнер-агенс (отправитель информации) передоверяет здесь принятие решения партнеру-пациенсу (получателю). В стихотворении Луговского «Письмо к республике от моего друга» (1929), напечатанном в сборнике под знаменательным для нас названием «Страдания моих друзей», такого рода передоверке решения получателю (им выступает власть в женском образе) придан легко замечаемый эротический оттенок: «Возьми меня в переделку <…> Я спал на твоей постели, укрыт снеговой корой, И есть на твоих равнинах моя молодая кровь <…> Такие, как я, опускались, а ты им могла помочь <…> Кто брошен тобой — умрет <…> Я сонным огнем тлею и еле качаю стих, За то, что я стал холодным, — ты тоже меня прости» (В. Луговской, цит. соч., 570–571). Стихотворение Луговского — акт «морального» мазохизма, еще содержащего в себе следы мазохистской сексуальности.