Игорь Смирнов - Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

• Название: Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
• Автор: Игорь Смирнов
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 1994
• ISBN: 5-86793-002-5

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.

Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).

И. П. Смирнов

---

110

Ср. разбор «Двойника» как эдипального повествования: Richard J. Rosenthal, Dostoevsky’s Experiment with Projective Mechanisms and the Theft of Identity in The Double. — In: Russian Literature and Psychoanalysis, 73–75. Об эдипальности «Слабого сердца» см.: Рената Лахманн, О «Слабом сердце» Достоевского: не кроется ли ключ к тексту в самом тексте? — В кн.: Русская новелла. Проблемы теории и истории, под ред. В. М. Марковича и В. Шмида, С.-Петербург 1993, 141 и след.

111

И. Р. Деринг-Смирнова, И. П. Смирнов, Очерки по исторической типологии культуры, Salzburg 1982, 32 ff.

112

К. Леонтьев, Собр. соч., т. 5. Восток, Россия и славянство, Москва 1912, 19. Между тем русская романтическая историософия в лице Чаадаева считала Россию культурно «пустой» (т. е. местом кастрации): «…мы составляем пробел в интеллектуальном порядке. Я не перестаю удивляться этой пустоте, этой удивительной оторванности < в оригинале: „cette solitude“. — И.С.> нашего социального бытия» (П. Я. Чаадаев, Полн. собр. соч. и избр. письма, т. 1, Москва 1991, 97, 330–331).

113

К. Леонтьев, цит. соч., 386.

114

Н. Я. Данилевский, Россия и Европа (начало печатания труда — 1869), изд. 5-е, С.-Петербург 1894, 556. Н. Я. Данилевский предпринял этот вывод вопреки им же самим выдвинутому постулату о том, что «всечеловеческое» (как он выражался) не может воплотиться в каком-то одном «культурно-историческом типе»: «…ни одна цивилизация не может гордиться тем, чтоб она представляла высшую точку развития…» (там же, 115); «Какая форма растительного царства осуществляет наиполнейшим во всех отношениях образом — идею или, пожалуй, задачу растения: пальма или кипарис? дуб, лавр или розан? Очевидно, что такой формы вовсе нет…» (там же, 121). Непоследовательность Н. Я. Данилевского глубоко эдипальна. Одна из фундаментальных антиномий эдипального ребенка состоит в том, что он утверждает себя в роли носителя антропологического начала, откуда Другой оказывается для эдипального реализма либо иным, чем человеческое во всем его объеме (Н. Я. Данилевский), либо иным эгоизмом (теории «разумного эгоизма» Чернышевского, «единственного» — во — всеобщности Макса Штирнера и т. п.).

115

Ф. М. Достоевский, Полн. собр. соч. в 30-ти тт, т. 26, Ленинград 1984, 147.

116

Там же, 111–112.

117

Там же, 122.

118

Michail Bakunin, Gott und der Staat und andere Schriften, hrsg. von Susanne Hillmann. Reinbek bei Hamburg 1969, 56 ff.

119

Знаменательно, что Прудон провозглашал собственность инструментом кастрирования: «La propriété fait l’homme eunuque…» (P.-J. Proudhon, Œuvres complètes, t. 4, Paris 1926, 227). Для эдипальной культуры, сменяющей кастрационную, собственник, как это ни парадоксально, оскоплен, ибо именно кастрационность владеет прошлым, историей. В своей контроверзе с кастрационной культурой романтизма европейский анархизм компрометировал сублимацию как таковую: для Макса Штирнера любое «высокое» понятие (родина, государство, семья и т. п.) — это «die „fixe Idee“» (Max Stirner, Der Einzige und sein Eigentum (1844–1845), Stuttgart 1972, 47 ff).

120

П. Кропоткин, Этика, Петербург, Москва 1922, passim.

121

Цит. по: Б. П. Козьмин, Из истории революционной мысли в России, Москва 1961, 249; ср. осмысление Прудоном анархического человека как монархиста наизнанку («О федеративном принципе»): «Chacun alors pourrait se dire autocrate de luimême, ce qui est l’extrême inverse de l’absolutisme monarchique» (P.-J. Proudhon, Œuvres complètes, t. 14, Paris 1959, 279).

122

«Общий смысл искусства» цит. по: В. С. Соловьев, Сочинения в 2-х тт, т. 2, Москва 1988, 395–396.

123

При этом Ницше выражал в «Рождении трагедии…» уверенность в том, что мудрость и познание природы невозможны помимо инцеста: «…wie könnte man die Natur zum Preisgeben ihrer Geheimnisse zwingen, wenn nicht dadurch, daß man ihr siegreich widerstrebt, d.h. durch das Unnatürliche? Diese Erkenntnis sehe ich in jener entsetzlichen Dreiheit der Ödipusschicksale ausgeprägt: derselbe, der das Rätsel der Natur — jener doppelgearteten Sphinx— löst, muß auch als Mörder des Vaters und Gatte der Mutter die heiligsten Naturordnungen zerbrechen» (Friedrich Nietzsche, Werke in zwei Bänden, Bd. 1, Darmstadt 1973, 48).

124

H. К. Михайловский, Соч., т. 4, С.-Петербург 1897, стлб. 235.

125

Не употребляя термина «эдипальность», И. Паперно, в сущности, сводит именно к ней жизнедеятельность Чернышевского: Irina Paperno, Chemyshevsky and the Age of Realism. A Study in the Semiotics of Behavior, Stanford, California 1988, passim.

126

Ср. об инцестоидности сексуальных контактов взрослых с детьми: С. Lévi-Strauss, Les structures élémentaires de la Parenté, 12.

127

Ср. сопоставление «Смерти Ивана Ильича» с «Царем Эдипом» в кн.: В. Н. Топоров, цит. соч., 257–258.

128

Только анализ, выявляющий смысл литературного текста в целом, позволяет сделать выводы о психическом облике автора. В книге А. Кашиной-Евреиновой «Подполье гения. (Сексуальные источники творчества Достоевского)» (Петроград 1923, passim), одной из первых русских работ по характерологии на материале литературы, утверждается — после рассмотрения отдельных мотивов в творчестве писателя, — что Достоевский по своему типу был садистом. При этом, однако, вовсе не учитывается, что садисты в романах Достоевского (Свидригайлов, Ставрогин и др.) — это либо гибнущие, либо безоговорочно осуждаемые фигуры.

129

С психоаналитической точки зрения чрезвычайно интересно, что мотив убийства старухи-процентщицы у Достоевского имеет источником откровенно эдипальный сюжетный ход в «Петербургских трущобах» Вс. Крестовского, который изображает попытку убийства сыном отца-ростовщика.

130

См. также: И. П. Смирнов, На пути к теории литературы, Amsterdam 1987, 35–36.

131

Относя драматическую трилогию А. К. Толстого к реализму, нужно признать, что его ранняя проза была откровенно романтической (см. об этом: С. Ф. Васильев, Проза А. К. Толстого: направление эволюции и контекст, Ижевск 1989, passim). Как и ряд других авторов реалистической эпохи, А. К. Толстой начал с подражания романтизму. Эдипальный психотип, прочерчивающий в онтогенезе аналогию между собой и родителями, может быть подобен в филогенезе, переворачивающем личностное становление, предшествовавшим ему романтикам.

132

Ср. психоаналитический подход к трилогии Сухово-Кобылина в: кн.: Walter Koschmal, Zur Poetik der Dramentrilogie A. V. Suchovo-Kobylins «Bilder der Vergangenheit» (= Slavische Literaturen. Texte und Abhandlungen, Bd. 5, hrsg. von W. Schmid), Frankfurt am Main e.a. 1993, 131 ff.

133

Двуликость нигилизма обычно не учитывается исследователями, которые стараются свести его лишь к какому-то одному принципу. Так, для Л. Ландгребе нет иного нигилизма, кроме того, который мы назвали деидеализирующим: «Wesentlich ist <…> die Überzeugung, daß der Mensch von sich selbst aus mächtig ist…» (Ludwig Landgrebe, Zur Überwindung des europäischen Nihilismus. — In: Der Nihilismus als Phänomen der Geistesgeschichte in der wissenschaftlichen Diskussion unseres Jahrhunderts, hrsg. von D. Arendt, Darmstadt 1974, 26). Однако не только инобытие уступает в нигилизме место бытию, но и наоборот. Заметим в оправдание нашей терминологии, что тот, кто выхолащивает смысл бытия, по большей части (хотя и не всегда) верит в реальность инобытия. Тем не менее нигилист этого типа (например, раннехристианский аскет) вовсе не полагает, что он, отрекаясь от бытия, уже находится в ином бытии. Главное для деонтологизирующих нигилистов — именно процесс де-онтологизации, а не онтологизации потустороннего.

134

О нигилизме гностиков пишет, например, X. Йонас: «The only thing the pneumatic is committed to is the realm of the transmutance, a transcendence of the most radical kind. This transcendence <…> does not stand in any positive relation to the sensible world. It is not the essence of that world, but its negation and cancellation» (Hans Jonas, The Gnostic Religion. The Message of the Alien God and the Beginnings of Christianity, Boston 1958, 271).

135

Вяч. Иванов, Идея неприятия мира. — В кн.: В. И,По звездам. Опыты философские, эстетические и критические, С.-Петербург 1909, 115. Ср. еще у Г. Чулкова: «Последовательный анархист должен отрицать не только всякое государство, но и самый мир, поскольку он хаотичен, множествен и смертен» (Г. Чулков, О мистическом анархизме (С.-Петербург, кн-во «Факелы», 1906), reprinted by The Scholar Press Limited, Menston e. a. 1971, 7).

136

Max Stirner, op. cit., 47.

137

Friedrich Nietzsche, Der Wille zur Macht. Versuch einer Umwertung aller Werte (начато в 1885 г.), Stuttgart 1964, 10.

138